Зденек Плугарж - Если покинешь меня

• Название: Если покинешь меня
• Автор: Зденек Плугарж
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

В романе чешского писателя З. Плугаржа «Если покинешь меня» (1957) рассказано о трагических судьбах тех, кто не понял нового, что нес с собой демократический строй в Чехословакии, поддался на удочку буржуазной пропаганды и после февраля 1948 года оказался за пределами страны.

---

— Я хотел только… — Голос Ярды дрогнул, его фанфаронство лопнуло, как мыльный пузырь. — Не выдай меня, Анча… — сказал он скороговоркой и облизнул пересохшие губы. — Я хотел знать, есть ли у тебя ребенок.

— Хватился!

На губах у нее появилась недобрая усмешка.

Ярда машинально поправил свой чуб.

— Ты замужем?

— Нет.

— А есть у тебя кто-нибудь?

Она на миг закрыла глаза, как бы преодолевая внезапный приступ боли, и остановилась.

— Зачем этот допрос? Мне до тебя нет дела. Так-то на белом свете бывает: любовь мелькнет, а ненависть останется надолго.

Кто-то шел им навстречу.

— Уходи, прошу тебя, — тихо потребовала она.

Ярда испугался и хотел уйти.

— Останься, — нервно шепнула Анча.

Они ускорили шаг. Незнакомец едва скользнул по ним взглядом.

Ярда ломал голову над смыслом ее последнего слова. Что это — осторожность, или ее снова потянуло к нему? «Любовь мелькнет…» Она всегда любила этакие фразы, и Ярда подтрунивал над ней.

Он сбоку смотрел на Анчу: то же открытое, здоровое лицо с глубоким вертикальным желобком над верхней губой, короткий прямой нос, высокие брови. Та же легкая походка. Она только чуть пополнела, но это ей идет. Вдруг Ярду захватила давняя физическая тоска по ней, будто между ними лежал не год разлуки, а неделя. Какие бывали у них минуты! Он забывал обо всем. Ярда почувствовал в своих руках ее юное тело — оно было другим, совсем другим, чем у девок из Валки или у той плотоядной, истеричной вдовы с красным педикюром.

И Анча тоже, против воли, ощутила присутствие Ярды. Он ушел от нее, когда она его любила сильнее всего, когда он ей был больше всего нужен, он поступил подло, да и теперь появился при таких обстоятельствах, что его нужно бояться И этот бегающий, затравленный взгляд… Странное чувство, бог знает отчего все это: от страха, ненависти, или это отголосок старой любви? Но если сердце даже и дрогнуло, разум предостерегает ее от этого человека.

— Уходи, — с трудом сказала она.

Анча остановилась, только сейчас она поняла всю горечь этой встречи. Страх сдавил ей грудь, ноги отяжелели, темные глаза встревоженно расширились.

— Почему ты не оставишь меня в покое?

Трагическое выражение ее лица потрясло Ярду — оно было таким же, как и в отвратительную минуту их расставания, год назад.

Теперь ему было все равно, он видел перед собой лишь один выход. Ярда попробовал взять Анчу за руку, но она отдернула руку. И вот, заранее чувствуя безрассудство того, что он собирается сказать, он выговорил:

— А что, если я действительно останусь? Нас пугали там, что если кто-нибудь вернется домой, он получит не менее двадцати лет, а то и навсегда сядет за решетку… Но я не верю этому, они нам врали. Наши здесь могли бы договориться со мной по-хорошему. Думаешь, я мало узнал там — о тех?..

В трехстах шагах от дороги, по которой шли Ярда и Анча, тянулся лес, клином подступавший к самому городу. За первым рядом деревьев, в зеленой чаще прислонилась плечом к сосне мужская фигура. Дым сигареты поднимался над маленькой кудрявой головой, сидевшей прямо на могучих плечах. Пальцы человека вцепились в ствол дерева так, что кусочки коры вонзились в кожу под ногтями.

Так. Решено.

Хриплый вздох вырвался из могучей груди, ладонь коснулась лба — спазма сжала мозг.

Почему эта проклятая жизнь неумолимо снова и снова ставит его в такое положение, что он вынужден убивать? Каким будет конец этой цепи преступлений?

Теперь он уже не спустит глаз с этого проходимца, такой способен на все, даже на самое худшее…

А Анча растерянно подняла на Ярду измученные глаза. Этот человек тогда тяжко оскорбил ее, и вот теперь он снова стоит перед ней, и в ее мозгу мелькают страшные представленья: агент, шпион! Она слышала эти слова по радио, читала в газетах, они стали символами самого злого, ужасного.

