Геннадий Гусаченко - Покаяние

• Название: Покаяние
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012

«Под крылом ангела-хранителя» — остросюжетный роман-откровение, трилогия книг «Жизнь-река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние», которые с интересом прочтут мечтатели-романтики, страстные поклонники приключений, отважные путешественники — все, кто не боится подставить лицо ветру, встретить штормовую волну, вступить в поединок с преступником. Любители экстрима, романтики, любовных интриг найдут в книгах захватывающие эпизоды службы на подлодке, охоты на китов, работы в уголовном розыске. Воображение читателя пленят красочные картины моря, взволнуют стойкость и мужество подводников, китобоев, сотрудников милиции и других героев этих уникальных произведений. Автор трилогии — Геннадий Григорьевич Гусаченко служил на подводной лодке Тихоокеанского флота, ходил в антарктические рейсы на китобойных судах, работал оперуполномоченным уголовного розыска, переводчиком японского языка на судах загранплавания, корреспондентом газет Приморья и Сибири. В 2007-м году Г.Г.Гусаченко совершил одиночное плавание на плоту-катамаране по Оби от Новосибирска до северо-восточной оконечности полуострова Ямал. Впечатления послевоенного детства, службы на флоте, работы на море и в милиции, экстремального похода по великой сибирской реке легли в основу вышеназванных книг. Г.Г.Гусаченко окончил восточное отделение японского языка и факультет журналистики ДВГУ. Автор книг «Тигровый перевал», «Венок Соломона», «Таёжные сказки». Печатался на страницах литературных, природоведческих, охотничьих и детских журналов «Горизонт», «Человек и закон», «Охотничьи просторы», «Охота и охотничье хозяйство» «Костёр», «Муравейник» и др. Чл. Союза журналистов России. Живёт и трудится в г. Бердске Новосибирской области. Тел: [phone]), (8 383 41 2 31 73).

---

«Вдохновенный» застопорил ход. Все напряжённо всматривались в блестящую гладь, прикидывая, где появятся фонтаны. Поглядеть со стороны: все спокойны, но в душе каждого китобоя кипит страсть охотничьего азарта. Она захватывает даже кока, бросившего недочищенной картофелину и выбежавшего на палубу поглазеть на охоту. Именно эта страсть привела на мостик Абашкина и других свободных от вахты моряков. В такие минуты легко понять душевные порывы этих людей, оставивших дома семьи, променявших земную твердь на нескончаемую болтанку. Одна ли возможность хорошего заработка гонит их в ледяные просторы Антарктики, заставляет терпеть лишения и трудности? Ведь они могли работать на берегу грузчиками в порту, докерами, шофёрами такси и тоже получать приличные деньги. Аналогичный вопрос можно задать заядлым охотникам и рыбакам: за куском мяса или рыбиной, умирая с голоду, тащатся они в лес, на озеро, на тонкий ещё лёд реки? Нет, конечно.

Ещё и потому многие шли в китобои, что гордились этой профессией, свысока смотрели на представителей других трудовых коллективов. Кто для них бухгалтер, чиновник ведомства, директор ресторана или прораб на стройке? Так, никто… И даже на раздельщика китов, жировара или мукомола с плавбазы они посмотрят с чувством собственного превосходства. Китобойная плавбаза в понимании морских охотников — всего лишь плавучий завод по переработке китовых туш, производство которого всецело зависит от мужества, смелости, самообладания тех, кто, рискуя быть смытым волной, добывает китов.

По правому борту с громким шипением почти одновременно вырвались три фонтана. Прокопченко выкинул в сторону левую руку: «Вдохновенный» послушно забрал левее. Поднял руку, согнутую в локте: «Малый ход!». И взмах руки вверх: «Стоп, машина!».

