Зденек Плугарж - Если покинешь меня

• Название: Если покинешь меня
• Автор: Зденек Плугарж
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

В романе чешского писателя З. Плугаржа «Если покинешь меня» (1957) рассказано о трагических судьбах тех, кто не понял нового, что нес с собой демократический строй в Чехословакии, поддался на удочку буржуазной пропаганды и после февраля 1948 года оказался за пределами страны.

---

А затем — это тягостное напряжение долгого путешествия без малого через всю Чехию. Ничего не значащие разговоры, безрезультатные старания Ярды рассеять подозрение, зародившееся в тупой башке Пепека в самом начале их предприятия.

«Ничего особенно не произошло, — утешал себя Ярда. — Сболтнул лишнее. Пепек не ясновидец, а чужая душа — потемки…»

Немного успокоив себя этим, Ярда поднялся с сенника. Он сделал несколько мягких шагов. Потом достал маленькое зеркальце, приспособил его поудобнее и старательно расчесал и взбил свою великолепную шевелюру; с чуба, залихватски ниспадающего на лоб, снял сухую травинку. Вплотную приблизив лицо к зеркальцу, Ярда увидел щетину на подбородке и с досадой поморщился. Он обогнул три старых шкафа, отделявших их «спальню» от остального чердака, и осмотрелся: там, за балкой, стоял кофейник, лежало полкаравая хлеба и в бумаге — граммов сто масла. Ярда вернулся с довольной ухмылкой, предвкушая завтрак. Пепек уже сидел на своей попоне. Лицо его было напряженным, руку он держал в кармане брюк.

— Почему не сказал, что уходишь? — спросил он раздраженно и снова лег.

— Ты же спал. Я не хотел тебя будить.

Этот тон снова расстроил Ярду. Почему, по какому, собственно говоря, праву он должен подчиняться Пепеку? Он не ребенок, ему надзиратель не нужен. Поручение, которое ему дали, он и без Пепека запросто выполнит.

Ярда принялся за завтрак. Масло почти растаяло. Забеленный молоком эрзац-кофе остыл — хозяин из трусости принес завтрак, когда едва забрезжило. Ярда сидел, поджав ноги, и жевал свежий хлеб.

«Достать паспорт — это не просто, но в конце концов мне же было сказано: «Если представится случай».

Ярда изредка косился на выразительные скулы Пепека, на его широкие ноздри.

Нет, с самого начала все шло как-то не так. Еще неделю тому назад Ярду собрали в дорогу, проинструктировали во всех подробностях, у него в кармане лежали чехословацкие деньги, потрепанное удостоверение личности на имя некоего Йозефа Котрбы — и вдруг все забрали обратно, а через три дня к нему привели напарника с прямым приказом: во всем и при всех обстоятельствах подчиняться ему. Ярду удивил Пепек: бледное, словно после тяжелой болезни лицо, синие круги под глазами, около рта легли морщинки усталости. Только глаза леденящие, такие же, как прежде в Валке.

— У меня были неприятности в лагере, that’s all[160], — выдавил из себя Пепек в ответ на настойчивые расспросы Ярды, когда они остались вдвоем. Больше он не сказал ни слова.

Пепек наконец вылез из-под попоны. Он отворотил нос от остывшей бурды, сунул в карман два куска хлеба, намазанных маслом, старательно очистил костюм от сена.

— Выходи не раньше обеда и возвращайся до темноты, да не вздумай встретить старых знакомых. — Размашистые густые брови Пепека грозно сошлись над переносицей, взгляд его впился в лицо Ярды. — С фабрики или не с фабрики — все равно…

Ярда, когда Пепек повернулся к нему спиной, чуть усмехнулся. Пепек прошел к чердачному окну. Его могучие полусогнутые руки были плотно прижаты к телу, маленькая курчавая голова втянута в плечи. Верхний конец лестницы вздрагивал под его тяжестью. Потом шаги Пепека послышались во дворе, потом все затихло.

Ярда посмотрел на часы. До обеда тут от тоски с ума сойдешь. Он отправился на экскурсию: облазил весь чердак, подтянулся на руках к пустому гнезду, прилепившемуся за балкой, наконец опять улегся на попоне. Тихо и тепло, во дворе сонно клохчут куры, из хлева слышится звон цепи, черные ласточки, словно стрелы, мелькают мимо слухового окна, заставляя Ярду вздрагивать.

С того момента, как он завербовался на двухлетнюю службу, он все время пытался представить себе, к чему это может привести, что ждет его впереди: постоянная скрытность, беспрерывная перемена мест, осторожность, нервы, напряженные до предела дни и часы смертельной опасности. А между тем, после того как они сошли с поезда, он только и делает, что валяется на сене и выслушивает приказы. Проклятие, он не смеет даже закурить. А Пепек тем временем где-нибудь чадит вовсю.

Пепек. Он ведь появился позже, чем Ярда, а его назначили главным. Почему? Ведь они оба новички.

Червь сомнения снова сверлит мозг Ярды. Что означает эта замкнутость Пепека? Держался бы он так, не будь той несчастной минуты в поезде? Ни одного искреннего слова не сказал он Ярде. Правда, и в Валке он держался бирюком, даже в те минуты, когда, казалось, между ними могли наладиться добрые отношения.

