Виталий Станцо - То был мой театр

• Название: То был мой театр
• Автор: Виталий Станцо
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Не только история Высоцкого, не только история Любимова, вся история моего Театра в целом, а сегодня и история "Химии и жизни" работает вроде бы на этот тезис.

Но разве культура русская укоротила жизнь Высоцкого, Пушкина, Шукшина? Разве она обрекла на изгнание Любимова, Герцена, Галича? Может, более нрав мудрый Монтень, четыре века назад заметивший, что простые крестьяне - прекрасные люди и прекрасные люди-философы, а всё зло - от полуобразованности?.. И, добавлю от себя, от чиновного чванства, от самонадеянной самоуверенности и вседозволенности, от дурацкой веры в бесконечную кротость и краткость памяти людской.

Не хочу словами о них заканчивать эту рукопись, свой, если хотите, репортаж о протяженной, многолетней любви, о Театре. Поэтому последние слова адресую тому, кто этот театр создал:

ЧТО БЫ ТАМ НИ ГОВОРИЛИ, ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ,

ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ,

ВЫ ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ НУЖНЫ.

И обязательно живой возвращайтесь, а не так, не дай Бог, как Федор Иванович Шаляпин...

Прислон - Москва

1984 - 1985 гг.

Рукопись закончена 19 августа 1985 г.

Распад. Десять лет спустя (Третья попытка эпилога)

Запись из блокнота, датированная апрелем 1994-го: Жду сестру у входа в Боткинскую. Мимо проезжает "жигулёнок" второй модели - старый, без номеров, латаный-перелатаный. Вот и мне сейчас впору повесить на задницу табличку "в ремонт" и - с Богом... Из больницы вышел спустя девять дней -обошлось: щитовидку выкинули - видно, сказался Чернобыль. А на десятый день после операции - первый выход "в свет". Ясно куда: 23 апреля 1994 года - день 30-летия Таганки.

И день открытия сезона, как ни странно. Так уж сложились обстоятельства. Обстоятельства, заданные людьми. Людьми моего Театра. Ещё так недавно - моего. А сейчас?

Открывали сезон и юбилей отмечали "Живым", восстановленным и включённым в репертуар пятью годами раньше - после возвращения Юрия Петровича в Россию. Аншлаг, как в лучшие годы. Публика в зале, в основном, не первой молодости - старая таганская публика. Много знакомых. Обнимаемся, радуясь встрече. И празднику, которого так ждали. Только будет ли праздник...

Валерий Золотухин перед началом спектакля прямо на сцене, при публике, даёт интервью корреспонденту "Маяка" - радиостанции, у которой тоже в этом году тридцатилетие. Интервью как интервью - в детали не вслушивался: только слишком резко, обиженно, с элементами злобы звучат слова о "раскольниках", которые рядом, по соседству, на новой сцене, тоже отмечают юбилей Таганки.

Спектакль начался с опозданием, естественно. И тот спектакль, про который писал десятью годами раньше, и - не тот. Что ряд мизансцен изменён в процессе возобновления спектакля, я знал. Что многие исполнители сменились - понимал и принимал как неизбежность. Потому что в театре - раскол. И распад как следствие. Так далеко зашла эта болезнь, что уже и медицина бессильна, и физики с хитроумными их лучами тоже вряд ли помогут.

И никто - ни с той половины, ни с этой - думать и слышать не хочет, что лишь вместе они - Таганка, а врозь - что угодно, только не тот Театр, который так много значил для всех присутствующих сегодня в зале. Да разве только для них?! "Иных уж нет, а те далече"...

В разных лагерях оказались люди в равной степени мне дорогие. Бортник, Боровский, Глаголин, Золотухин, Межевич, Полицеймако, Смирнов, Шаповалов - здесь. Там - Джабраилов, Жукова, Петров, Славина, Филатов... И Губенко там - в качестве художественного руководителя контрлюбимовской команды, в которой сегодня не меньше десятка тех, что сердце и пупки срывали, ратуя за возвращение Юрия Петровича из вынужденной эмиграции...

Ни в том, ни в другом стане не было в тот день Демидовой и Хмельницкого, Дыховичного и Смехова. Не было на юбилее Галины Николаевны Власовой и Готлиба Михайловича Ронинсона - умерли они, Галина Николаевна полтора года назад, "Гошенька" - ещё раньше.

Те, что далече, устраивают свою жизнь сами. Юрия Петровича тоже нет. Он тоже, по существу, сам по себе, хоть и стоит его имя в афишах, и те, кто сегодня по эту сторону, считают себя актёрами любимовского театра. Да и репертуар их состоит в основном из поставленных им спектаклей: от "Живого" до "Живаго", если следовать хронологии.

