Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

• Название: Возвращение красоты
• Автор: Дмитрий Шишкин
• Издательство: www.pravoslavnaya-proza.ru
• Жанр: Религия

Книга «Возвращение красоты» объединяет в себе циклы автобиографических рассказов и очерков, написанных в разные годы священником Димитрием Шишкиным. Автор искренне, глубоко и в то же время увлекательно рассказывает о своих духовных исканиях, о неутолимой жажде Бога, которая с самого детства побуждала его во всём находить отблески Божественной красоты, на многие годы отвергнутой и позабытой нашим народом.

Издание будет интересно не только православным читателям, но и всем, кому небезразличны вопросы веры и смысла жизни.

---

Наконец очередная ветка тропы приводит нас к облупленной старой калитке, за которой виднеется небольшой огородик с пожелтевшими кустами помидоров и огурцов и двухэтажная, довольно ухоженная келлия. Серафим вдруг вспоминает, что был здесь однажды.

О, да это келлия старца Ефрема — ученика Иосифа Исихаста!

Мы останавливаемся под окнами, и Серафим что-то кричит на греческом. Тишина. Серафим кричит снова. Результат тот же.

— Ладно, у них, может быть, тихий час. Не будем беспокоить…

Мы проходим дальше, спускаемся по бетонной лестнице и оказываемся в широком ущелье, внизу которого плещется синее море. Ущелье на первый взгляд кажется обжитым. Это ощущение создают многочисленные келлии, утопающие в зелени, но, присмотревшись внимательнее, понимаешь, что большинство корпусов давно и безнадежно заброшены. Наконец Серафим подходит к одной из калиток и кричит скороговоркой: «Ди эвхон тон агион патерон имон…» — «Молитвами святых отец наших…». Какое-то время спустя появляется пожилой неторопливый монах.

— Отец, куда это мы зашли? — спрашивает Серафим по-гречески.

— Катунакия, — отвечает монах буднично и просто.

Я моментально оживаю:

— Серафим, спроси у него, где здесь жил старец Каллиник Исихаст?

Серафим спрашивает. Старик высматривает что-то в зарослях, показывает на одну из келлий жилистой загорелой рукой и, попрощавшись, удаляется восвояси.

С трепетом приближаюсь к обычной на вид, довольно убогой келейке. Серафим опять кричит у калитки традиционное «Ди эвхон…», и вот к нам выходит добродушный сухонький старичок. Выслушав, в чем дело, он приглашает нас следовать за собой.

Вот то самое место, где подвизался много лет великий прославленный старец Каллиник Исихаст. Келлия носит имя преподобного Герасима, в его честь назван и храм, в котором служил когда-то старец. Так же зовут и единственного оставшегося монаха, который нас теперь принимает.

Все настолько просто, что даже трудно это связать с величием имени старца. Вот крохотный дворик, похожий скорее на палисадник в коммунальном дворе, покосившийся плетень, старая беленая мазанка, единственное отличие которой от обычной деревенской хатенки — это крыша из плит сланца. Во дворе млеет в тени целое кошачье семейство. К слову сказать, во многих изданиях и фильмах об Афоне с полной серьезностью говорится, что на Святой Горе живут особи исключительно мужского пола, причем это относят и к диким животным. Честно говоря, мне непонятна психологическая подоплека таких суждений. Ну с женщинами понятно — они могут послужить поводом для волнения монаха. Но «дикий» — животный и растительный — мир живет по своим, установленным Богом законам, и для чистого, я думаю, в этом мире все должно быть чисто[84]. Пример тому — кошачье семейство в келлии преподобного Герасима, где подвизался когда-то старец Каллиник Исихаст.

Заходим в убогую хатенку. Затертые половицы, крохотная комнатка — храм! Самодельный, выкрашенный масляной краской иконостас, бумажные иконки, на крючке ветхая епитрахиль, вместо Царских врат — пурпурная катапетасма с крестом… Что называется, не за что глазу зацепиться. Но в этой простоте — все!

Мне вспомнилось, как охарактеризовал самого известного и любимого в Греции старца — Паисия Святогорца — владыка Пантелеимон, который лично знал геронду и имел с ним самые теплые, дружеские отношения.

— Это был самый простейший монах, — сказал владыка, — монах, в келье которого всегда было мало мебели, но много людей…

Мне кажется, в этом скрыта вся тайна старчества — безыскусная, естественная простота внешней жизни и исполненная любви и сострадания душа! Как же нам не хватает таких светильников, Господи!!!

После посещения келлии старца Каллиника Серафим предложил спуститься к морю, до которого было уже не больше сотни метров, но когда я представил, что потом придется карабкаться обратно в гору, — заупрямился. Впрочем, и Серафим не железный — тоже устал, так что не слишком настаивал. В конце концов решили возвращаться назад, тем более что день уже клонился к вечеру и нам совсем не хотелось, чтобы нас приняли за кабанчиков залетные браконьеры.

