Андрей Фадеев - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Андрей Фадеев
• Издательство: Типография Акционерного Южно-Русского Общества Печатного Дела
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1897

Андрей Михайлович Фадеев — российский государственный деятель, Саратовский губернатор, позднее — высокопоставленный чиновник в Закавказском крае, тайный советник. С 1817 по 1834 год он служил управляющим конторой иностранных поселенцев в Екатеринославле. Затем был переведён в Одессу — членом комитета иностранных поселенцев южного края России. В 1837 году, после Одессы, А. М. Фадеев был назначен на службу в Астрахань, где два года занимал пост главного попечителя кочующих народов. В 1839 году Андрей Михайлович переводится в Саратов на должность управляющего палатой государственных имуществ. 1846 года Фадеев получил приглашение князя М. С. Воронцова занять должность члена совета главного управления Закавказского края и, вместе с тем, управляющего местными государственными имуществами. Оставаясь на службе в Закавказском крае до конца своих дней, в 1858 году был произведен в тайные советники, а за особые заслуги при проведении в Тифлисской губернии крестьянской реформы — награжден орденом Белого Орла (1864) и золотой, бриллиантами украшенной, табакеркой (1866).

«Воспоминания» А. М. Фадеева содержат подробную автобиографию, в которой также заключается много метких характеристик государственных деятелей прошлого, с которыми Фадееву приходилось служить и сталкиваться. Не менее интересны воспоминания автора и об Одессе начала XIX века.

Приведено к современной орфографии.

---

Третьего ноября последовал приезд кн. Барятинского и торжественная встреча его. Все были им обласканы, и почти все были довольны его назначением. Пред отбытием его, Государь предоставил ему право, какого еще ни один из начальников края до него не имел: право делать по главному управлению краем и подведомственным ему учреждениям все преобразования и изменения, какие он найдет нужными, собственною своею властью, без Высочайшего утверждения, — с тем только, чтобы, по указанию опыта, он представлял их для рассмотрения и обращения в постоянный закон, сначала сроком по 1863-й год. Срок этот впоследствии и для нового наместника, Великого Князя, продолжен по 1866-й год. Эта мера конечно облегчила нужные изменения, но она имела и свои неудобства при некоторых изменениях, сделанных не по указанию опыта и обдуманного плана, а по своеобразному заключению главного начальника, иногда вопреки основательным возражениям, какие представляли ему члены комитета о преобразованиях.

Вскоре после прибытия князя Барятинского, в ноябре, получено известие о кончине князя Воронцова. Известие это для меня было очень грустное. Повторяю уже сказанное мною, что князь Михаил Семенович Воронцов, как человек и вельможа, принес много пользы государству, Закавказскому краю в особенности. Жаль только, что он мало знал Россию; в иных случаях руководствовался общими Европейскими идеями, не всегда удобными к слепому руководству русским государственным людям; и имел маленькую, исключительную слабость к некоторым грузинским семействам и личностям, выходившую иногда за черту благоразумия для представителя Русской власти.

В этом году, и вообще по окончании войны, главное внимание и заботы управления государственными имуществами были обращены на три предмета: 1) на разыскание вновь свободных земель для новых поселений; 2) на устройство казенных лесов и 3) на устройство водопроводов.

О землях, по всем сведениям, какие собрать было можно, оказалось, что несколько в значительном количестве они находятся в излишестве только в Эриванской губернии. Но сколько именно, хотя приблизительно, знать было нельзя. И губернское, и уездное начальство, по избытку усердия, старалось примерную цифру десятин свободной земли выставить сколь возможно высшую. По эти показания были вовсе не достоверны. Например: уездные начальники показывали таковой земли на 3700 семей, а участковые заседатели — на 2370 семей. Достоверно оказалось лишь то, что и ранее было известно, то-есть, что точного количества свободной казенной земли, даже и приблизительно, прежде генерального межевания определять не возможно; тем более, что для определения земли в посемейный надел необходимо было знать, сверх количества, еще и качество ее, местоположение, удобство дорог и тому подобное.

Об устройстве лесов выказывали заботливость и князь Воронцов, и особенно Муравьев, который заявлял, что он мастер этого дела. По выяснилось, что правильного устройства лесов в Закавказском крае, до обмежевания их, также ввести было не возможно. А это обмежевание, равно как и вообще всех земель, по недостатку средств и людей, не может произойти быстро и скоро. Назначенные для того средства были ничтожны, да и ограничить вдруг беспредельную порубку лесов воинскими чинами, укоренившуюся с самого вступления русских войск в здешний край, было крайне затруднительно. Столь же трудно вводить в этом отношении какой-либо порядок и между казенными поселянами, которые привыкли, по закону царя Вахтанга, считать воздух, воду и лес собственностью каждого, кто захочет ими пользоваться.

