Мила Бояджиева - Круиз "Розовая мечта"

• Название: Круиз "Розовая мечта"
• Автор: Мила Бояджиева
• Жанр: Детектив

Во всех своих произведениях Людмила Бояджиева ставит перед собой задачу соединить традиционные для русской литературы нравственную ориентацию и качественную форму с требованиями коммерческого успеха — динамикой развития сюжета, усилением элементов детективного, авантюрного характера, психологической напряженностью действия, созданием живописной атмосферы. Книги Бояждиевой утоляет жажду сильных эмоций, ярких красок, захватывающих событий. Это приятный допинг для обыкновенного человека, не нашедшего в повседневной реальности «островов сокровищ», манивших с детства.

---

— Ты уже выздоравливаешь. Сегодня утром, прогуливаясь в твоем дворе, я хотел убить обвешанную бриллиантами старушку, заимствовав идею у Раскольникова. Но потом прогулял трех её собачек и заработал деньги. твой телефон не отвечал, но я видел. как вышел из подъезда твой муж — у него было спокойное лицо.

— Откуда ты знаешь Сергея?

— Я давно обхаживаю твой дом, девочка.

На этот раз «девочка» прозвучало с блатной бравадой — Юл разыгрывал авантюриста.

— А у меня в машине целый пакет с едой. Даже не знаю, что там. Ну-ка. тащи его!

— Разве тебе чего-то не хватает? Не надо, Слава, сегодня я — твой мужчина. Поверь. я действительно никого не грабил, чтобы накормить и согреть тебя. У меня была от отца одна книга, которую очень хотел получить мой сосед. Вот и все. Что-то совсем не интересное про Юлия Цезаря. А у него кобель — мой тезка.

— Мне не хватает только тебя. Скорее сядь рядом! Нельзя же уходить так далеко — этот стол — как океан!

Юл сел рядом на диван и я прижалась к нему, слыша, как учащает удары его сердце. Юл отстранился:

— Не соблазняй, ты сегодня больна.

— Да, очень серьезно больна. И мне срочно требуется операция. С общим наркозом твоих поцелуев…

…Мы провели под сбившимися пледами и одеялами неведомое время. Бескрайнее море поцелуев, бездна ласк поглотили нас. И в этой вселенной нашей любви, казалось, не было ничего, что могло бы хоть когда-нибудь надоесть, пресытить, утолить…

Странно, но и у бесконечности есть предел. мы отпустили друг друга, отдав себя на растерзание холоду и сомнениям.

«Боже, что я делаю, что?.. У меня есть дом, муж… Сережа» Господи… что это? Что?» — Я сидела, раскачиваясь, сжав руками голову, и тихонько поскуливая. как человек, сраженный обстинентным синдромом. Власть наркотика иссякла — обессиленный организм подмяла под себя «ломка».

Юл поставил передо мной телефон:

— Звони подружке, предупреди, что остаешься у нее.

В моем взгляде. наверно, вспыхнуло разочарование. Мне хотелось, чтобы он молил мен о вечности, настаивая на разрыве с мужем.

— Ты же обещал, что не отпустишь меня… Правда, это было вчера. Уже немного привык к разлукам?

— Хм… Ты ничего не поняла. Я целиком заполучу тебя, но лишь тогда, когда буду иметь на это права. Я очень гордый, Слава. Это у меня от царственного тезки. Я должден сделать так, чтобы ты никогда не пожалела о том. что стала моей… Поверь, я постараюсь повзрослеть очеь быстро. Чтобы ты не успела завязнуть во лжи, презирая мое бессилие… — Он взял мою руку, поцеловал ладонь и вложил в неё телефонную трубку. — Сегодня ты не можешь вернуться домой потому, что больна и способна натворить глупостей. Все очень серьезно, Слава. Нельзя допускать ошибок.

Со мной беседовал мудрый, опытный «старший товарищ», которого я не могла ослушаться Мне пришло в голову лишь одно — попросить Ассоль о «прикрытии». Допустим, мы что-то отмечали и я, не рискуя сесть за руль после рюмки вина, остаюсь переночевать у подруги. Обычный случай, но в моей семейной жизни, кажется, первый. К счастью, Аська оказалась дома. Услышав мой голос, она сразу же накинулась с информацией:

— Сергей тебя с собаками ищет. Три раза звонил, где ты? Ну, теперь это не важно. Он улетел куда-то по срочным делам. До понедельника. Поздравляю!

— Ты все правильно поняла, Ася. Мне жизненно необходимы эти три дня! Даже не представляешь, как я тебе благодарна! — Чуть не завизжала я от радости. — Три свободных дня — это и есть целая вечность.

— Только не забудь, он же будет звонить домой, тебя разыскивать… Скажешь, что был отключен телефон. А если позвонит мне, я доложу. что у тебя грипп и ты валяешься в горячке… — Аська понимающе усмехнулась. — Я не слишком ошибаюсь, правда?

— Ты попала в точку. У меня было днем около 38 градусов. Естественно, добраться до дому трудно… Спасибо, Ась. Ты очень меня выручила.

Последние слова я еле выдавила, стиснутая Юлом.

— Невероятно — три дня! Это в три раза огромнее вечности!

Да. он был прав, мой мудрый, сентиментальный мальчик. Я не сильна в современных физических теориях, но знаю, что время способно сжиматься и растягиваться. Теперь я ощутила это на собственной щкуре. Часы на полке тикали с усердной точностью, но как несоизмеримы были отмеренные ими мгновения! Всем известно, что в кабинете дантиста и, допустим, у кромки лазурного моря время течет по-разному. Секунды под бормашиной кажутся бесконечными, а день в пальмовой тени — мимолетной улыбкой счастья. Время, проходя сквозь нас, умеет растягиваться и сжиматься, меняет вкус, цвет, энергетический тонус, эмоциональную, информационную «плотность».

