Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

• Название: Современная канадская повесть
• Автор: Мари-Клер Бле
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

В сборник входят повести современных канадских писателей, создающие живой, достоверный образ страны, показывающие ее специфические проблемы, ее социальную и духовную самобытность. Жизнь среднего канадца со всеми ее проблемами: ломкой семейных отношений, неустроенностью, внутренним одиночеством — в центре внимания Ричарда Райта («В середине жизни»); проблема формирования молодого поколения волнует Мари-Клер Бле («Дневник Полины Аршанж»); о расовом бесправии коренных жителей Канады — индейцев — рассказывает Бетти Уилсон («Андре Том Макгрегор»); провинциальную жизнь Квебека описывает уже известный нашему читателю Андре Ланжевен («Пыль над городом»).

---

Вот смеху будет, если столкнусь с ней в Эдмонтоне нос к носу! Да нет, вряд ли.

Появился Мейсон в комбинезоне. От него разило пивом, но он был в порядке, только очень радостный и слишком разговорчивый.

— Эх, черт, жаль, тебя там не было, — сказал Мейсон Андре. — Ты тут небось в заправского мастера превратился. Гляжу, у тебя в руках все так и горит. Тебе б не в геологию, а по машинам учиться — тут бы и работа готовая нашлась.

— Не люблю, когда бензином воняет, хотя… все равно, спасибо, я… в общем, спасибо вам!

К середине дня погода резко испортилась. Откуда-то, наверно прямо с Северного полюса, перемахнув через Впадину Маккензи, налетел ветер и ударил по поселку порывами ледяного дождя. Праздник мигом расстроился. Легковушки и грузовики с дрожащими от холода родителями и детьми в легких рубашках и летних платьях засновали по улицам. Перед непогодой работы было хоть отбавляй, теперь же ее стало невпроворот. Андре с утра был в рубашке с закатанными рукавами, сейчас он, щурясь и поворачиваясь спиной к ветру, застегнул ее на все пуговицы.

— Снег будет, как пить дать, — предсказывал Мейсон, включая газовое отопление в мастерской при гараже.

Громыхая ящиками в кузове, к стоянке подкатил тяжелый грузовик. Сражаясь с порывами ветра, Андре добрался до бензоколонки, подошел к кабине.

Альберт Роуз! Сердце у Андре учащенно забилось. Но даже если Роуз и признал Андре, он виду не подал.

— Заправь-ка, — рявкнул Роуз.

Щурясь от ветра, он вылез из кабины проверить покрышки и уровень масла. Андре, как завороженный, не мог отвести взгляда от могучих плеч и мощных рук Альберта Роуза.

Почувствовав на себе взгляд, Роуз, присевший на корточки у заднего колеса, обернулся с сердитым видом.

— Чего стоишь! Стекло лобовое протри, внутри и снаружи.

Зажав влажную замшу в руке, Андре влез в кабину. Она пропахла йогом и табаком. Протирая изнутри запотевшее стекло, Андре посматривал в зеркало бокового вида. Сзади вытянулась вереница машин, водители нетерпеливо ждали своей очереди на заправку. Роуз сам убрал шланг, залез в кабину, хлопнув дверцей. Андре бочком соскользнул с сиденья, схватился за ручку, дернул. Она не поворачивалась. Попался! Сердце забилось, в груди, стало больно.

— Сиди спокойно, — рыкнул Роуз. — Ручка сломана. Погоди-ка, отъеду с дороги, чтоб тем, кто сзади, заправиться… — С третьего раза мотор, прочихавшись, затарахтел. Роуз не отрывал взгляда от стрелки.

— Проклятый аккумулятор! Ни черта не заряжается.

Роуз наконец тронулся, отъехал от бензоколонки.

Ох беда, и впрямь попался! Он все знает! Хочет, видно, чтоб я сам раскололся…

Роуз выехал с площадки станции обслуживания и остановился у обочины размытой дождем дороги. Повернулся к Андре, спросил:

— Что, Мейсон сегодня здорово занят?

— А? — испуганно отозвался Андре.

— Да что с тобой, черт подери! Я спрашиваю: Мейсон сегодня здорово занят?

— Мейсон? Ах Мейсон! Нет. Ремонта нет. Заправка только.

— Значит, мной займется, хочет он того иль нет, и я с него, старой канальи, глаз не спущу. Деньги загребает, а сам даром задницу просиживает.

Роуз открыл дверцу кабины, спрыгнул вниз. В каждом его движении, в каждом рывке чувствовалась мощная сила.

Андре скользнул через сиденье, обогнул руль, метнулся мимо Роуза. Спрыгнув на землю, почувствовал, как трясутся коленки. Со всех ног кинулся к гаражу.

Уж думал, пропал. Поймал меня, собака. О господи! А что, если… Да нет, кому болтать? Мать не скажет, а отцу зачем? Да и Доди. Если скажет, он же ее прибьет. Ничего, еще неделя, и меня уж и след простынет.

Перед концом работы Мейсон, застрявший у верстака под злобным оком Роуза в трудах над нудной зарядкой аккумулятора, поднял глаза и произнес:

— Знаешь что, Андре, возьми-ка сам все, что тебе причитается, в кассе. Ну и… встретимся, наверно, до твоего отъезда в Эдмонтон?

Эх, не надо бы так много денег с собой брать, а тут еще и отец Пепэн далеко, уехал на похороны в Гран-Прери. Может, Биллу сказать, пусть пока полежат в кассе? Да ну, бред! Что я, маленький, что ли?

