Николай Мордвинов - Дневники

• Название: Дневники
• Автор: Николай Мордвинов
• Издательство: Всероссийское театральное общество
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

В книгу включены дневники известного артиста Николая Дмитриевича Мордвинова и воспоминания о нем.

---

В силу его наблюдательности подсказы его иногда изумляли, потом полоняли, и уже затем становились для тебя обязательными.

— Как нам с тобой, Коля, показать Богдана впервые? — спрашивал он, сводя свои кустистые белые брови.

Это было на берегу Днепра, где сейчас плещется Киевское море, — я недавно был там. По счастливой случайности рядом лежал перевернутый челн. Я присел, откинул в сторону клинок, чтобы не мешал, и задумался…

— Не-е шевелись, Коля! — он немного заикался.

— Юра!

Подбегает Екельчик[651] — оператор картины. Заметьте, он сумел объединить достоверность с мужественной патетикой, в черно-белом добиться почти цвета, в плоском — стереоскопичности. Замечательное это было содружество художников!

— Понимаешь? Давай, поднимем весь этот постамент, и Богдан замрет, как орел перед взлетом!

Привожу я эти примеры, а у меня их много, — и волнуюсь: в достаточной ли мере они характеризуют творческий облик выдающегося режиссера советского экрана?

Тем более, что я действительно знал его творческим, горячим, неуемным, сосредоточенным — таким особенно я люблю видеть режиссера…

На съемках было много и занятного, трогательного, смешного, волнительного… Знал я его и веселым, и смешливым, легким и приятным в общении с людьми, действительно душою картины… Очень музыкальным. А впрочем, это видно по ленте. Темперамент, с которым несется в ней песня о трагическом, по самому строгому профессиональному счету — очень высок.

Словом, большая и страстная любовь к наполненному, актерскому существованию, к сочной выразительности, равно как и неприязнь ко всему серому, безликому, обыденному, к трафарету, это и было то, что отвело режиссеру его особое место в искусстве советского кинематографа. А его произведение «Богдан Хмельницкий», которое не утрачивает своей свежести уже в течение четверти века, сделалось произведением большим, настоящим прочтением исторической темы, произведением реалистическим, но по-гоголевски, когда реализм поднимается на высоту эпоса.

12/X

Опять выступал в школе со своей программой («Русский характер»). Конец прошлого сезона и начало этого мне дает некоторую радость, что аудитории становятся лучше, серьезнее, внимательнее. Нет того, что беспокоило чрезвычайно, — легкомыслия, нигилизма, полной негативности в серьезном. Или встречи мои — с особенными школами, или действительно наметился некоторый сдвиг?

Я поделился своими соображениями с учителем, он разделяет мое наблюдение и говорит, что крен действительно наметился, а на дополнительные уроки, на которые раньше было не затянуть, сейчас рвутся.

Хорошо бы, а то и не знаешь, во что в будущем верить.

20/X

А вот перед рабочей аудиторией я говорил около двух часов о своем творчестве. Народу около тысячи человек и сидели в полной тишине. Удивительно хорошо и тепло на душе.

Спрашиваю устроителя:

— А почему вам это интересно? Ведь я не говорил ни о чем, что было бы смешно, занятно…

— А что же может быть интереснее жизни человеческой? А вы ведь говорите о своей жизни в искусстве…

26/X

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Сначала роль никак не шла, душа не откликалась ни на какие «манки», и даже равнодушие какое-то [появилось] к тому, что не получается.

[…] Как бы только мне не опуститься до того, чтобы мне не стало все безразлично?

Второй и третий акт играл прилично…

Ой, как дурно на душе. В театр не хочется появляться. Ролей для меня нет.

30/X

«МАСКАРАД»

Не помню… Что-то делал… Что-то получалось, что-то нет…

Я действительно уважаю зрительный зал. Я ни за что не позволю себе выйти на сцену «в ночных туфлях», «в халате», «спустя рукава». Потому еще, что он был всегда единственным и деятельным моим помощником. А сегодня… меня не было на сцене, не было и зрительного зала в зале…

«Силы мои меня покидают»… Надо бы сократиться, а не могу… Отдаю себя ребяткам в школе… Может, у кого-нибудь что-то западет в душу… А впереди для театра у меня нет ничего, быть же без работы — и стыдно и неуютно.

А впрочем, польза была и есть!.. Хотя бы в том, что он был для меня новым и… сравнительно легким. Сердце продиктовало мне условия: либо отказаться от спектакля, либо найти средство сыграть роль вполовину физики и психики, убрав все действие вовнутрь. Играл тихо, убрал большинство взрывных моментов, и от этого оставшиеся звучали особенно сильно.

Из зрительного зала получил подтверждение этому своему заключению. Идут сольные концерты в школах.

Я с большой радостью провожу их. Мне так хочется всем им, кто меня слушает, хорошо, внимательно, а на «Русском характере» — взволнованно, передать мое пожелание, чтобы путь их был славным, гордым, светлым, нужном.

Что это за устройство головы… мозга… Читаю, рассказываю одно а в голове параллельно идут мысли, прямого отношения к рассказываемому не имеющие, и нужны специальные силы, чтобы не пропустить их и собраться на одном. Оказывается, сосредоточенность — одна из самых труднодостижимых способностей человека.

Я увлечен сейчас [желанием] отдать все, что я знаю, чем дорожу, — людям, особенно молодым, в надежде, что, может быть, и я не сразу умру. Хочется рассказать им больше, скорее, глубже.

А сегодня на мой вопрос: «Может быть, довольно?», какой-то нагловатый голос ответил: «Довольно». Зал зашумел, ученики захотели «замазать» нетактичность.

— Если все хотят слушать и лишь один считает, что он взял все от меня, может быть, логичней ему оставить зал?

Он промолчал, сник.

— Оказывается, вы не только невоспитанный молодой человек, но и… трус.

2/XI

Смотрел «Обыкновенный фашизм» М. Ромма.

Страшная, умная, талантливая картина. Удивительная картина![652]

12/XI

«МАСКАРАД»

За эти дни много горького пронеслось в жизни моей, голове, душе…

(…) Нет покоя ни днем, ни ночами… И стоит больших сил идти в театр. Не подпускаю эту муть к образу Арбенина. Но это стоит многого. Как бы уберечь его?

14/XI

Сегодня выступал с «Русским характером» во вновь открытом на ул. Горького концертном зале «Поэзия»[653].

Небольшой зал уютен и для всякого чтеца — маленький…

Читал с удовольствием, только очень душно.

Зовут повторить программу.

Мое единоборство с залом, не то единоборство с людьми, тебе не доверяющими, зритель мне давно доверился, но мне мало доверия, мне нужна душевная близость, открытое сердце, чтобы говорить по душам, а это право каждый раз надо завоевывать. Общество «СССР — Африка» предложило мне поездку в Мали.

Некогда. Набрал много работы и все интересная:

Отелло (поэма с симфоническим оркестром).

Луначарский[654].

Телевидение — хочу об Арбенине.

Документальный фильм — хочу об Отелло.

Концерты… дал согласие на Свердловск. Зарвусь, что ли?

18/XI

Вчера слушал запись Шварца[655] и слово Андроникова о его творчестве. Какой молодец, как доброжелательно говорил, даже завидно.

А Шварц — хорошо «Мертвые души» и весьма обычно — Пушкин. Для Пушкина нужно пламя души…

Андроников захотел посмотреть спектакль «Ленинградский проспект». При случае с удовольствием покажу работу.

Репетиция «Отелло» с оркестром.

Слушал черновую запись прошлого выступления. Понял, что я поддался музыкальному строю и ушел от себя. Сейчас работаю над разговорностью речи.

Как будто бы освобождаюсь от декламации.

Помощи нет — только хвалят.

А сам… увлекаюсь, слушая музыку, и, возможно, опять начинаю уходить от себя.

«Не черен — светел ваш отважный зять». Не о ревности же дикой говорить в роли сейчас, в век светлых устремлений народов, когда великолепная роль дает возможность говорить о лучшем в человеке.

20/XI

[…] Сегодня мне удалось не поддаться «музыкальной стихии», перейдя в декламацию. Я вел себя в единстве с музыкой, но не иллюстрировал ее напевностью, декламацией.

Мне больше, чем кому-либо, надо слушать свои записи, так как я с удовольствием отдаюсь стихии чувств, порою теряя контроль над собою.

О чем надо позаботиться завтра?

Действие, действие и действие.

Для Яго — скандированная, обрывистая речь, желчная, злая, нетерпимая.

Для Отелло — открытая, доверчивая, широкая, доброжелательная.

21/XI

Большой зал Консерватории.

Трагическая поэма «Отелло» с симфоническим оркестром и хором.

Трагическую поэму назвали театром одного актера. Говорят, что главным действующим лицом получился актер.

Вел я себя на сцене собранно и уверенно. Было заволновался вначале, а потом убедил себя, что волноваться мне нечего и волнение — рефлекс. К концу зрительный зал плакал вместе со мною (я видел мелькающие платки и руки у глаз).