За часы, проведенные вместе, мы узнали друг о друге все, хотя чаще всего просто молчали. Даже ькогда прерывали любовь «беседой», состоящей из взглядов, коротких реплик, прикосновений.

Осматривая приютившее нас жилище, я увидела на книжной полке большую коробку из светлого дерева. На крышечке, в рамке резного орнамента наивно написанный южный пейзаж — пляж, прибой, одинокая пальма и надпись «Привет из Сочи! 1950 год».

— Это семейная реликвия, подарена моей бабушке во время медового месяца. В это лето был зачат мой отец… — Юл взял из моих рук шкатулку, но я успела заметить торчащий из-под крышки кусочек бирюзового пуха.

— А ну, покажи! — Я вытащила за кончик пальца свою утерянную перчатку.

Юл равнодушно пожал плечами.

— Совершенно безобидная клептомания… Ты бросила её, а я совершенно машинально сунул в карман… И, к тому же, как видишь, постоянно ношу твой шарф.

Он действительно не расставался с приобретенным мною подарком.

— Можешь не снимать. Я закрываю глаза на это невинное хищение.

Зная щепетильность Юла, я смолчала о желании делать ему сюрпризы. Я хотела бы увидеть его в новом костюме и куртке, которые сама выберу, в новом доме и собственном автомобиле. Только все это он должен был заполучить от жизни сам и продемонстрировать мне, как боевой трофей. Я вздохнула, подумав о том, что слишком размечталась, и, увы, как ни восторженно воспринимаю данную нам в виде комнаты Юла материальную реальность, я все же мечтаю о её усовершенствовании. — Чертовски приятно совершенствовать свой мирок — содрать эти застойного времени обои и шторы, поставить вместо торшера с прогоревшим пластиковым колпачком нечто стильное и уютное, заливающее комнату теплым золотистым светом…

— А это — она. — Юл открыл вытертый дерматиновый футляр и я увидела в продолговатом гнезде тускло и равнодушно блеснувшую бритву, лезвие которой тронули пятна ржавчины.

— Убери. — Я отдернула руку. — Нет, лучше дай её мне, я выкину этого монстра. Захороню.

— Она теперь безопасна, Слава, как пистолет Каплан, хранящийся в музее Ленина. — Юл захлопнул и убрал футляр.

— А, кстати, где твоя пушка?

— Надежно спрятана. Такие вещи не держат в дамских шкатулках.

— Там держат, насколько я помню, заколку изменившей дамы сердца и её окурок, «окровавленный» помадой… — Не удержалась я от укола.

— Теперь начала подбираться новая экспозиция — перчатка, вот это меню из кафе «Посиделки» и, увы, Слава, я намерен конфисковать твой бюстгальтер!

— О, нет! Лучше возьми «Вольво». Автомобиль, по крайней мере, меньше. — Вцепилась я в прелестный кружевной бюстгальтер размера 4С.

— Это мой любимый размер. Из него получатся две тюбетейки.

Мы подрались, катаясь в обнимку по дивану, до тех пор, пока наши воинственные действия не стали похожи на нечто другое. Теперь схватка продолжалась на полном серьезе и сквозь мутный свет догоравшего мартовского дня в моем сознании вспыхивали с поразительной яркостью зарисовки раннего стамбульского утра. — Шершавый теплый камень, вдавливающийся в спину, матово-сизое небо, охватившие все — от колючего татарника у моих поднятых колен до смуглых узких бедер, бешено двигающихся между ними…

— У тебя было много девушек? — Спросила я своего мальчика.

Раскинув руки, он возлежал в приятном забытьи, подставив теплу раскаленного рефлектора обнаженное, утомленное любовью тело. При видимой закомплексованности этот парень был удивительно раскован в интимном поведении, не делая попыток скрыть свою наготу даже за «обеденным столом». Я с удовольствием убедилась — стесняться ему было нечего. Юл, заявлявший по телефону о своей непривлекательности, был совершенством. В его гармоничном сложении удивительным образом сочеталась хрупкость и сила, тонкокостный аристократизм и мужественная мускулистость. Этого, конечно, не могли не заметить другие представительницы прекрасного пола.

— Ты неправильно ставишь вопрос, доктор… — Пробормотал он, словно сквозь сон. — Главное, не сколько, а какие. И не реальное количество и качество, а желаемое… Я хотел нравиться сразу всем и всегда — сколько себя помню — бабкам, тетям, дедушкам, милиционерам, дворникам. Девочек стал выделять лет с пяти и для них выпендривался. как мог. Лет до тринадцати я считал себя «литературным сатиром», то есть придумывал страстные истории, не рискуя испытать свои возможности в действии… Мой первый сексуальный опыт, доктор, увы, был крайне удачен. Меня соблазнила учительница музыки, которую я называл по имени-отчеству и считал ровесницей своей бабушки. Я брал уроки на дому. Аделия Карповна была одинока. Не считая кота персидской национальности. Боже, как на неё действовал Шопен! А на меня — её тяжелые, жаркие груди, которыми я был прижат к ковру у ножек фортепиано. Вначале я немного испугался и, чтобы не подать виду, рассматривал латунные педали, отполированные её туфельками, кота, равнодушно глазевшего на происходящее… Но она что-то знала… Что-то важное, помимо музыки. Наверно, законы гармонии и этого перехода от форте к пиано… Я так увлекся, так бесновался, что не хотел потом уходить… Я многому тогда научился, в четырнадцать лет. А потом был долгий перерыв… — Юлий замолчал, не желая продолжать, но я решила сразу покончить с тайнами, намереваясь чуть позднее наградить Юла собственными откровениями.