Новые спектакли и по ту, и по другую сторону Таганки сегодня рождаются трудно. Как и все последние десять лет. Лично мне в эти годы удовольствие доставляли - в основном, благодаря виртуозной работе артистов - лишь моноспектакли-бенефисы Маши Полицеймако и Севы Соболева "За зеркалом" и "Белая зала". Смехов, бывающий в Москве наездами, а когда он здесь, то всегда с любимовцами, по-прежнему абсолютно профессионален, остёр, ироничен и слегка рационален при том, работает ли в старом своём моноспектакле "В поисках жанра" или в обновленном, с омоложённой массовкой и юной Маргаритой, "Мастере". И как прежде была беспощадной и безукоризненной его логика в сцене, разыгравшейся в кабинетах Любимова и Дупака (теперь Глаголина), когда надо было утихомирить милицейского подполковника, пришедшего вместе с судебным исполнителем в октябрьский пакостный день "осуществлять" раздел таганского имущества. По иронии судьбы, фамилия милицейского чина была Золотухин...

Валерий же Золотухин, на котором держится во многом нынешний таганский репертуар, в тот день был явно не в форме: подавлен, рассеян, по-человечески слаб. Как, впрочем, и Борис Глаголин, взваливший на себя тяжкую ношу директорства - тоже своего рода режиссура.

В тот октябрьский хмурый день разделение театра оформилось окончательно. Раскол, происшедший раньше, "узаконен". Деталей его и частностей, многократно описанных газетчиками послеперестроечных времён, в этой рукописи - не будет. Мне, человеку, "отравленному" Таганкой давно и безнадёжно, всё это было крайне неинтересно и совсем не симпатично, тем более, что и на моей территории - в редакции "X и Ж" тоже шли подобные разрушительные процессы, как и во многих других редакциях - "Юности", "Комсомолке" - и во многих других театрах. Видно, вправду "бытие определяет сознание". Спасительная формулировка, не правда ли? Особенно, когда противно докапываться до первопричин.

А может, верна другая расхожая истина? Что творческим коллективам генетически задана короткая, как у лошади, жизнь. Особенно, если работают по-лошадиному, на износ. И пьют - как лошади. Последние, правда, в отличие от нас, спиртного на дух не переносят, а всё равно живыми до тридцати дотягивают крайне редко.

Из сделанного за эти годы теми, кто ушёл в "Содружество актёров Таганки" (содружества - по спектаклям - не видно), нравственно значимым, ворошащим намять и совесть, мне представляется лишь цикл телевизионных передач Филатова - "Чтобы помнили" - о безвременно ушедших, быстро забываемых актёрах. Спектакли же...

Чеховская "Чайка" в постановке известного кинорежиссёра С.Соловьева с этой сцены - не взлетела. И думаю, не могла взлететь из-за предстартовой ещё, режиссурой и условиями заданной, барственности своей. То был Чехов для сытых, а значит - не Чехов. Или, скажем мягче, не вполне Чехов.

Второй спектакль - "Белые столбы", вариации на темы Н.Салтыкова-Щедрина, оказался не по-тагански статичен. К тому же, сумасшествие российской жизни прошлого века, спроецированное на наши с вами стрессы и сумасшествия, оказались довольно слабым раздражителем. Так что и этот относительный неуспех был заложен ещё в партитуре спектакля. Вялым он получился, особенно если мерить критериями Таганки двадцатилетней давности.

Как это ни грустно, почти то же самое можно сказать и о последних постановках Юрия Петровича. Не брали за душу ни прямолинейно-торопливый "Самоубийца" по пьесе любимого им Н.Эрдмана, ни "Пир во время чумы", игравшийся актёрами на инвалидных каталках, ни хрестоматийно графическая "Электра", ни музыкально талантливый, неординарный по пластике, но сильно упрощённый и местами вымученный "Живаго". Ни в одном из этих спектаклей не было и тени таганской искрометности - ни актёрской, ни режиссёрской. Да и откуда ей было взяться, из чего взрасти в рассыпающейся команде издерганных, предельно усталых люден, чьи нервы и мускулатура отчасти уже измочалены не только многотрудной и отдатливой жизнью на публике, на Театре, но и просто жизнью с её повседневными стрессами, необходимостью при этом - срочно заработать, если не на кусок хлеба, так сыра, да ещё на тряпки: актёр ведь должен не только БЫТЬ, но и ВЫГЛЯДЕТЬ, - профессия публичная... А совместить два этих образа жизни куда как трудно. И вообще, "В дни строительства и пожара / до малюсенькой ли любви"!?.. Во времена большой смуты - большой свары с делениями-разделениями, взаимными упрёками и бестактностями - до творчества ли...