«Глупости», — Анча стиснула зубы. Все в ней умерло, он уже не принадлежит ей, у них нет ничего общего… Она еще продолжала идти рядом с ним. И вот словно кто-то вместо нее произнес:

— Не иди за мной, Ярда… Не доведи меня до несчастья… Ты и без того принес мне много горя…

К ним навстречу двигалась группа людей, со стороны города по дороге грохотала подвода. Анча забеспокоилась, взглянула ему в лицо, что-то подавила в себе усилием воли и, не подав руки, не сказав «прощай», быстро пошла вперед. Встречные были близко, Ярда поплелся назад. Только перед первыми домами он понял, что идет не тем путем. Свернул в поле, но снова пошел куда глаза глядят и через полчаса очнулся, остановившись на опушке. Он снова видел перед собою Анчу, ее круглый подбородок, молодую высокую грудь. Что же ты, болван, наделал? За те несколько несчастных запчастей с тебя бы на фабрике удержали из зарплаты, а теперь ты уже уплатил во сто крат больше, а конца не видно.

Внезапно Ярда испугался. Вдруг Анча… Чепуха! Она ничего подобного не сделает, он знает ее!

Ярда посмотрел на часы. Пора возвращаться, но он теперь не может туда идти, надо все обдумать. Закурил, сигарета немного успокоила, однако, разболелась голова. С чего начать?

Ярда бездумно следил за блестящей с синим отливом жужелицей, пробирающейся куда-то в джунглях трав.

Что же теперь? Нет. Он неспособен ни на что решиться. Как будто в голове у него труха вместо мозга. Он втоптал в землю окурок, сморщил лоб, опустил голову на руки и долго сидел неподвижно, потом, охваченный растерянностью, долго тер себе глаза.

А что… взять да с этого самого места и смотаться обратно в город, постучаться в дверь и положить на стол револьвер.

— Вот, он заряжен, но, честное слово, я бы никогда не стал стрелять! Торопитесь, в пяти километрах отсюда на окраине села…

Но зеленые мундиры, сапоги… Если бы эти парни не носили проклятой формы! И если бы знать, что они не будут его бить. Перед глазами Ярды возникла регенсбургская тюрьма, отхожее место, где заключенные должны были набирать из унитаза воду для умывания. Ярду всего передернуло от этого воспоминания. Ну и положение! Он, как глупая мышь, влез в мышеловку, и удастся ли ему вылезти обратно? В любом случае без царапин не обойтись!

Он встал, прислонился спиной к дереву, закурил новую сигарету, посмотрел кверху. Он никогда не любил природу, никогда не смотрел на закат, разве что увидит летящий реактивный самолет. Лес для него был только укромным приютом любви, а река — для купания. Но сегодня вечерняя тишина благотворно подействовала на него: где-то за полем слышался звон колоколов, все тут в округе было ему знакомо, куда ни посмотришь, что-нибудь напоминало Анчу. Хорошие места здесь, красивее, чем в окрестностях Нюрнберга. Черт знает какая чепуха лезет в голову! Все одно к одному: багряное солнце над горизонтом, вечерний звон, душистый лес и Анча. Ярда поднял с земли кусок легкой, наполовину сгнившей коры и в задумчивости стал мастерить лодочку.

Если он явится с повинной, они должны будут арестовать Пепека. Однако тот — тертый калач. Если Ярда не вернется, Пепек не станет ждать, безмятежно лежа на сене. Может получиться и так: за Пепеком придут, а он смоется. Правда, в этом случае Ярда не смог бы найти на земле более безопасного места, чем тюрьма. Но настанет же время, и он выберется на свободу. Хороша будет жизнь, если со дня на день ждать, когда тебя… Ярда готов дать голову на отсечение, что Пепек отомстит. У него ведь за душой немалый грех, если Чехословацкая республика потребовала его выдачи. И в Валке он что-то натворил серьезное, раз у него не осталось другого выхода и он возвратился на родину, рискуя попасть в петлю.

«Останься», — шепнула она, когда кто-то подходил к ним. Могла ведь сказать: «Беги», — и сама уйти… Поселиться бы там, в приземистом домике! В комнате с фотографиями в полированных рамках — все равно там никто не живет. Стоит только застланная постель с перинами Анчи. По крайней мере они сослужили бы службу.

Один выход: сдаться, но надо бросить им при этом Пепека. Влипнет, конечно, и хозяин со всей семьей. Он укрывал их у себя, давал им пищу. Это будет подлость со стороны Ярды, но что делать? Так уж устроена жизнь! Другого пожалеешь — себя угробишь! От проклятой нерешительности только нервы изматываются.

Ярда встал, продрогший от вечерней прохлады. Страшно было возвращаться на чердак к Пепеку, но мысль о койке в тюремной камере была еще ужаснее. Как все в жизни перепутано! Позавчера они проехали половину республики. Ярда наконец снова слышал одну только милую сердцу чешскую речь, а не эту чертовскую баварскую тарабарщину, и он не мог ничего с собой поделать, в голову лезли только светлые воспоминания о хороших днях, которые он тут прожил, — о детстве, о футбольных сражениях в Жижковом тупичке, о проделках в школе, а потом в интернате ремесленного училища, о лыжных вылазках в Бескидах и в Татрах, о первом свидании на Петршине, о чешских девчатах… А теперь он прячется на чердаке у мужика, так ненавидящего республику, что о нем знают даже в Мюнхене.