Ярда даже не знает, куда сейчас ушел Пепек. Что это с его стороны: осторожность или недоверие?

Разве могли те, спокойные, румяные, хорошо настроенные ребята из мюнхенского бюро по его, Ярды, лицу угадать, какие мысли роятся иногда в его голове.

Да, верно, он стремился на Запад. Для него Запад — это роскошный лимузин с плавным ходом. Он, Ярда, за рулем, а рядом девица с кроваво-красными ногтями; негритянский джаз, небоскребы и театры, в которых «стодолларовые» девки на сцене будто бы раздеваются донага, а мужчины в зрительном зале жуют резинку и ржут от восхищения. Это называется жить с размахом! Да и втемяшившаяся ему в голову мысль о собственной бензиновой колонке, которую будут обслуживать девушки, окончательно еще не выветрилась из башки, даже после года жизни в лагере. Планы его, конечно, дали крен, и осуществление их отодвинулось, по крайней мере, на два года. А переживет ли Ярда эти два года?

С течением времени Ярда все более и более реально начал понимать свое положение. И внутренний голос стал постоянно говорить ему: «Уйди, беги! Ты танцуешь над пропастью. Один неверный шаг, злая случайность — и ты летишь в тартарары». Но кого удивит, что Ярда любит жизнь?

Ярда лежит на сеннике, запрокинув руки за голову, и думает. Запретная мысль жжет ему грудь. Районный город едва в пяти километрах отсюда. Домик на окраине. Сколько раз он провожал туда Анчу за те полгода, что прожил здесь!

Последний, самый отвратный день. «У меня… будет ребенок, Ярда…»

Устремив немигающий взгляд в сумрак, под самой кровлей, Ярда видит Анчины плечи, как беспомощно поникли они в тот момент, когда он смертельно обидел, унизил ее и с независимым видом ушел. Сколько раз в Валке перед его глазами всплывал ее скорбный образ; он возникал перед ним часто совершенно случайно, портил ему развлечения, а их и так бывало в лагере немного. Когда он ходил с какой-нибудь девкой, стоившей десять марок, чужой и безразличной, ему всегда казалось, что на него устремлены честные Анчины глаза; он тогда понял разницу между продажной и подлинной любовью. Валка научила его уважать хотя бы некоторые ценности родной страны, несмотря на то, что он противился этому, как умел.

Сегодня после полудня он пойдет на фабрику, где работал до побега. Нужно следить, чтобы его никто не узнал. Еще хорошо, что фабрика на самой окраине! Нет, он не смеет входить в город, ибо достаточно пройти две улицы…

«И не вздумай встретить…» Перед Ярдой возникли холодные рыбьи глаза Пепека.

Ярду передернуло. Ласточка, устремившись через слуховое окно к гнезду, проделала замысловатую кривую. Проклятая Валка: у Ярды были раньше железные нервы, а теперь его пугает всякая ерунда! А эта Анча с ума его сведет! Почему она не дает ему покоя? Ведь еще год тому назад они порвали друг с другом, что же ей еще от него нужно?

Ярда решил побриться. Он достал свой карманный бритвенный прибор с американскими лезвиями и не спеша стал намыливать щеки. Побрившись, он провел рукой по гладким щекам и с удовольствием погляделся в зеркальце. Удивительно ли, что девушки всегда к нему льнули?

Вдруг снизу со двора донеслись чьи-то шаги, к чердачному окну прислонили лестницу. Ярда спрятался за средний шкаф и схватился за карман с револьвером, но опомнился. Чепуха, в случае опасности кто-нибудь из хозяйской семьи бросил бы камень на крышу. Кто-то ловко поднимался по лестнице. У Ярды сердце застучало, как шестицилиндровый мотор. Грубая рука поставила на обычное место пирамидку голубых кастрюлек. Затем снова послышались шаги, скрип песка и оживленное гоготание гусей.

Ярда облегченно вздохнул и провел ладонью по влажному лбу.

На другом конце села лениво прозвонили полдень. Ложка дрожала в руке Ярды.

— Нет, так не годится, необходимо привыкать. Вот Пепек не испугался бы…

Ярда жует жесткую говядину и радуется, что ему не пришлось столкнуться лицом к лицу с тем, кому принадлежала рука, принесшая обед. Он не мог себе представить, как бы смотрел в глаза человеку, который точно знает, кто такой Ярда и зачем сюда пожаловал.

На площади села громко заговорил репродуктор. Ярда напряженно прислушался: не коснется ли передача его персоны? Нет, к искусственным удобрениям он никакого отношения не имеет. Под звуки бойкого марша Ярда спустился во двор и шмыгнул в калитку запущенного сада, из которого выбрался на полевую дорогу. Здесь он с наслаждением закурил. Недалеко дымили трубы города; вон та высокая — это труба его фабрики. Знакомая картина: белая водонапорная башня на горке, железнодорожный мост через долину. Ярда залюбовался красотой этой холмистой местности. По правде говоря, господа товарищи не так уж сурово обошлись с ним тогда, направив его работать на здешнюю фабрику!