Как только Андре взял деньги и задвинул ящик кассы, Роуз шагнул к нему и наказал:

— Скажешь Доди, что вернусь после восьми. Пусть приготовит мяса на ужин, и побольше.

Черт тебя дери. Еще не хватало, к Доди… А сказать «не пойду!» нельзя, глупо как-то.

— Ладно, передам, — буркнул на ходу Андре и нырнул в темноту.

Он согнулся, спрятав лицо от мокрого ветра со снегом, и быстрыми шагами двинулся к дому.

Доди, держа в руке сигарету, открыла дверь на его стук.

— Чего надо?

Андре передал распоряжение Роуза.

— Мяса? Ах, сукин сын! Мяса он захотел! Что ж мне ему, корову, что ль, зарезать? Сам оставляет денег с гулькин нос. Фэрфекс уже жмется, в долг не отпускает.

Врешь, стерва! Сам видал, как в новом пальто задом виляла, да еще и костюм моднющий с брюками себе отхватила. А пиво? Это тебе что?

— Ну ладно. Все. — Андре двинулся вниз с крыльца. — Пошел я.

— Погоди-ка минутку. — Доди потянула его за рукав промокшей рубахи. Андре, не сопротивляясь, позволил втащить себя в дом. Доди, борясь с ветром, захлопнула дверь и стали, привалившись к ней, заложив руки за спину, словно отрезав Андре путь к отступлению.

— Деньги получил?

— Получил.

— Слушай, дай мне деньжат, а? Положение у меня — хуже некуда. Сам знаешь, что будет, если Альберт узнает, что у меня в доме пусто.

С проснувшимся где-то глубоко внутри тайным злорадством Андре вынул пачку долларов из кармана, вытащил десятидолларовую бумажку, протянул Доди.

— Что, всего десять долларов? Что на них купишь! Мне хотя бы полсотни.

— Полсотни? Сдурела, что ли?

Доди протянула руку.

— Давай, давай!

— Да ты что?

— Ну гляди, пеняй на себя! — В голосе ее послышалась ярость. — Ты у меня небось за лето пил и жрал на эти самые пятьдесят долларов. Ты мне должен!

— Должен? Неизвестно, кто кому! Ишь ты, должен! — Внезапно Андре затрясло от злости. — Может, это ты должна мне приплачивать.

Андре не успел заслониться. Доди как молния налетела на него, вцепилась накрашенными ногтями в лицо. Андре схватил ее за руки, отбросил к двери. Увернулся от колена, нацеленного в живот. Оттащил Доди от двери и с силой швырнул через комнату прямо на кровать, после чего кинулся из дома, не позаботившись закрыть за собой дверь.

— Ну погоди, стервец! Ну погоди! — слышал он за собой среди тьмы пронзительный вопль Доди.

Андре с шумом ворвался в темную лачугу.

Никого.

— Андре, это ты?

— Джои? Ты что тут делаешь один в темноте?

— Болею. Мне холодно… очень.

Андре долго шарил по полкам, наконец наткнулся на коробок спичек. Зажег дрожащей рукой керосиновую лампу. В лачуге было холодно; плита, должно быть, давно прогорела.

Джои свернулся крохотным комочком под грудой грязных одеял, поверх были накинуты еще две старые куртки. Лицо у ребенка было землисто-желтого цвета, черные бусинки глаз утратили прежний блеск, помутнели.

— А мать где?

Молчание.

— Эй, Джои!

Мальчик шевельнулся, пробормотал что-то, Андре не разобрал — что.

О господи! Где мать-то? Ах да, сегодня ж воскресенье. Ясно где. И Симона там же. А Чик-Чирик после праздника отправилась с Максом и его матерью в Бонивилл.

— Холодно. — Джои весь дрожал.

Андре открыл заслонку у печки. Порыв ветра, проникший через трубу, разметал остывшие серые угольки. Дров в ящике не было, нигде ни одной даже щепки для растопки.

Андре вышел во двор под неунимавшийся ветер, взял валявшийся у колоды топор. Ледяную крупу сменил поваливший тяжелыми хлопьями мокрый снег. Андре выбрал большое сосновое полено, сухое и ровное, понес его в одной руке, топор — в другой в дом и там расколол полено на щепы. Потом принес со двора еще несколько охапок дров.

Дрова промокли. Черт знает сколько времени промаешься, пока разгорятся.

Волоча в дом четвертую охапку, Андре покосился на газовый баллон у хибары Альберта Роуза.

Жаль, что этой стерве не приходится колоть дрова. А то занялась бы делом — глядишь, злобы и поубавилось бы.

Тут Андре налетел на Джои, который стоял босиком на запорошенном снегом крыльце.

— Чертяка! Чертяка!

— Немедленно в постель, Джон! Нет тут никого, никто тебя не съест.

Но ребенок, не слушая, покачиваясь на слабых ножках, двинулся во тьму. Андре бросил свою ношу у печки, выбежал вслед за Джои, подхватил на руки, понес его в дом, уложил в постель, укрыл всем, что было под рукой.

— Вот, лежи не двигайся!

Малыш в горячке, думал Андре, поднося спичку к груде щепок. Господи, что же делать? Ведь мне же надо поскорее выметаться отсюда, пока Роуз не вернулся. Черт бы побрал эту Доди! Ведь ляпнет небось, что я к ней приставал. И этот мерзавец явится, чтоб выбить из меня потроха. Как же мальчишку-то бросить? А кругом — ни души, везде темно, гнету нет нигде. Все на празднике, танцуют. Хоть бы Чик-Чирик появилась, я б ее за матерью послал. Должна бы скоро уж приехать.