Виталий Владимиров - Северный ветер с юга

• Название: Северный ветер с юга
• Автор: Виталий Владимиров
• Жанр: Научная Фантастика

---

Ирина, как бы очнувшись, посмотрела на меня:

- Егор рассказывал мне, что вы любите стихи. Почитайте, что вам нравится, пожалуйста.

Я смутился.

- Вы извините, Ирина, я еще тогда, в мастерской у Егора, говорил ему, что не умею читать стихи. Просто было настроение, насмотрелся на его картины.

- А сейчас нет настроения? - с какой-то долей отчаянного сожаления спросила она.

- Несколько неожиданно... Из тех, что мне нравится, говорите?..

Задумался ненадолго. Женщине надо читать стихи про любовь. Что я читал когда-то Тамаре?.. Как давно это было...

Я растерян, потому что хочу подарить тебе все, что есть и что было давно: и горячий огонь - тебе

в первобытной пещере, и боярышне молодой - тебе

царский терем, и прекрасной даме - тебе

священный обет

сохранить в далеких скитаньях твоего имени свет. Я растерян, потому что хочу подарить тебе неба бездонье - тебе

и алмазы звезд, солнца тепло - тебе

в лютый мороз, прохладный родник - тебе

в барханах пустыни, радуги яркий цветок , что в сердце цветет отныне. Я растерян, потому что хочу подарить тебе любовь.

Ирина смотрела мне прямо в глаза, напряженная, чуткая, желтые впалые щеки порозовели и блестели черные глаза, и блестели черные волосы, и блестели розовые губы.

Когда я замолк, Ирина опять достала сигареты и я тоже закурил. Закружилась голова. Отвык. А ведь зарекался на всю оставшуюся жизнь - лишь бы вернуться в студию.

- А вы не публиковались? - спросила она.

- Маловероятно пробиться, тем более, что философская лирика у меня не совпадает с официозом. Вот выберусь за порог диспансера...

Она встала, протянула мне руку, помедлила ее отнимать, взъерошила бороду Егору и ушла легкой походкой.

Мы с Егором смотрели ей вслед.

- Почему она у тебя такая черная? - спросил я, не поворачиваясь к Егору.

- Отец у нее шахтер, - фыркнул Егор.

И добавил:

- От темперамента. Неполное сгорание. Отсюда и сажа. Теперь в тебя, глядишь, влюбится. Ей все время икону подавай, чтобы было на кого молиться. Своему идолу в жертву чего хошь принесет.

- Идол ты и есть, - вздохнул я, встал и пошел по кругу, по бесконечному кругу нашего двора.

Глава шестнадцатая

...Под забором Московского Технологического института сидели влюбленные Паша и Маша. Она нежно чесала у него за ухом логарифмической линейкой. Паша и Маша были членами студенческого научного общества. Паша плакал от радости, а Маша любовалась памятником. Это был памятник, установленный во дворе института за выдающиеся научные заслуги. Это был памятник Паше...

- Чего читаешь? - склонился надо мной Степан Груздев, студент МВТУ.

- Не читаю, а пишу, вернее, уже написал. Про вас, проклятых. Про вашу неистребимую любовь к науке.

- Дашь на рецензию?

- Тебе? Держи.

Степан начал читать сценарий про СНО - студенческое научное общество. Социальный заказ, как говорят Маяковский и Гашетников. Если Степан станет расспрашивать меня про СНО, как прочтет, значит, социальный заказ выполнен.

...Следы выходили из окна и шли по асфальту. Следить за ними было несложно: ботинок, босой, ботинок, босой, ботинок, а где же босой? Ага, вот - залез на стенку. А где же тогда ботинок? Пошел за угол - вот отпечаток каблука на этой стене, а подошва за углом на другой стене. Дальше... они рядом ботинок и босой, а напротив них стоят настоящие ноги - в ботинке и босая...

А начиналось это так. Паша стоял у входа в институт и, стыдно сказать, строгал кухонным ножом логарифмическую линейку. Одновременно он шмыгал носом и играл со своей левой босой ногой в крестики-нолики. Нога явно проигрывала и нетерпеливо барабанила пальцами по асфальту. Пашу мучил творческий процесс изобретательства. Кровяное давление катастрофически повышалось, наступал конфликт между замыслом идей, которые по ночам казались гениальными, и воплощением мечты в металле и капроне. Все казалось ясным, как дважды два. Не хватало капрона.

И тут Паша увидел капрон.

Все казалось ясным, как дважды два, но в капроне были женские ножки. Запахло сиренью и жареными пончиками. Раздувая ноздри, Паша бросился вдогонку за капроном, поглощенным коридорной системой института. На лестничном марше второго этажа он сумел заметить математическую ясность линий и формальную безупречность ног. Мысли стали мягкими и легкими. Паша даже улыбнулся проходящему мимо замдекана, который следил за успеваемостью на факультете. Ножки скрылись за дверью с нехитрой надписью "СНО".

