Иван Серов - Записки из чемодана

• Название: Записки из чемодана
• Автор: Иван Серов
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-09-042156-0

Иван Александрович Серов (1905–1990) — монументальная фигура нашей новейшей истории, один из руководителей НКВД-МВД СССР в 1941–1953 гг., первый председатель КГБ СССР в 1954–1958 гг., начальник ГРУ ГШ в 1958–1963 гг., генерал армии, Герой Советского Союза, едва ли не самый могущественный и информированный человек своего времени. Волею судеб он оказался вовлечен в важнейшие события 1940-1960-х годов, в прямом смысле являясь одним из их творцов.

Между тем современные историки рисуют портрет Серова преимущественно мрачными, негативными красками. Его реальные заслуги и успехи почти неизвестны обществу, а в большинстве исследований он предстает узколобым палачом-сталинистом, способным лишь на жестокие расправы.

Публикуемые сегодня дневники впервые раскрывают масштаб личности Ивана Серова. Издание снабжено комментариями и примечаниями известного публициста, депутата Госдумы, члена Центрального Совета Российского военно-исторического общества Александра Хинштейна.

Уникальность книге добавляют неизвестные до сегодняшнего дня фотографии и документы из личного архива И. А. Серова.

---

А дело было так: органы МГБ на Украине арестовали одного <уголовника>, вернувшегося из лагерей по отбытии наказания. При обыске нашли небольшие кусочки золота, но общим весом до 14 г. На допросе он показал, что он находился на Ленских приисках в лагерях треста «Лензолото» МВД.

И там, когда заключенные промывают песок, то можно проглотить кусочки золота, а затем извлечь, и таким образом он насобирал <это>. На допросе он сказал, что все в лагерях так делают.

Ну, Абакумов сразу обобщил это на все 18 трестов МВД, и вышло решение: «Послать Серова проверить и навести порядок»[408].

Вот и пришлось везде проверять и организовывать тщательный обыск заключенных перед отправкой домой. Вообще-то, если бы у нас было достаточно техники, везде можно было бы поставить рентгенограф, и сразу бы кражи прекратились.

Ну, пришлось тщательно изучить, как эти кражи происходят. При промывке проглотить кусочек золота величиной с горошину — дело нехитрое, потом на следующий день, когда кусочек выйдет наружу его также нетрудно найти. Когда насобираешь кусочков за год и более весом до 1 кг, тут уж не проглотишь.

Тогда заключенные перед выходом на свободу проявляли всякие хитрости (перебрасывают через лагерную решетку, прячут в повозках, которые выезжают из лагеря), но все это не надежно. Самое надежное оказалось проносить в прямой кишке. Затолкают золото в мешочек диаметром 3 см, затолкают в надежное место.

Я вначале сомневался. Но случай скоро подвернулся. Мне сообщили, что из Бодайбо такой освобожденный прибывает в аэропорт. Когда самолет сел, я приказал привести этого освобожденного ко мне.

Разговор был короткий. Он посмотрел на мои три звезды на погонах и на мой вопрос: «Сколько везешь с собой золота?», он прямо ответил: «А что, вам уже, гражданин начальник, капнули?» Я говорю: «Капнули». Тогда он сразу сказал: «Около 2 кг». Я его послал в туалет, и он мне принес золото.

В общем, в этих золотых трестах пробыл более 2-х месяцев. При проверке трестов, в которых работают только заключенные, кроме специалистов, выявил ряд недостатков, позволяющих заключенным по крупинке собирать золото.

На месте дал указание более тщательно проверять лиц, работающих непосредственно около конвейера с золотым песком, при промывке и особенно на заключительной стадии получения золота…

Не успел вернуться, как новое решение Политбюро: «Послать Серова проверить наличие, материально-бытовые условия и воспитательную работу спецпоселенцев». Были донесения секретарей обкомов, что чеченцы и ингуши, калмыки и другие нападают на русских, бьют их, устраивают массовые побоища и т. д.[409]

Тоже ездил весь март и апрель. Хоть и измучился, но в то же время получил удовлетворение от работы и познавательные впечатления от новых районов и людей.

1949 год. В дальневосточных лагерях

Давно, давно не писал, все некогда было. За эти месяцы летал по делам: в Молотов, в Хабаровск, в Свердловск, в Кизел, Верх-Нейвинск, в Челябинск, Тюмень, в Омск и в их районы[410].

Наиболее примечательными моментами хочу отметить эту пару случаев.

Первый — побывал на объекте, где занимаются атомными делами, посмотрел весь процесс, рассказывал Игорь Васильевич Курчатов*. Умный ученый, он большую пользу принесет нашему государству. Все, что добыл Зарубин* В., использовано хорошо, со знанием дела (в 1943 г.). Больше ничего сказать не могу, не имею права[411]…

Наконец опишу и противоположный случай, который я наблюдал в одном из лагерей Хабаровска.

В 1949 году поступило донесение из Хабаровска из лагерей, где содержали военнопленных Маньчжоу-Го во главе с императором Пу И*, о том, что император балуется с мальчиками и в лагере ничего не могут с ним сделать. Мне приказали вылететь в Хабаровск и навести порядок[412].

В лагерях содержались также белогвардейцы, которые убежали в Маньчжурию в 20-х годах. Ну, я императора вызвал к себе и строго предупредил прекратить эти безобразия, иначе он будет помещен в одиночную комнату. Ну, вроде дошло до него. Затем я решил посмотреть в лагере, как себя ведут белогвардейцы.