«Вдохновенный» ещё продолжал по инерции скользить вперёд, но гарпунёр уже поймал на уровень прицельной планки синевато–блестящую спину финвала. В одно мгновение облако сизого дыма окутывает пушку и гарпунёра. Эхо относит гром выстрела, который лёгким хлопком звучит над акваторией моря. Со стуком дёргается блок амортизатора на фок–мачте: кит на лине!

Помимо основной вахты электрика мои обязанности во время охоты те же, что и на «Робком» — подвязать к бамбуковому шесту — «плавучке» аккумулятор с лампочкой–светлячком и флажок–метку «Вдохновенного». Наверх я выбежал налегке и, быстро справившись с немудрёным делом, поспешил вниз в гребное отделение, где тепло от жужжащего электродвигателя, горячих сопротивлений и включенной электропечки. Вид бьющегося в агонии финвала, малиново–красный, нежно–розовый цвет воды, окрашенной его кровью, уже не вызывал во мне прежнего восхищения. Но я не мог не замедлить шаги на трапе, любуясь величественно–суровым пейзажем Антарктиды. Запечатлел в памяти ещё одну из её незабываемых картин.

Над вершинами покрытого льдами острова Петра Первого сияло лазурное небо. Море сверкало алмазными брызгами, прибой кипел белой пеной у чёрных утёсов. Скалы казались рухнувшими в океан, среди которых плавали залитые искрящимся светом айсберги. Подмытые течениями прозрачные громады причудливых форм, подтаявшие снизу, оторванные от скованных мерзлотой берегов высились вдали сказочными дворцами, фантастическими фигурами. Морская вода, ветер и солнце сотворили настоящее чудо: припорошенные свежим снегом ледяные изваяния, отполированные океаном, сверкали хрустально–чистыми колоннами, арками, огромными драгоценными камнями в пурпурно–алой оправе нависших над горизонтом облаков. Полярные шквалы подламывают, опрокидывают ледяные стены, уступами уходящие глубоко в воду, представляя опасность для мореплавания.

Избегая столкновения с айсбергами, «Вдохновенный» держится подальше от плавающих ледяных гор. На их отлогих склонах темнеют пятна тюленей, моржей, морских львов. Нетронутый снег ослепительной белизной сверкает на вершинах безжизненного острова, открытого в 1821‑м году русскими мореплавателями Ф. Ф. Беллинсгаузеном и М. П. Лазаревым на шлюпах «Восток» и «Мирный».

В тот январский день Фаддей Фаддеевич записал в своём дневнике: «Солнечные лучи, выходя из облаков, осветили сие место, и, к общему удовольствию, все удостоверились, что видят берег, покрытый снегом, одни только осыпи и скалы, на коих снег удержаться не мог, чернелись».

Холодная и суровая красота! Однако, обжигающий лицо и руки ветер напрочь отбили желание стоять на верхней палубе и восторженно любоваться антарктическим пейзажем. Через минуту я согревался на раскладном стульчике у электропечки, размышляя, как должно быть, мёрзли здесь мореходы парусников, на которых не было электрогрелок.

К исходу дня все три финвала, за которыми поутру началась охота, волочились у бортов «Вдохновенного».

Барометр в штурманской рубке показывал высокое давление, предвещая сильный ветер. Появившиеся облачные шапки над вершинами высоких скал подтверждали приближение шторма.

Моряк не любуется морем с берега.

Оставаясь на суше, он мысленно скользит взором по его необозримой равнине, видит себя там, где кипящие волны, вздымаясь с рёвом необузданных исполинских чудищ, в космах белой пены, обрушиваются на палубу, сотрясая судно. И даже в жаркий пляжный день моряк помнит, как обдают они арктическим холодом и морозным шквалом Антарктики. Как в бешеной злобе бессильные сокрушить утёс, бьются в него и ропотно откатываются, чтобы ударить с новой, более яростной силой.

И ещё моряк знает, как обманчиво затихает море, становясь спокойным и гладким, как начинает едва приметно рябеть, и скоро вновь стремится обхватить судно несоизмеримо–гигантскими объятиями, повергнуть его в свою пучину.

