Зденек Плугарж - Если покинешь меня

• Название: Если покинешь меня
• Автор: Зденек Плугарж
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

В романе чешского писателя З. Плугаржа «Если покинешь меня» (1957) рассказано о трагических судьбах тех, кто не понял нового, что нес с собой демократический строй в Чехословакии, поддался на удочку буржуазной пропаганды и после февраля 1948 года оказался за пределами страны.

---

Вскоре профессор поднялся, собираясь уходить. Из-за сильного волнения он даже не поблагодарил за ужин. Минуту помедлив, Маркус дал понять Бергеру, что желает переговорить с ним с глазу на глаз. Доктор вышел за гостем в коридор.

— У меня совсем нет денег, доктор. Одолжите мне двадцать фунтов. — Маркус вперил немигающий взгляд в потемневшее лицо собеседника. — Ни из Кливленда, ни из Чикаго я не получил до сих пор ответа. Боюсь, что ответы могли поступить на парижский адрес. На будущей неделе я поеду в Кембридж и верну вам эти деньги из первого же жалованья.

Бергер ослабил высокий воротничок, как будто он душил его. Мягкой ладонью он провел по полированным перилам лестницы и еле слышно вздохнул:

— Ваше счастье. Вчера бы я не смог.

Профессор небрежно впихивал деньги в карман пальто.

— А об этой мерзостной статейке не думайте, профессор, — тихо посоветовал Бергер.

— Вы хотите сказать, что достоинство человека — не в людской молве, а в его совести. Сила этой истины, к сожалению, намного ослабевает, когда человек говорит это сам себе.

Бергер смотрел, как Маркус тяжело спускается по лестнице. Еще недавно это был знаменитый ученый, теперь — всего лишь обносившийся, еле живой старик.

На следующее утро Маркус, заложив руки за спину, долго вышагивал из угла в угол по залу ожидания телефонной станции, пока его наконец не соединили с Мюнхеном.

— Как вы посмели? — Голос его сорвался, едва лишь на другом конце провода отозвалась редакция газеты.

— Главного редактора нет в редакции, — ответили профессору, — а я не могу дать вам исчерпывающей информации, могу сказать только одно: к нам поступил материал из Чехословакии.

— Это фальсификация! Явная месть, стремление лишить меня возможности работать. Я могу с таким же успехом доказать, что любая ваша статья — это замаскированная коммунистическая пропаганда… — На верхней губе Маркуса выступил пот, в кабине было душно.

— Чего, собственно, вы хотите, господин доктор?

— Я требую незамедлительного опровержения в газете! Честью заверяю, что мои намерения были всегда… Алло, не прерывайте нас… Я говорю с Мюнхеном…

— Извините, разговор окончили, — проговорил в трубке женский голос.

На следующей неделе скорый поезд увозил Маркуса по зеленой английской равнине в Кембридж. Старые университетские здания, заросшие плющом, тонули в золотом сиянии предвечернего солнца, со стадиона в парке доносились веселые голоса студентов, игравших в бейсбол. Маркус медленно шел по широкой площадке, посыпанной красным песком. Шмель хлопотливо кружил около бледно-розовой гвоздики на клумбе.

Профессор присел на скамейку погреться на редком в Англии солнце. Кругом покой, патриархальная тишина и безмятежность, они чувствуются во всем: в старинных домах, в облике седовласого медлительного садовника, в его давно отслужившей свой век пестрой жилетке, в белых облаках, причудливо громоздящихся какими-то замками и с достоинством плывущих на север.

Маркус прикрыл глаза. Ему в этот момент так захотелось обрести наконец заслуженный покой, не ломать голову над тем, как расплатиться за гостиницу, где взять денег на новые ботинки, — освободиться от прозаических, повседневных забот, с которыми он раньше не встречался. Хорошо бы бросить якорь у этого острова серьезности, поднимающегося над океаном грязных интриг, найти приют на этой безопасной академической территории. Повернуться спиной ко всему свету и погрузиться в научную работу!

Ведь за его спиной — долгие месяцы мучительного томления, изнурительная борьба с людьми своего же лагеря, целая полоса безрезультатных усилий, страстных призывов к власть имущим помочь покинутым на произвол судьбы беженцам.

Две задачи начертаны на щите ИРО — работать в интересах возвращения эмигрантов на родину или позаботиться об их трудоустройстве. Первой своей задачей организация вообще не занималась, второй — еле-еле. Но зато она усердно выполняла третью функцию, которую никто на нее официально не возлагал, а именно: использование беженцев для подрывной политической деятельности против Востока. После трех месяцев службы в ИРО Маркус сбежал оттуда: у него не было больше сил притворяться и делать вид, будто он заботится о благе эмигрантов. Омерзительно было обманывать самого себя!