Дежурным по лагерю был заключенный, который сопровождал меня, как мне показалось, лет 55. Вид у него довольно интеллигентный, поэтому я поздоровался.

Оказывается, ему 82 года, бывший белогвардеец, захвачен нашими войсками в 45-м в Маньчжурии. Я тогда спросил его, каким образом он так мог сохраниться.

Он, улыбаясь, рассказал следующее: в Маньчжурии он 12 лет работал у помещика и ведал стадом оленей, с которых снимал весной панты, т. е. молодые рога, и затем сушил их, а хозяин продавал за валюту. В этот период он узнал полезность пант и стал их употреблять свежими в определенных дозах. Все это время он чувствовал <себя> здоровым и никогда не болел.

Затем хозяин разорился, а он пришел с другом к хозяину, который занимался торговлей корнем женьшень. Там он жил до занятия войсками Советской Армии Маньчжурии и все время употреблял женьшень. Вот потому и сохранился.

«Ленинградское дело»

Забыл написать: здесь, в Москве, этот авантюрист Абакумов создал т. н. «Ленинградское дело», смысл которого следующий: якобы секретарь ЦК Кузнецов*, до этого секретарь Ленинградского обкома партии, стал в Москве, в ЦК и других аппаратах насаждать ленинградцев на все ответственные должности.

В этом ему помогал Попков*, секретарь Ленинградского обкома, и Косыгин*, нарком легкой промышленности[413].

Была создана комиссия ЦК по <проверке> данных МГБ — Абакумова в составе Маленкова, Голикова от военных и представителя МГБ, которые выехали на место в Ленинград и, «разобравшись», внесли предложение в ЦК об аресте Попкова и Кузнецова, а Косыгина — о выводе из состава ЦК[414].

Кузнецов и Попков были арестованы, <как> и ряд других ленинградцев, затем <был> закрытый суд и все были расстреляны.

Вот ведь авантюрист дошел до чего, что таких крупных руководителей, как секретарь ЦК и секретарь обкома, сумел скомпрометировать, облить грязью, изобразить врагами и добиться расстрела. Многие товарищи, с которыми я мог делиться, были удивлены и возмущены, как ЦК, Политбюро могло поверить этой провокации…

Я не знаю подоплеку этого дела, но мне думается, инициаторами были Берия, который ревновал Вознесенского* к Сталину, так как Вознесенский, прямой и грамотный человек, быстро пошёл в гору и в ряде случаев на моих глазах «поучал» Берия, ну и, конечно, тут участвовал авантюрист Абакумов.

Смысл заключается в том, что был пущен слух, что ленинградцы претендуют на роль второй столицы, что в этом их поддерживают Вознесенский, член Политбюро, Кузнецов — секретарь ЦК и Косыгин. Все трое прибыли из Ленинграда на работу в Москву. Сталину наговорили с три короба, и он начал постепенно на них коситься, а затем дал команду снять с должностей Вознесенского и Кузнецова, а потом и арестовать.

Тревожный год

Весь 1949 год был какой-то тревожный, то тут, то там непорядки в лагерях, на строительствах и т. д. И, несмотря на то, что ни лагерями, ни строительствами, ни золотыми трестами я не ведаю, а как где что плохо, то записывают в решение Политбюро; послать Серова.

Я на днях Круглову сказал: «Пусть летают Чернышев, Рясной*, Богданов по своим объектам, а то я из командировок не вылезаю». Он согласился, но говорит: «А что я сделаю, когда меня не спрашивают, меня к Сталину не вызывают, и кого послать, сами решают».

«Ты видишь, — продолжал он, — за это время ты уже трижды со Сталиным говорил, а я ни разу. Я получаю решение ЦК и Совета Министров, и все. Я бы сам рад поехать куда, да не записывают».

Он, пожалуй, прав, но мне от этого не легче.

1950 год. Дуэль в лагерном бараке

Год начался, а у нас очень плохо дело обстоит со строительством Волго-Донского канала. Я в этом новом году уже дважды <там> был. Рабочей <силы> много, до 60 тыс. человек, а толку никакого <не> достаточно. Рясной сидел там два месяца, Круглов боится, что с него спросят, так как должны окончить в 1952 году, а воз и ныне там[415].

В апреле летал на Дальний Восток и на Сахалин. Там было плохо с добычей нефти и непорядки в лагерях. На Дальнем Востоке мне <многое> знакомо, а вот на Сахалине был впервые[416]…

Южная часть Сахалина более благоустроена. Жизнь в северной части довольно суровая, поэтому нашим работникам очень трудно работать, так как туда посылают наиболее отъявленных рецидивистов, которые не убегут с острова. Ну, а раз так, то эти отъявленные так себя и ведут.

Например. Когда мы приехали в Катангли, то в лагере целый барак, человек 50, не выходили на работу. Все з/к в бараке подчинялись только одному бандиту. При малейшем подозрении, что кто-то в лагере «сучит», т. е. выдает администрации секреты барака, его убивали.

Когда мне все это рассказали и просили зайти и поговорить с з/к, я пошел. При этом о поведении барака знали з/к соседних бараков и говорили, что они тоже не пойдут на работу, так как администрация не принимает меры к тем, кто не хочет работать. С собой я в «барак отказчиков» взял начальника и врача, так как все отказы от работы мотивировались болезнью.