Что касается до водопроводов, то метода князя Воронцова приниматься за возобновление больших, древних водопроводов, разрушившихся и уничтожившихся в продолжение веков, оказалась вполне бесполезною, потому самому, что, требует огромных издержек и искусных гидравликов, а у нас ни денег, ни подобных людей не имеется. Нет сомнения, что для благосостояния Закавказского края этот предмет был и есть одно из важнейших мероприятий; но необходимо прежде устранить генеральным межеванием все юридические споры по землевладению. До тех же пор, как мне кажется, следует обращать особенное внимание на сооружение водопроводов там только, где народонаселение более густо, где удобен сбыт продуктов, и где существующее народонаселение, от недостатка или запущения водопроводов, действительно затрудняется в достижении благосостояния.

Все эти несвоевременные меры и во всей России, и особенно в Закавказье происходят, надо полагать, по той причине, что, начиная от Петра Великого и едва ли не до сих пор, мы, по словам Жуковского, не перейдя чрез понедельник, переступаем прямо во вторник.

Для меня 1856-й год прошел довольно благополучно. Хотя я и чувствовал по временам признаки наступающей старости, но никакой серьезной болезни не подвергался, Финансовое свое положение я давно уже считал недурным, главнейшие потому, что не имел долгов, как впрочем и всегда.

В следующем, 1857-м году, новый наместник занимался исключительно предположениями о мерах к совершенному умиротворению Кавказа, а также об изменении гражданского управления по своему образу мыслей. В первом отношении, он действовал логично и основательно, а потому чрез три года и успех оказался блистательный и полный. Во втором же, последствия не были вполне удовлетворительны. По этой последней причине, и занятия мои с ним происходили реже и были не продолжительны, кроме разве тех из них, которые интересовали его лично, как например об утверждении Лорийской степи окончательно за князьями Орбелиановыми.

Вследствие этого, я занимался в Тифлисе текущими делами безвыездно до мая месяца. Да и потом не было надобности ездить далеко и на долгое время съездил я только для обыкновенных обзоров немецких и духоборческих поселений и в Боржом. Лето с семейством я провел в Коджорах, где находился и наместник. Виделся я с ним, по обыкновению, очень часто, как по делам, так и по его приглашениям; заходил и он ко мне. Относился он ко мне вообще, как и всегда, чрезвычайно благосклонно и любезно.

С князем Александром Ивановичем прибыли многие новые лица из его свиты, адъютанты, чиновники. Некоторые были у меня, познакомились с моим сыном, зятем, и наш домашний круг увеличился несколькими хорошими знакомыми. Из числа их был Василий Антонович Инсарский, старый сослуживец моего зятя еще по Петербургу, человек близкий к князю Барятинскому уже издавна, которого он определил к себе для дел в особенности конфиденциальных. Он служил в Тифлисе все время, пока князь Барятинский состоял наместником, а только по выбытии его возвратился на службу в Петербург.

В течение этого года, к нашему большому удовольствию, служебное положение зятя моего, Ю. Ф. Витте, определилось по давнишнему нашему обоюдному желанию, назначением его ко мне в помощники. Оживилась надежда и на лучшую будущность сына моего, постоянно пользовавшегося добрым расположением князя Барятинского, который часто радовал меня самыми приятными и лестными отзывами о нем. Сын мой познакомил меня с генералом Евдокимовым, столь славным деятелем в деле покорения Кавказа. Евдокимов очень любил моего Ростислава, относился к нему чрезвычайно дружелюбно; с тех пор, приезжая в Тифлис, он всегда бывал у меня и часто обедал.

Летом приехала к нам повидаться внучка наша Вера, дочь покойной нашей старшей дочери Елены, с мужем своим Н. И. Яхонтовым, отставным гвардейским офицером, Псковским помещиком, хорошим молодым человеком. Он к зиме должен был уехать по делам на несколько месяцев в Россию, а она осталась пожить с нами до его возвращения.

Март месяц 1858-го года отметился для меня несколькими неприятными событиями. 10-го марта умер председатель Совета, князь Василий Осипович Бебутов, человек умный, образованный и отлично ко мне расположенный, особенно в первые годы нашего совместного служения. Впоследствии он сделался большим эгоистом: успехи его во время войны, получение в чине генерал-лейтенанта ордена Андрея Первозванного, — пример едва ли не единственный в России, — кажется, несколько ослепили его. Для полного его благополучия ему недоставало только генерал-адъютантства, о котором он всегда мечтал и до которого никак не мог достигнуть[115]. Надежда его воскресла в уповании на коронацию. Как вдруг, последовавшее затем неожиданное назначение наместником Кавказским князя Барятинского, — бывшего за год перед тем под его начальством, его подчиненным, — сокрушило его нравственно, уязвило его самолюбие и, как полагали, было причиною ускоренного развития и усиления его болезни и, быть может, самой смерти. Его не могли утешить ни производство в полные генералы, ни подарок в собственность полуразвалившегося дома начальника гражданского управления, в котором он жил, — и спустя полтора года, князь Василий Осипович Бебутов уже лежал на столе. Но в летописи туземных генералов он навсегда останется памятен. Место его заступил генерал-адъютант князь Григорий Дмитриевич Орбелиани, находящийся поныне в этой должности.