Александр Дьяков - Жак Лакан. Фигура философа

• Название: Жак Лакан. Фигура философа
• Автор: Александр Дьяков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91129-055-9

Жак Лакан (1901-1981) – ключевая фигура французского психоанализа, создатель оригинальной версии фрейдизма. В его творчестве сплелись воедино достижения лингвистики XX века, философия и психиатрия. Книга представляет собой творческую биографию этого известнейшего представителя постструктурализма. Становление его основных концепций прослеживается в связи с фактами его биографии и историей психоаналитического движения во Франции. А контекстуализация лаканизма в пространстве философии последнего столетия предлагает взгляд на Лакана как на самобытного философа, продолжающего основные идейные линии западноевропейской мысли.

Книга предназначается философам, психологам, психоаналитикам, психиатрам и всем, кто интересуется современным состоянием философской мысли.

---

17 марта Лакан женился на Сильвии. Брак был заключен в Экс-ан-Провансе, присутствовали только А. Массон и Роза. На следующий день Лакан сел писать свою «Римскую речь».

2 июня состоялось административное собрание. Сенак упрекал Лакана в злоупотреблении своим положением президента Парижского психоаналитического общества и в пособничестве бунтовщикам. Нашт подчеркнул, что третью часть студентов Института составляют анализанты Лакана и что из-за допущенных мэтром несанкционированных изменений техники анализа комиссия отказывается утвердить их анализ. Лакан отвечал, что в настоящее время он строго придерживается сроков проведения сеанса, а относительно ритма их проведения никаких строгих правил не существует. Лагаш поднялся со своего места и заметил, что продолжительность сеансов Лакана не имеет отношения к повестке собрания. Разозленный Нашт ответил ему, что между «махинациями» Лакана и бунтарской деятельностью Ж. Рудинеско существует прямая связь, ведь на собрании 31 мая Рудинеско позволила себе оспаривать полномочия комиссии по образованию принимать решения по поводу регламентации учебного анализа. Это значит, заявил Нашт, что она в сговоре с Лаканом. В действительности никакого сговора между Лаканом и Рудинеско не было, и либеральная часть преподавателей не подбивала студентов на мятеж; наоборот, студенты обратились к ним за поддержкой. Совершенно естественно, что люди со схожими взглядами и практическими целями объединились. Однако стратегия Нашта, несмотря на всю ее нечистоплотность, была очень эффективной: он призывал комиссию не признавать проведенного Лаканом учебного анализа, чтобы нанести удар одновременно и по нему, и по его ученикам. Кроме того, это позволяло подменить вопрос о собственной власти вопросом о правомерности действий Лакана. Однако, несмотря на все усилия Нашта заставить учеников Лакана отвернуться от своего наставника, студенты хранили верность, и, как говорил сам Лакан, все его аналитические циклы продолжались как ни в чем не бывало.

Лакан не хотел раскола. Он вел себя нерешительно, хотя, как он сам написал Левенштейну, жена Нашта, потрясенная происходящим, постоянно информировала обо всех замыслах своего супруга жену Лакана, так что опальный аналитик имел время подготовиться к контратаке. Однако контратаки не было. Он оправдывался и извинялся, говорил, что отдавал психоанализу все свои силы и что единственное его желание заключается в том, чтобы Институт продолжал работать. Он добавил, что студенты совершенно не нуждались ни в чьих призывах и выступили спонтанно. Однако он никого не убедил: сторонники Нашта были уверены в том, что он раскольник. Ф. Паш заявил даже, что, если Лакан и не повинен в возникшем конфликте, он несет ответственность за него в силу самого своего существования. 16 июня правление объявило Лакану вотум недоверия, а О. Коде, поддержанная принцессой Бонапарт, потребовала от Лакана сложить свои полномочия президента Парижского психоаналитического общества. Этому постановлению пытались противиться лишь трое – Лагаш, Фаве-Бутонье и Дольто, – но их не слушали. Лакан принял отставку и отказался от своего поста в Институте психоанализа. Фактически он был уволен. Президентом был избран Паршемини, который умер два месяца спустя.

Либеральная группа потерпела сокрушительное поражение, и Лагаш решился на основание новой организации – свободного института университетского типа. Лакан колебался: подвергаясь атакам со стороны группы Нашта, он не был готов порвать с тем сообществом, которое в глазах большинства было эмблемой институционального психоанализа. По-видимому, в это время он все еще предпочитал надежный медикализм лагашевскому психологизму. Лагаш знал об этом и не хотел приглашать Лакана к участию в новом институте: популярность Лакана, несмотря ни на что, была такой, что новую организацию неизбежно сочли бы его детищем. Однако выбора у Лакана не было, и он тоже подумывал о новом сообществе. Однажды утром он зашел к Ж. Рудинеско, завтракавшей со своим женихом П. Обри. Он отказался сесть за стол и расхаживал по столовой взад и вперед. Раздраженный Обри спросил, почему он не хочет основать собственное общество – Французское общество психоанализа, охватывающее не только Париж, но всю страну. Лакан остановился и произнес: «Какая хорошая мысль!». Лагаш избрал для своего института то же самое название.

Накануне исторического собрания 16 июня Лагаш предупредил Лакана о своих намерениях. Лакан все еще рассчитывал, что ему удастся оправдаться. После его низложения Лагаш выступил с официальным заявлением о невозможности сотрудничать с авторитарной группой, деятельность которой несовместима с уважением к другим людям и с какой бы то ни было научной работой. В заключение было сказано, что Лагаш, Фаве-Бутонье и Дольто выходят из Парижского психоаналитического общества. Лакан присоединился к этой троице и также заявил о своем выходе из Общества. Все четверо отправились к Дольто, чтобы отпраздновать свой разрыв с парижскими аналитиками, подчинившимися диктатуре Нашта.

