Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

• Название: Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
• Автор: Андрей Гришин-Алмазов
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026129-2, 5-271-09944-Х, 5-9578-1243-9

По мнению большинства историков многие преобразования и реформы Петра Великого были начаты ещё во времена правления его старшего брата.

Новый роман современного писателя А. Гришина-Алмазова с полным основанием может быть отнесён к исторической эпопее.

В книге собрана целая галерея мест, событий и лиц XVII века; автор широко использует документальный материал, известные и малоизвестные факты, а также уникальные архивные находки, которые позволяют по-новому взглянуть на многие события.

---

Накинув шубу и шапку, Андрей вышел на двор, впряг возок и погнал к Новодевичьему монастырю. Мороз как будто обрадовался, есть кого схватить за лицо. Лошадь бежала шибко по пустым улицам, торговля стояла, даже разбойные люди попрятались по кабакам.

Подъехав к дому Арбелина, Андрей стал стучать в ворота. Лишь с третьего раза показался хозяин дома.

   — Кого Бог принёс? — послышался хриплый голос.

   — То Андрей Алмазов, Василий, открой, дело есть.

Створки ворот, заскрипев, разошлись. Холоп Арбелина увёл в конюшню лошадь, а Василий с Андреем ушли в дом.

   — Ну и мороз, я такого, почитай, с детства не помню, — тря щёки, произнёс Андрей. — В карауле сегодня дуба дашь.

Арбелин достал штоф с настойкой.

Андрею в этом доме всё было знакомо, он скинул шубу на лавку, присел к столу. Арбелин разлил настойку в две серебряные чарки: Выпили молча, перекрестив рот. Андрей пододвинулся ближе:

   — Мысль тута одна мозг занозила. Помнишь, ты поведал, аки ты у Воротынского слышал, как маркиз тот, с князьями беседуя, помянул вскользь, што они, объеди нясь, могут Милославскому противостояти. Вота из энтого и надо сделати бучу. Тебе надо пойтить к Милославскому и поведать ему о том пире. Мол, мучит совесть, што мерзкий иноземец уговаривал бояр объединитьси противу его, князя Милославского. Воротынские, Одоевские, Приимковы-Ростовские князю не по зубам, а вота маркиза ваше го он турнёт с Руси.

Теперь Арбелин пододвинулся ближе:

   — Ты думаешь, поверит?

Андрей разлил ещё по чарке.

   — Князь мнительный, так и мыслит, што все ему зла желают. А когда проверит и узнает, што энтот пир был и иноземец на нём присутствовал, он поверит, ещё как поверит.

Они вновь выпили.

   — Одоевский возглавляет Разбойный приказ, если до него дойдёт, меня запытают за клевету на бояр.

Андрей дёрнул головой:

   — Когда тебя начнут пытать, узнают и обо мне, а лишь затем о митрополите. И штоб от митрополита отделатьси, нас просто придушат в пытошной.

Арбелин опять наполнил чарки.

   — Значит, нужнова идить.

   — И еслива можно, прямо сегодня. Уж больно маркиз зажилси на Руси.

Ещё в конце декабря 1677 года в Константинополь было направлено русское посольство во главе с послом стольником Афанасием Поросуковым. Ему поручалось вручить султану грамоту, извещающую о вступлении на престол Фёдор Алексеевича, третьего царя, третьей династии. В грамоте была «укоризна» султану за посылку войска к Чигирину и напоминание царя «об исконной прежней дружбе».

Посольство попыталось предпринять поездку в Стамбул через Крым, куда оно явилось в начале января, где и было взято под стражу ханом Мурад-Гиреем и протомилось в неволе две недели, пока не вернулся корабль, посланный в Стамбул к визирю. На этот корабль посольство и погрузили, всё так же под охраной янычар. Поездка вдоль болгарского берега не заняла и двух дней.

Почти двое суток посольство на берег не спускали, а затем сопроводили под охраной в дом, в котором количество тараканов могло испугать и вечного нищеброда.

Султан послов не принял. Девятнадцатого января верховный визирь Мустафа-паша в большом дворце, в мраморном зале принял посла Поросукова с полным видимым равнодушием, совершенно не обратил внимания на дары и на слова Поросукова отвечал, что если русский царь не откажется от Чигирина и Украины — войны не избежать, и карающий меч султана уже в его руках. Так ничего и не добившись, посол вернулся в отведённый ему дом.

Дальнейшее нахождение в Стамбуле было бессмысленным.

Афанасий сидел в дальних покоях дома в наползающей темноте вечера, не зажигая светильника. Он понимал: на его продвижении по службе можно поставить крест.

Неожиданно из темноты угла вышел человек, словно отделился от стены. Афанасий даже перекрестился. Человек протянул руку ладонью вперёд и произнёс:

   — Я русский, нахожусь здеся при константинопольском патриархе.

Посол вгляделся в темноту: незнакомец сделал какие-то знаки в воздухе, но Афанасий ничего не понял.

   — Разве, будучи послом, ты не принадлежишь к Приказу тайных дел? — тихо спросил гость.

Поросуков усмехнулся:

   — Эка вспомнил, Тайного приказу почитай два года нету.