Возвращались мы в сумерках усталые, но умиротворенные — и надо же, как раз поспели к торжественному, праздничному ужину. Было весело, шумно и вкусно… Говорились с улыбкой тосты, в которых я не понимал ни слова и… понимал все! После трапезы гости бросились помогать монахам, убирать со столов, мыть посуду — все-таки праздник, значит праздник для всех! А потом до глубокой ночи со скитской веранды доносилось такое непривычное для монастыря, но такое проникновенно-братское, многоголосое пение мирян: «Сигана, сигана…» — тишина, тишина… Даже в веселье, говоре и пении присутствует эта особая афонская тишина, к которой так тянется уставший от грохота будней, замороченный вконец человек.

…Утром нас не будят вовсе. Гости спят. Встаем, когда ясное, свежее утро уже вовсю улыбается миру. Сходили в храм, владыка отслужил благодарственный молебен, потом еще раз посетили могилки старцев и стали спускаться к морю. Вскоре причалил паром, но поплыл он не сразу назад, к Уранополису, а вперед — до последней остановки. Проплываем мимо отвесных скал, и вот, минут через пятнадцать открывается взгляду удивительное зрелище. Прямо на скалах (непонятно вообще, как они туда могли попасть) прилепились гнезда монашеских келлий. Некоторые из них соединены цепями, держась за которые только и можно передвигаться по зыбким и опасным тропам.

— Это Каруля, — комментирует Серафим, и тут же за скалой открывается широкое ущелье и пристань. Все это кажется мне знакомым:

— Серафим, так это же мы здесь были вчера… Вон там, чуть выше. Получается, мы до Карули не дошли каких-нибудь сто метров. Надо же!!!

— Ну так я ж тебе не зря говорил — давай спустимся!

— Так ты ж не сказал, что там Каруля!!!

— Ну ничего, не переживай. На самом деле, может быть, нам и не полезно было туда попасть. На Каруле раскольников много. Так что не переживай сильно.

Это была конечная остановка. Теперь уже паром поплыл обратно, высаживая и принимая пассажиров на пристанях и давая возможность еще раз увидеть издалека ставшие такими родными святыни.

Прощание с Афоном… По традиции здесь надо бы вставить несколько элегических строк, но, признаться, никакой печали в душе у меня в тот момент почему-то не обреталось. И слава Богу! Мы стояли с Серафимом на палубе, облокотившись о перила и провожая взглядом проплывающие мимо монашеские твердыни. В лицо дул крепкий морской ветер, пенилась вода у кормы, и вместо грусти в душе пела, жила напряженная светлая радость… радость и бесконечная вера в то, что настоящая христианская жизнь возможна! Причем возможна для каждого из нас! И важнее этого нет ничего!!!

— Смотри, смотри, — оживился вдруг отец Серафим, — видишь, вон там постройки и белый купол?

Я быстро разглядел среди буйной растительности здание, потому что сам по себе белый купол — для Афона явление довольно необычное.

— Да, вижу. А что это?

— Наш монастырь выкупил заброшенную келлию. Она не слишком старая, в хорошем состоянии, так что подремонтируем и будет у нашего монастыря своя келлия на Афоне.

— Здорово!..

* * *

…Со времени этих событий прошло полтора года — и вот, в феврале 2008 года мне позвонил из Греции отец Серафим. Мы долго разговаривали, вспоминая былое, а под конец мой добрый приятель возвестил радостно:

— Да, помнишь ту келлию на Афоне, которую выкупил наш монастырь?

— Конечно…

— Там все уже привели в порядок, отремонтировали… И знаешь, как ее назвали?

— Как?

— Угадай!

— Да ладно тебе, откуда я знаю…

— Эх ты… В честь святителя и исповедника Луки, вот как! Между прочим, это первая келлия святителя на Афоне! Так что поздравляю!!! Помнишь, я тебе говорил, что святитель на Святую Гору идет? Видишь, как все промыслительно получилось!..

Я слушаю Серафима, и мне вспоминается другой храм святителя Луки, в самом северном городе мира — в Норильске. Север — Юг… Норильск — Афон… Земля — Небо…

Что тут добавишь? Таково величие подлинной святости! Она не скована человеческими границами и, объединяя самых разных людей, увлекает их в захватывающее и важнейшее из всех путешествий — домой, к Богу!

РАЗУМЕЙТЕ, ЯЗЫЦЫ

В Греции поднимает голову язычество. В газетах, по телевидению мелькают маги, гадалки, колдуны и астрологи всех мастей. Впрочем, этого добра и у нас хватает. В Элладе подливает масло в огонь древность и шумная слава традиции. Как же — вся европейская цивилизация вылупилась из греческой скорлупы, я уже не говорю о Возрождении! Но одно дело миф, и совсем другое — реальность. Боги язычников — бесы — это еще псалмопевец Давид говорил[85]. А сознательное служение бесам, конечно, к добру не приводит.

Говорят, на Олимпе дело доходит до человеческих жертвоприношений. Власти ужасаются, грозят пальцем, но как-то не всерьез, понарошку: все-таки Европа, демократия, права человека… Пусть себе шалят, если хочется…