По-видимому, эти схизматики тогда еще не понимали, что, порвав с Парижским психоаналитическим обществом, они вышли и из Международной психоаналитической ассоциации. Когда М. Бонапарт, тогда еще примыкавшая к либеральной группе, звонила Анне Фрейд, имело место недопонимание: наследница Фрейда полагала, что речь идет о разделении школ, обычном для США. Когда какая-либо американская группа заявляет о своем разрыве со старой школой, она не выходит из Американской психоаналитической ассоциации и, обретая самостоятельность, не лишается членства в Международной ассоциации. Однако во Франции ситуация была иной: единой Французской ассоциации не существовало, и Французское психоаналитическое общество представляло всю страну. Поэтому, отделившись от него, Лагаш и Лакан автоматически лишались членства в Международной ассоциации. 6 июля Лакан получил от секретаря центрального исполнительного комитета МПА уведомление об исключении его из ассоциации.

М. Бонапарт поняла, что допустила ошибку, из-за которой пострадали не только ненавидимый ею Лакан, но и Лагаш и другие люди. Забыв о том, что Лакан лишь последовал за Лагашем, она обвинила его в инициации раскола. Левенштейну она написала, что Лагаш последовал за «этим сумасшедшим». Принцесса написала и Х. Гартману, только что избранному президентом Международной психоаналитической ассоциации, потребовав от него разделаться с Лаканом.

18 июня 1953 г. Лагаш обнародовал первый манифест Французского психоаналитического общества, назвав в нем авторитарную группу Нашта людьми без чести и принципов. Лагаш отметил, что новая организация борется за свободу науки и гуманизм.

14 июля Лакан писал Левенштейну:

Дорогой Лев!

Если я не писал вам раньше о событиях – экстравагантных (в буквальном смысле), – которые только что раскололи нашу группу, то лишь по причинам солидарности, которую я испытывал в силу принадлежности к ней. Эта связь, как вы знаете, теперь разорвана. Я дал пройти нескольким дням, с тем чтобы позволить проявиться результатам того напряжения, которое принес нам этот разрыв, каковые состоят в том, что я был включен в рабочее сообщество, которому сопутствуют наилучшие предзнаменования: не обнаруживаем ли мы, я бы сказал, неожиданно, все плоды наших усилий последних лет, смысл нашей работы, принципы нашего образования – короче, все то, что мы предвосхищали в течение долгих месяцев и что было наиболее опасно для тех, кого мы сами привели к психоаналитическому учению?

Достаточно сообщить вам, что в минувшую среду в амфитеатре клиники, который вам, дорогойй Лев, знаком, я торжественно инаугурировал научную жизнь нового Французского психоаналитического общества докладом о «Символическом, Воображаемом и Реальном» в присутствии 63 лиц, 45 из которых высказались за наше образование и наши труды.

Лагаш, стойко державшийся с самого начала нашего кризиса, председательствовал на этом заседании. Если вам будут говорить, что мы представляем собой клан психологов, не верьте: мы представим вам списки, из которых явствует, что среди наших учеников врачей, и весьма квалифицированных, больше, чем в прежнем Обществе. Мы не можем приписывать все заслуги исключительно себе. Чтобы быть справедливым, нужно признать тот вклад, который внесло бессмысленное поведение той команды, которая в основании Института увидела случай воспользоваться всеми выгодами той поистине огромной власти, которую прежнее Общество приобрело над студентами. Эта власть, основанная на доверчивости людей, которые полагали, что навязываемые им обязательства и правила оправдываются опытом их собственного анализа и его одобрением, вдруг предстала перед ними как крайне автократичная и совершенно отвратительная фигура: вместо сообщества почтенных наставников, среди которых каждый выбирал мэтра и покровителя, они увидели возвышение единственной фигуры нашего бывшего товарища Нашта, который, как вы знаете, никогда не отличался хорошими манерами и который перед лицом непредвиденных затруднений показал отсутствие всякого такта и чувства меры, крайнюю грубость, презрение к людям, о чем я не стал бы здесь упоминать, если бы не знал, что это станет притчей во языцех для студентов на долгие годы. Его приспешники – два новичка без дидактического опыта: Лебовичи, нервозность и повседневная грубость которого производили во время его работы в госпитале (я полагаю, вы достаточно знаете о тех отношениях, которые могут порой сложиться между учителем и учеником, так что мне нет надобности об этом распространяться) крайне неблагоприятное впечатление на студентов, которые прозвали его «злобным кроликом». Второй – Бенасси – юноша не без культуры, неожиданно и ко всеобщему смущению оказался человеком с полицейским складом ума, крайне надоедливым, он занимался «приглашениями» на курс, куда приходили седовласые люди, слышавшие крайне нелепые признания: «Должен признать, что, создавая этот Институт, мы про вас забыли», а потом еще: «Теперь уже слишком поздно, придется о вас забыть». И наконец, венец всего – главным посредником выступает молодой человек, выбранный Наштом за его общеизвестную посредственность, его имя ничего не скажет вам, поскольку он даже не являлся членом Общества в тот момент, когда возвысился до таких функций: ему вдруг поручили указывать студентам их наставников, даже тем, у которых уже были утверждены аналитики. Абсурд этих инициатив, ставящих студентов в зависимость от бессмысленных административных указаний, увы, соответствовал тайным намерениям Нашта – именно он несет ответственность за эти нелепости и должен быть признан виновным в провале Института (никак иначе ситуацию, в которой из 83 приглашенных к поступлению учеников осталось около 25, не назовешь).