Мёртвая зыбь — эхо дальнего урагана — не спеша катила пологие складки. На зеркальной поверхности больших отлогих волн снопами искр вспыхивали обломки льдин. По небу плыли перистые облака. Они растянулись длинными грядами, постепенно меняя окраску от пурпурно–лилового к сине–фиолетовому.

Огненный диск солнца, вспыхивая золотистыми брызгами лучей, освещал южное полярное небо и холодное под ним море Беллинсгаузена.

Вдали дыбились снежные, иссечённые льдами скалистые утёсы острова Петра Первого. В матово–голубоватой дымке белели айсберги причудливых форм и очертаний.

Облака сбились в плотные тучи и закрыли солнце. Проглянувшие, было, звёзды постепенно угасли под их пеленой. Барометр пошёл вниз, вода потемнела, и мелкая рябь — примета шквала — пробежала по морю. Сливаясь в разноголосом хоре стихии с гимном океанского раската, резкий, холодный, влажный ветер завыл в вантах, засвистел, загудел в снастях, захлопал брезентом шлюпок, погнал встречные крутые волны. Китобоец начал заметно покачиваться на усиливающейся волне, идущей с океана.

Жесточайший шторм надвигался разъярённым зверем. Крепчал с каждой минутой, и вот уже в неукротимых порывах, заглушая уханье волн, перекатывающихся через носовую палубу, схлёстнулся с ними, срывая пенные гребешки, поднимая тучи брызг и водяной пыли.

Рёв осатаневшего моря и бешеные раскаты водяных валов — это лишь начало. Вспенившись, оно гневно гремит, вторя далеко прошедшему урагану.

Страшен гнев моря!

В неукротимой злобе с феерическим хохотом дико мечется, бьётся неудержимо, обрушивает на маленькое судно водяные лавины.

В непроглядной тьме спуталось всё: бездна пучины, грозный шквал, скрежет гарпунов, торчащих из тел китов, удары тяжёлых туш о корпус.

Смятение, дрожь и хаос преисподней!

Ужасающей высоты волны одна за другой вырастают из кромешной темноты. В свинцовой мгле бушующая буря вздымает и подбрасывает судно, подвязанные к нему китовые туши, швыряет и бросает в провалы между водяными холмами.

Переваливаясь с борта на борт, отплёвываясь горячей водой из коллекторов, «Вдохновенный» медленно продвигался к плавбазе «Советская Россия».

Ночью ураганный ветер разогнал тучи, и в разрывах между ними над ледяными просторами поплыла матово–бледная луна. Непривычно светит с северной стороны. В её слабом белесоватом свете качались чёрные мачты «Вдохновенного», вычерчивая над головой замысловатые зигзаги.

Лунная радуга встала над южным горизонтом, расцветила полярное небо мягкими, прозрачными красками, разбавленными синевой ночи. Казалось, они пахли морем и низко висящими над ним мохнатыми звёздами.

К утру ветер стих, погасли гребни, но море не улеглось, и в разных направлениях шла зыбь. Китобоец то раскачивался с борта на борт, то подвергался стремительной килевой качке. Оголённый винт, бешено вращаясь, сотрясал судно.

Я выбегал на корму, изгибаясь в приступах тошноты, цепко хватался за леер и выл волком, в который раз проклиная себя за необдуманное решение отправиться в десятимесячное плавание. Ведь знал же, знал, что буду блевать, бездыханным трупом висеть на леере, тупо глядя на пенный бурун, и молить Бога поскорее унять ненавистную бурю и эту проклятую зыбь. Так нет же! Попёрся опять, да не куда–нибудь в Чёрное море с его персиково–абрикосовыми, виноградно–сливовыми, пальмово–кипарисовыми берегами! А в Антарктику, в самое пекло бесовской свистопляски сатанинских ветров!