В. Бирюк - Пристрелочник

• Название: Пристрелочник
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Научная Фантастика

«И кочегары мы, и плотники…» Коли есть место, что зовётся — Стрелка, то и людей, которые при том месте живут — зовут стрелочниками или пристрелочниками. И меня так называли. Что глядишь красавица? Ждёшь, что расскажу — как я в одну ночь город выстроил? Ага, и мост хрустальный до самово городу Парижу. Трахнул, тибедохнул… «пушки с пристани палят — кораблям пристать велят»… Господи, сколько ж сказок про меня, про мой город по Руси ходят! И что по воле Богородицы в одну ночь вышел из земли пустой град, велик и вельми изукрашен, и что прилетел в облаке да в сем месте домами да церквами пролился… Ерунда сиё, девочка. Мы его сами, вот этими руками… И ещё многими, и по-искуснее, получше этих — из земли вытаскивали, вылепляли, воздвигали да возвышали. Людьми место красится. Моими людьми. Как? А по всякому. И молитвой доброй, и словом худым, и умом, и дуростью, и горем с печалью и смехом с радостью… Бестолковости всякой — много было. Это нынче мы города как пирожки печём. А в те поры… всё в первый раз. Ты свой первой раз помнишь? Вот, зарозовела. А теперь прикинь — сотня мужиков враз… Ну-ну, не обижайся. Мне тогда… тоже лихо было. Смеху — аж до икоты. И что забавно: и испуги мои, по большей части, пустыми были, и надежды — всё более ложными. Планы, расчёты… попусту. А вот же ж — стоит град Всеволожск, велик да изукрашен!

---

После «ощипывания» булгарского каравана и «обувания» рязанских прасолов, у нас образовалось много «рабов» и хлеба. Домна немедленно совместила: вытащила со складов ещё две ручных меленки из Пердуновки. И приставила к ним купчиков из кызылбашей.

Вот же — типичные восточные люди, тюрки, «красноголовые», а как Домну слушаются! Толстенькие такие были, бородатенькие-волосатенькие. Теперь гладенькие — сами себе всё до волоска выщипали — не гигиенично. И — похудели. Верно скандинавы говорят: работа на ручной мельнице — занятие для сильного раба. Или — для слабого, но сильно подгоняемого. Когда Домна раскалённым рогачом со всего маху по чему не попадя… подгоняет — подгоняются все.

Ещё там был один… орёл. Красавец. Глазом косил. Такой весь… только не клекотал. Марана выпросила. На эксперименты. Я ей говорил:

— Не увлекайся ты своей… евгеникой. Давай будем улучшать людей… культурно.

Она сразу шипеть начала:

— Что ты понимаешь! Да пошли все твои евгении, пофигении и не гении…!

Три дня её видно не было. Потом приходит.

— Не рассчитала, бракованный попался. Вели закопать. Ошибку эксперимента.

Закопали. Отец Аггей и отпел благостно.

Аггей у нас очень хорошо отпевает. Практика. Ежедневно тренируется. Вот с кем у меня нет проблем — с Аггеем. Способствует словом божьим, врачует раны душевные и смазывает елеем истинно праведным. Молодец. Всех язычников, которых мы из каравана сняли — окрестил, всех утративших связь с храмом — воцерковил, даже пяток из правоверных — вохристианил. Был бы у нас профсоюз — ещё и взносы бы собрал.

Главное — при нём «солнечную лошадь» не вспоминать. А то он расстраивается и плачет.

Беда в том, что глупые люди пытаются его добротой воспользоваться:

— Воевода, вот добрая женщина. Восприняла она свет веры христовой от проповеди скромной моей. И возжелала спасти душу свою. Ныне просится она, чтобы перевели её с чистки рыбы от реки на кухню. Ибо тяжко ходить ей вверх, на крутой обрыв, к храму на богослужения.

Храм… какой у нас тут храм?! Балаган, в котором Аггей обретается. Но — чистенько, пристойненько. Конечно, алтаря нет — откуда я здесь частицу великомученика найду?! Только если сам из кого-нибудь сделаю. Пока так, часовенка.

С этой прихожанкой… А что по этому поводу думает «товарищ Терентий»?

А «товарищ Терентий» дёргает изуродованным лицом и думает, что дуру ленивую надо плетями вразумлять. А не — словом божьим.

Интересно: а нельзя ли совместить?

«Если скрестить ужа с ежом — получится метр колючей проволоки» — совейская народная мудрость. Ход моих ассоциаций понятен?

— Хорошо. «Добрую женщину» снимаем с чистки рыбы. И отправляем к Христодулу в обслугу. «На крутой обрыв» — ходить не надобно, там двенадцать вёрст и всё по ровному.

Мда… А Христодула я чуть не потерял. Как и Фрица с Горшеней. Печально было бы. И неудобно. Я своих ближников воспринимаю как части своего тела. Как пальцы. У него болит — и мне отдаёт. А уж ампутация…

Дело было так.

Только как-то разобрались с пришлыми, пропустили через парикмахерскую, клизму и баньку, приспособили к полезной деятельности. Уже снизу мешки с зерном таскают. Между прочим, вытащить пятипудовый мешок зерна на эту гору по мокрой после дождей тропке… Во, ещё один навернулся. Он, конечно, персиянин и «раб города»… Но «Фурункулёр» — аж горит.

Мать ити! Люди корячатся, пупки рвут, а я… не предусмотрел. Ведь могли бы «рвать» с большей эффективностью! Стыдно.

Выбрали мы место по «Гребешку», где посуше, для зерновых ям. Копаем.

* * *

Это обычный способ хранения зерна в Поочье. Севернее, где более сыро, строят наземные хранилища. Как я и докладывал выше о марийских дворах.