   — Я Тимофей Чудовский, толмач визиря. Здеся десятый год. Твой приезд запоздал. Султан Мухамед ещё по осени решил не примирятьси с Русью. — Монах подошёл ближе. — В апреле к Дунаю начнут стягиваться войска примерно сто десять тысяч турок. Султан приказал крымскому хану собрать не менее сорока тысяч всадников. Будут вспомогательные отряды сербов, албанцев, молдаван и валахов, по десять-пятнадцать тысяч. Все вместе двухсоттысячная армия. Во главе армии султан ставит верховного визиря Мустафу-пашу. Плоты для переправы больших мортир на левый берег Дуная уже строятся, а французы-крыжаки продали Турции большое количество пороху...

Двадцатого января подданный русского посольства оставил Стамбул, увозя все данные о готовящейся турками кампании на 1678 год. В начале февраля князь Василии Голицын зачитал их думе.

Расчёт Андрея Алмазова оказался верным. Как только Арбелин поведал Милославскому свою «сказку», князь сильно занервничал и стал всё проверять. Лишь только узнав, что пир был и иноземец на нём присутствовал, во всё поверил. Так называемый маркиз Монферадский без шума был под стражей доставлен к Милославскому. При виде гордой осанки и спокойного взгляда Милославский вспылил ещё больше и одним рывком сорвал с маркиза кружевное жабо:

   — Непочтительность будешь у себе во фряжских землях казать.

Маркиз оправил ворот:

   — Чем я прогневил князя?

   — Яки мы невинные, а хто противу меня бояр родовитых баламутил? Думаешь, не ведаю?

Маркиз был спокоен, а князь всё кричал:

   — Знатные иноземцы из Европы едуть на Русь, лишь когда теряют всё у себя на родине. Ни разу не было такого, чтобы кто-то мог сразу купити себе вотчину. Значит, ты тако содеял, што даже твои огромные деньги тебе не помогли. На Руси ты встречаешьси не с кем-нибудь, а с теми боярами, чьё влияние, богатство, знатность и древность рода ни у кого не вызывают сомнений, а родственные связи идут до царствующего рода.

   — Мой род не хуже.

Милославский взбесился:

   — А мене плевати на твой род, хоша бы он был цесарский. Ты сегодня же покинешь пределы Руси.

В этот же день под охраной двух десятков стрельцов маркиз покинул Москву. Дальнейшая его судьба для Милославского осталась в безвестности.

Март, пришедший в Москву, завалил все улицы снегом и все дороги вокруг города, и князь Иван Воротынский был рад этому. С ним что-то творилось, чего он и сам не мог понять.

После смерти Алексея Михайловича вокруг князя образовалась какая-то пустота, поэтому он стал чаще наезжать в свои вотчины, где однажды, отъехав от свиты боевых холопов, встретил в лесу юную собирательницу ягод, «его рабыню». Отрочице в ту пору не было и шестнадцати лет. Вот и сегодня по её просьбе, которая под взглядом князя воспринималась как приказ, банник Тришка истопил баню, и князь со своей ненаглядной Дуней с самого утра отправился париться. Огромный, массивный, красный от пара, он кряхтел, усаживаясь на полок, и маленькая Дуня, белая телом даже среди пара, помогала ему, прижавшись к князю в нежном порыве. Старик провёл огромной ладонью по её голове и вдруг изменившимся голосом сказал:

   — Дунюшка, любушка моя, я тебя пойму. Одно твоё слово — ия выдам тебя за дворянина и твою деревеньку в приданое дам, сама хозяйкой будешь.

   — Што ты, не нужен мени нихто. Лучше убей собственной рученькой. Изведуси я без тебя.

   — Старый я... Случись што со мной, изведут теби люди из зависти.

Другое страшно. — Дуня на некоторое время замолчала. — Кажетси, тяжёлая я. Сама страдать буду, не страшно, то мене на роду написано, а вот коли будет дитё, его жалко, оно ни в чём не виновато.

Воротынский прижал к себе свою любовь. Даже если бы он смог себя пересилить и сослать жену в монастырь, — а он бы никогда этого сделать не смог, — на холопке ему всё равно жениться не позволили.

Князь, не отстраняясь от Дуняши, зачерпнул глиняной кружкой квас в кадушке и плеснул на раскалённые камни. Духмяный хлебный аромат пошёл по парильне.

   — Што ж мене деять-то с тобой, лапонька моя? — прошептал Воротынский.

Именно в это время со стороны предбанника в дверь забарабанили. Князь в ярости вскочил:

   — Хто посмел?

   — Батюшка, князь, прости-помилосердствуй, к нам государь пожаловал.

Воротынский выскочил в предбанник, где стоял Тришка:

   — Передай, щас оденусь.

Холоп упал на колени:

   — В том-то и дело, государь сказал, што сам щас к тебе паритси пожалует.

Воротынский, схватив свою шубу, шапку и Дунины сапожки, влетел в парильню, надел на Дуню сапожки, укутал в шубу, надвинул на глаза шапку и вывел и предбанник, где стоял Тришка, которому приказал: