Георгий Михайловский - Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

• Название: Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.
• Автор: Георгий Михайловский
• Издательство: Издательство «Международные отношения»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-7133-0494-9; 5-7133-0493-0

Это первая публикация недавно обнаруженных в Архиве внешней политики России «Записок» Г.Н. Михайловского, сына известного русского писателя Н. Гарина-Михайловского. Автор прослужил в МИД России с 1914 по 1920 г. Его воспоминания — своего рода исповедь российского интеллигента, достоверное и честное свидетельство очевидца и участника событий, который имел возможность не только наблюдать за формированием внешней и внутренней политики Николая II, Временного правительства, а затем Деникина и Врангеля, но и сотрудничать со многими главными действующими лицами российской трагедии. Книга 1 охватывает период с августа 1914 г. по октябрь 1917 г. Для широкого круга читателей.  

---

Они сделали это с соответствующей помпой, разразившись рядом речей, подкреплённых аргументами международно-правового, конституционного и статистического характера. Не были оставлены без внимания также религиозный и финансово-экономический аспекты. Широкий фронт нападения основывался главным образом на психологической стороне, а именно, что выделение Холмской губернии есть акт Столыпина, продиктованный исключительно шовинистическими мотивами самого низкопробного свойства, и не может же революционная и демократическая Россия продолжать политику Столыпина! Все остальные аргументы, несмотря на их разнообразие и красочность, являлись второстепенными, при этом далеко не бесспорными, что чувствовали и сами поляки. Любопытно, что именно в этом психологическом наступлении поляки уже в сентябре 1917 г. имели успех, оказавшийся, впрочем, эфемерным.

Что касается вспомогательных аргументов, то к ним относился прежде всего анализ Венского трактата 1815 г., который сделал Грабский. По мнению Грабского, определяя границы Царства Польского, Венский трактат будто бы возлагал на русское правительство сохранение незыблемыми внутренних границ Царства Польского по отношению к России. Поэтому выделение Холмской губернии из состава Царства Польского являлось будто бы нарушением Венского трактата. Тезис Грабского в применении к границам Царства Польского являлся перефразировкой известного польского тезиса, по которому конституция Польши, дарованная Александром I, находилась под защитой Венского акта, и Наполеон III, заступаясь в 1863 г. за поляков, тоже пытался обосновать своё вмешательство Венским трактатом 1815 г. Выслушав все польские речи, я подробно ответил Грабскому на том же заседании и привёл особые декларации русских, австрийских и прусских делегатов на Венском конгрессе о том, что все вопросы о конституционном устройстве отдельных частей Польши, отходивших к России, Австрии и Пруссии, вместе с вопросами их административного управления всецело подлежат ведению соответствующих государств и не могут быть предметом чьего бы то ни было вмешательства. Эти запротоколированные на Венском конгрессе декларации трёх государств явились в своё время юридическим оправданием для всех тех изменений, которые были произведены Россией после 1830 и 1863 гг. в управлении Царством Польским. В частности, я сослался на уничтожение таможенной границы между Россией и Царством Польским в 1850 г. Если согласиться с тезисом Грабского, то пришлось бы говорить о незаконности с международно-правовой точки зрения не действий России в период 1815–1914 гг., формально основанных на Венском трактате, а самого Венского трактата 1815 г., участники которого сами в своих дипломатических донесениях признавали раздел Польши «противоречащим началам публичного права». Но это была бы область не международного права, а международной морали. Вот почему я предложил оставить в стороне Венский трактат и перейти к актам Временного правительства 15 и 16 марта.

С.А. Котляревский, со своей стороны, поддержал меня всецело в вопросе о Венском трактате и дополнил ссылками на прения в 1910 г. в Государственной думе, где поляки также приводили этот трактат, и совершенно безуспешно. Наше решительное выступление, Котляревского и моё, произвело должное впечатление на Грабского, который впоследствии оставил Венский трактат в покое, хотя некоторые его коллеги, вроде, например, Шебеко, продолжали им ещё довольно долго оперировать, правда, встречая с нашей, русской, стороны решительный отпор.

Оставались статистические данные, представленные поляками и доказывавшие, что, за исключением небольших островков, в Холмской губернии основное население — поляки-католики. Явно раздутые цифры сразу же отшатнули всю русскую делегацию, но по тактическим соображениям было решено их «проверить». Здесь мы поляков и поддели. Если бы вопрос стоял в плоскости международного права, то есть Венского акта 1815 г., или исключительно политико-психологической стороны выделения Холмской губернии в 1910 г., то, будучи формально неправы, поляки вообще могли рассчитывать на симпатии русских делегатов, так как никто из них, очевидно, не сочувствовал разделу Польши или политике Столыпина в польском вопросе. Но в области цифр, проверить которые было нетрудно, их дело могло быть только проиграно. Перейдя на статистические данные, то есть становясь на этнографический принцип, поляки не могли уже отстаивать целостность Холмской губернии и требовать включения её en bloc[50] в Польшу; мало того, статистика Холмской губернии, приводимая поляками, давала нам возможность поднять в нужную минуту и литовский вопрос.

Вот почему на этот аргумент представитель министерства внутренних дел ответил предложением проверки, в чём поляки, конечно, не могли отказать. Статистический метод был, по существу, единственным методом для решения всех вопросов русско-польского разграничения, но поляки выдвинули его только в качестве субсидиарного аргумента, и потом, когда в министерстве внутренних дел этим вопросом занялись основательным образом, они были очень смущены таким оборотом дела.

Помимо вышеуказанных подкреплений польского предложения о Холмской губернии были развиты и финансово-экономические соображения, вынуждавшие решить вопрос в смысле включения в состав Польши этой отделённой от неё части. По этому поводу представитель министерства финансов, товарищ министра Шателен, ядовито заметил, что вообще, если смотреть с экономической точки зрения, то Польше не следует вовсе отделяться от России. Эта экономическая сторона вопроса в дальнейшем играла малую роль.

Заканчивая заседание, Ледницкий в длинной речи ещё раз собрал все многочисленные пункты польского предложения, причём по поводу речи Грабского о Венском трактате сказал, что этот вопрос следует отложить как «спорный». Он посмотрел на меня и спросил: «Вы согласны, не правда ли?» Я ответил, что могу согласиться со «спорностью» положений Грабского о «незыблемости» внутренних границ Царства Польского только в том случае, если такая «незыблемость» будет признана за внешними границами Царства по Венскому трактату. Ледницкий даже привстал, ошеломлённый моими словами, и попросил меня объяснить, что я хочу сказать. Мне пришлось поставить точки над i и показать комиссии всю опасность оперирования с Венским актом 1815 г., который, устанавливая границы Царства Польского по отношению к России, в то же время очерчивал те границы Царства Польского, которые являлись нашей границей с Германией и Австро-Венгрией до 1914 г., то есть были следствием последнего окончательного раздела Польши. Тут же я заявил, что Венский акт, по моему мнению, уничтожен уже воззванием вел. кн. Николая Николаевича к полякам 1 августа 1914 г., не говоря уже о провозглашении Временным правительством независимости Польши в воззвании 15 марта 1917 г., и что становиться на почву Венского трактата я не могу, так как в качестве представителя министерства иностранных дел не могу держаться иных взглядов, чем моё правительство. Между Ледницким, Роппом и Грабским произошёл краткий разговор, и Ледницкий сказал, что упоминание Венского трактата имело, видите ли, «примерный» характер и что поляки, конечно, ни одной секунды не стоят на точке зрения этого акта. После этого Ледницкий стал уже развивать другие положения.

По окончании заседания Котляревский, у которого было какое-то дело в нашем министерстве, пошёл вместе со мной, и мы обсуждали первую серьёзную русско-польскую ошибку, жалея, что Милюков не сумел предупредить постановку вопроса о Холмской губернии. Сама по себе полемика с её неизбежным азартом по такому ещё столь недавно волновавшему обе стороны вопросу создавала, вопреки желанию обеих сторон, атмосферу недоверия, столь типичную для русско-польских отношений в XIX в. Несмотря на всю грандиозность перемен в России, прошлое снова врывалось в их отношения, грозя без всякой надобности уничтожить прекрасное впечатление, произведённое началом новой политики Временного правительства в польском вопросе. Уже в нашем министерстве Котляревский условился со мной и на будущее относительно злополучного холмского вопроса.

На следующем заседании, через неделю, вопрос о Холмской губернии принял более спокойный характер, так как поляки «проверяли» проверку их цифр, произведённую в министерстве внутренних дел. Шёл спор о статистических данных, и выяснилась, как и следовало ожидать, фальсификация польских данных. Поляки упирались и всё оспаривали, ссылались на статистические таблицы, которых с собой не захватили, довольно бесцеремонно старались опорочить данные русской государственной статистики, но в подкрепление не могли привести сколько-нибудь убедительного материала. Наконец, Ледницкий потерял терпение и, видя невозможность отстоять прежние польские таблицы, предложил отложить вопрос до следующего заседания, когда поляки должны были доставить те источники, на которые ссылались. После этого перешли к другим, менее животрепещущим вопросам. На следующем заседании холмский вопрос не поднимался, а потом наступил перерыв заседаний, во время которого произошёл первый кризис Временного правительства, вызвавший уход Милюкова.