Изо всех сил потянул на себя дверь Паша. Прицепленный за ручку с другой стороны двери динамометр с предельной точностью измерял силу Пашиных желаний. Около динамометра толпились белые халаты и очки. Наконец, динамометр не выдержал и сорвался с крючка. Увидев ножки, Паша почувствовал, что в них что-то изменилось. Он поднял глаза и понял, как мало еще он видел на этом свете. Маша была в белом халате СНО. Она хмурилась и смеялась.

Она улыбнулась. Паша от волнения наступил на провод высокого напряжения.

Свет погас. Возбужденно взвизгнула Маша. Вспышки света вырывали из тьмы фигуры в белых халатах, которые ловили парня в черном свитере. Наконец, свет зажегся окончательно, белые халаты расступились. На полу сидел Паша и держал в руках секундомер. Он включил его, а потом с удивлением уставился на халаты. Началось новое время - Паша вступил в СНО.

Неизвестно, когда и почему появилась, окрепла и стала сущностью Паши Марьина и Маши Павловой эта страсть к познанию, это упорное стремление к постижению гармонии мироздания, этот поиск истины через лабиринт ошибок и неудач. Павел Марьин сделал открытие. И вопреки всем канонам, традициям и бухгалтерским расчетам у входа в институт воздвигли величественный монумент в виде логарифмической линейки. Венчала ее голова Паши, это же ясно, как дважды два...

Степан вернул мне листки со сценарием. Заулыбался, заморгал белесыми ресницами.

- Это правда, что у вас в Технологическом памятники ставят тем, кто вступает в СНО?

- А как же иначе, дядя Степа? - в тон ему ответил я. - Целая аллея. Уже ставить некуда. Причем аллея эта ведет в парк Горького, куда студенты часто с лекций срываются - пивка попить. Идут они по аллее и стыдно им, ой, как стыдно!

- Брось трепаться, - усмехнулся Степан. - Серьезно, а какие темы разрабатываются в вашем СНО?

Подействовал сценарий. Социальный заказ выполнен, товарищ ректор.

Глава семнадцатая

Врачей или вернее людей с высшим медицинским образованием нас много, а вот специалистов, богом одаренных эскулапов, мало. И стоит к ним бесконечная очередь страждущих. Попал в эту очередь и я.

На обходе мой лечащий врач спросил сестру:

- Сколько грамм стрептомицина мы уже вкололи этому молодому человеку?

- Пятьдесят два, Роман Борисович.

- Так, да килограммчик паска съел... Назначьте-ка его на консультацию. К Зацепиной, на Стромынку.

Действительно, зачем столько лекарств? Чтобы испортить почки и печень или сделать невосприимчивым к антибиотикам? Измаялся лечиться. А никуда не денешься, теперь вот от приговора какой-то Зацепиной все зависит.

Ехать пришлось через пол-Москвы. Город предновогодний, но серым зимним днем совсем не праздничный. Люди привыкли к сонмнищу себе подобных, не обращают друг на друга внимания, думают о своем и потому лица погасшие, озабоченные.

Разделся я в гардеробе для посетителей и в своей диспансерной униформе сразу стал как бы частью клиники, ее принадлежностью. Долго ждал на белой деревянной скамье в коридоре, пока из кабинета не вышла медсестра и, потянув за рукав, завела за плотные портьеры в рентгеновский кабинет. Ослепнув от темноты, я шел вдоль холодной стенки, пока не ткнулся ногами в стул.

Из угла донесся тихий голос. Спрашивала женщина, наверное, та самая Зацепина. - Истомин Валерий Сергеевич?

- Да.

- Что с вами?

- Инфильтрат в левом легком. Под ключицей.

- Вставайте к экрану. Так... Руки на пояс... Сейчас отыщем ваш инфильтрат...

Доктор Зацепина, как мне сказали, действительно доктор. Медицинских наук. От нее зависел итог моего лечения, моя жизнь займы, срок моей обреченности. Я смотрел на нее сквозь толстое стекло разделяющего нас экрана, я мог откровенно ее разглядывать и она была для меня одновременно и близкой и далекой. В голубом свете рентгеновского аппарата ее белый халат, ее лицо, ее серые глаза казались мне недоступно красивыми. Как к лицу женщинам белое! А наши медицинские сестрички?! Их не узнаешь, как только они переоденутся в свое обыденное, тускнеет сразу белизна, надо будет моих героинь из студенческого научного общества одеть в белые, в белоснежные халаты... К тебе идет белое, оно идет толпами, кусками целыми, просто осколками..

- Чем занимаетесь в этой жизни, Валерий Сергеевич?

Надо же, имя запомнила:

- По профессии инженер, работаю журналистом, хочу стать кинорежиссером, а в душе поэт.

- Не многовато?