Копают эти ямы с особенностями: они должны быть грушевидной формы — расширяются книзу.

«Так хранили зерно в России на Смоленщине и южнее в черноземных районах до XVIII–XIX вв. Диаметр поздних ям достигал 1,5 м, глубина — до 4,5 м. Помещается около 40 тонн».

Здесь ошибка историка: рожь и пшеница имеют удельный вес 0.67 — 0.7, объём ямы — около 8 кубов. Влезает примерно, 5 тонн. Овса — раза в полтора меньше.

До засыпки зерна — стенки ямы тщательно прокалить, обмазать глиной и специально обжечь. Засыпанное зерно перекрыть соломой и тщательно забить землей или плотно закрыть досками и землей. От вредителей. Я — не про двуногих.

Зерно может храниться до 10 лет, но на посев уже через три года не годится. Всхожесть падает. Хотя известны и уникальные случаи: в Орловской губернии в 19 веке крестьяне нашли старую зерновую яму с рожью и «она совсем цела и невредима», а хозяев ямы не нашли — так давно она была заложена.

У меня 4 тысячи пудов — 64 тонны зерна. Таких больших ям, как в 19 веке надо… две — под овёс, одну — под пшеницу. И десять — под рожь. «Не храните все яйца в одной корзине» — давняя товарно-складская мудрость. А уж весь хлеб в одной яме… Да и не влезет.

Из всего потребного и вышеперечисленного у меня нет соломы. Ну и фиг с ней. И — глины. А вот это — принципиально. Про мышей в Пердуновке — я уже рассказывал. Есть и другие… «норокопатели», которые на наш хлебушек позарятся. Убил бы гадов! Но всех — не поймать. Нужен слой глины… сантиметров 10. По всей внутренней поверхности этих ям.

Считаем… два куба глины. С учётом потерь — 4. «Глина сухая, вынутая лопатой» — 1.070 тонны. Почему такая же, но «вынутая экскаватором» на 20 кг тяжелее — не знаю. И задумываться не буду — экскаватора нет.

* * *

Дождик перестал — надо ловить момент. Просто по свойствам этой самой глины: «глина мокрая, вынутая лопатой» — уже 1600 кг. И это не предел — у экскаватора больше. А нам её таскать фиг знает откуда. Я и заслал Горшеню, Фрица и Христодула посмотреть срочно то самое глинище, о котором давеча рассказывал.

Сщас они сходят, место, откуда начинать — найдут, дорогу пометят, прикинут как там чего разместить…

Сначала мы на «Гребешке» вкапывались резвенько. Потом, когда дело пошло к расширению — пришлось работать осторожнее. Укрепляя стенки этих… «погребов». Вот только засыпанных мне здесь не хватает! Заживо погребённых.

Сижу я в яме, подчищаю дно, грущу в душе: грунт лёгкий, без обрешётки не держится. Значит, прокалить его не удастся — дерево сгорит и всё завалится. Вся надежда на глиняный слой. А как-то оно будет? А хватит ли? Может, толщину увеличить? Так ведь трескаться начнёт. Может, в два слоя…?

Вдруг сверху детский визг и плач:

— Убили! Зарезали!

Мда…

Раз попадун задумал славу в один присест добыть в бою,
На эту славу, как на карту, решил поставить жизнь свою.
И вот, когда от нетерпенья уже кружилась голова,
Не то с небес, не то поближе раздались горькие слова:
«Видите ли, мой попадец, очаровательный попадец,
Все дело в том, что к сожаленью, сегодня к вам пришёл… факеншит».

Гурченко, помнится, так мило похожий текст исполняла. Вокал, знаете ли. А тут… сплошные визги и вопли.

Малёк из Фрицевых «геодезистов». Забеганный, испуганный, сопли текут, щека поцарапана, рубаха порвана…

— Уймись. Говори по делу.

«По делу» получается так: на глинище отправилась толпа человек в 10. Трое ближников и детвора из их подручных-посыльних. А кому идти?! Здоровые все землю копают, дерева роняют да мешки таскают! Больные-калечные… их за десять вёрст не пошлёшь. Был там один колченогий. Из подмастерьев Горшени. Толковый парень. Его и убили.

«Комиссия» местность осмотрела, раз шесть поспорила, наметила разметку, вбила колышки, пацанва начал грунт снимать…

Тут из кустов — крик. Вылетает этот колченогий. Со спущенными штанами. И с копьём в спине. И падает. Следом выскакивают какие-то… дикари лесные. С топорами, копьями и луками. Христодул, который ближе всех стоял, получает топором по голове. После чего вся команда, вереща и подвывая, кидается бежать. А нападающие лупят им вслед стрелами. Фрицу ляжку прострелили, ещё одному мальчонке — бок поцарапало.

Что Горшеня на своих больных ногах — впереди всех бежал и громче всех кричал — не вопрос. Он — трус-организатор. В смысле: через версту сумел народ собрать, оказать раненым первую помощь и послать ко мне гонца.

— Сколько воев в поход брать?

— Погоди, Чарджи.

Уже стоит рядом, уже в доспехе. Уже и Ивашко бежит, гурду на боку придерживает. Хорошие у меня мужики. Как пионеры — всегда готовы. А вот к чему «готовы»?

Сколько ворогов — неизвестно. В пределах десятка. Доспехов — не видели, длинных клинков, щитов — нет. По одежонке… не воины. Я уже говорил: воин одевает яркое, блестящее — врага пугать, свою кровь прятать. А тут… охотники? Разбойники? Шиши? Бродяги? Преследования — не было, окружения — не было, полноценного «первого удара» — не было. Стычка выглядит… непрофессионально.