Профессор направился под готический портал. Конечно, глупо тешить себя иллюзиями, но Маркус не может отказаться от удовольствия представить себе, какое будет блаженство каждый день проходить в эти монументальные ворота, снова обрести положение, смысл жизни!

— Профессора Конвея уже нет, — ответили Маркусу в университете. — Он уехал домой вскоре после полудня.

Маркус едет в троллейбусе по улицам Кембриджа — солидного патрицианского городка, который импонирует вкусам профессора.

Коллегу он нашел в гараже виллы. Профессор Конвей без пиджака, в подтяжках, протирал куском фланели свою старенькую автомашину. Он поднял близорукие, за сильными стеклами, глаза на вошедшего и остолбенел. Поставив на капот масленку, он выбежал навстречу гостю, но в совершенной растерянности тут же вернулся и схватил тряпку.

— Приветствую вас, коллега! — закричал Конвей. — Триумф телепатии: сегодня утром я собирался написать вам письмо… Извините, что так долго отмалчивался, но… — Конвей все еще смущенно мял тряпку в руках и наконец бросил ее.

Профессор стал приглашать гостя в виллу, но Маркусу не хотелось уходить из солнечного садика, кажется, и Конвей этому обрадовался.

— Пчелы, коллега, мои знаменитые пчелы, — засуетился Конвей. — Пойдемте, посмотрите, двадцать ульев, но каких! Вы не найдете меда вкуснее во всем Кембридже, а возможно, и во всем Бедфорде. Когда вы были тут два месяца тому назад, мед еще не приобрел такого аромата, как теперь, когда все цветет…

Хозяин зажег смолянистое полено и надел на Маркуса сетку. Нагнетая воздуходувкой дым в улей, профессор выкурил пчел, охранявших соты, и стал бережно собирать мед. Маркус задумался, — почему его коллега вдруг занялся этим делом? Ведь Конвей чистил автомашину.

— А перед ужином, если вы пожелаете, мы отправимся за ельцом. Здесь попадаются порядочные рыбины. Неделю тому назад Фрэнсис привез мне из Лондона новую удочку. Вчера я хотел пойти на рыбалку, но не оказалось ни удочки, ни мальчика. Фрэнсис — мой сын, озорник, если вы его помните… — Рукава фланелевой рубахи профессора Конвея были засучены, галстук небрежно приспущен.

Конвей повел гостя в глубь сада. Там в зеленых берегах лениво текла река Кем. Яхта с безжизненно повисшим парусом; парочка влюбленных в весельной лодке; моторная лодка из полированного ореха — собственность профессора Конвея, — важно покачивающаяся на волнах…

— Прекрасная моторка! После чая я отвезу вас вверх по реке до Шелфорда. Там попадаются ельцы длиной с руку…

Маркусом вдруг овладело удручающее предчувствие: что означает этот водопад слов? Во время их последней встречи профессор Конвей не был так многословен. Маркус положил руку на белый руль моторки.

— Я хотел поговорить с вами о своем деле.

Восторженные глаза за толстыми стеклами очков сразу погасли. Тряпкой, какой до того он чистил автомашину, Конвей теперь стал стирать пятно с носа моторной лодки. Потом, помрачнев, уселся на каменные ступеньки, ведущие к воде, и молча, еле заметно стал покачивать головой. Его стала вдруг занимать парочка влюбленных. Студент в майке бросил яблоко сидевшей у руля подруге. Девушка в белом купальном костюме поймала яблоко, с аппетитом надкусила его.

— Буду с вами вполне откровенен, друг мой, — Конвей снял с пиджака Маркуса репейник и усадил старого профессора возле себя на ступени. — Ваше дело почти безнадежно. Вопрос был, собственно, решен положительно. Я нисколько не сомневался, что в зимнем семестре вы начнете читать лекции у нас в университете. Но неделю тому назад вопрос о вашем преподавании вновь был неожиданно поставлен на обсуждение ректората. Представитель министерства высказал ряд замечаний и сомнений…

Маркус смял пальцами головку репейника.

— Относительно моей научной компетенции?

— Что вы… Политической…

Профессор склонил голову, рассеянно щелкнул пальцами и бросил в воду головку репейника, отчего по воде пошли маленькие круги. Маркус выпрямился. Его голос звучал очень глухо и взволнованно:

— Но это, ведь это… неслыханно! Мое мировоззрение, моя научная ориентация, уже самый факт, что я эмигрировал… — Могучая шея профессора Маркуса побагровела, старик шумно дышал открытым ртом.

— Я говорил потом приватным образом с представителем министерства. Не сомневайтесь, как ваш старый друг я сделал все, что было возможно. Чиновник сказал мне, что в подобных случаях они запрашивают характеристику у лондонских представителей вашего Совета. Я не знаю почему, но отзыв был неблагоприятным…