Геннадий Гусаченко - Покаяние

• Название: Покаяние
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012

«Под крылом ангела-хранителя» — остросюжетный роман-откровение, трилогия книг «Жизнь-река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние», которые с интересом прочтут мечтатели-романтики, страстные поклонники приключений, отважные путешественники — все, кто не боится подставить лицо ветру, встретить штормовую волну, вступить в поединок с преступником. Любители экстрима, романтики, любовных интриг найдут в книгах захватывающие эпизоды службы на подлодке, охоты на китов, работы в уголовном розыске. Воображение читателя пленят красочные картины моря, взволнуют стойкость и мужество подводников, китобоев, сотрудников милиции и других героев этих уникальных произведений. Автор трилогии — Геннадий Григорьевич Гусаченко служил на подводной лодке Тихоокеанского флота, ходил в антарктические рейсы на китобойных судах, работал оперуполномоченным уголовного розыска, переводчиком японского языка на судах загранплавания, корреспондентом газет Приморья и Сибири. В 2007-м году Г.Г.Гусаченко совершил одиночное плавание на плоту-катамаране по Оби от Новосибирска до северо-восточной оконечности полуострова Ямал. Впечатления послевоенного детства, службы на флоте, работы на море и в милиции, экстремального похода по великой сибирской реке легли в основу вышеназванных книг. Г.Г.Гусаченко окончил восточное отделение японского языка и факультет журналистики ДВГУ. Автор книг «Тигровый перевал», «Венок Соломона», «Таёжные сказки». Печатался на страницах литературных, природоведческих, охотничьих и детских журналов «Горизонт», «Человек и закон», «Охотничьи просторы», «Охота и охотничье хозяйство» «Костёр», «Муравейник» и др. Чл. Союза журналистов России. Живёт и трудится в г. Бердске Новосибирской области. Тел: [phone]), (8 383 41 2 31 73).

---

Шеркалы… Бетонная дорога взбегает в гору прямо от причала. Белые буквы на стеле гласят: «Шеркалы». И крутой, в елях берег. На высоком мысу два чёрных сруба — всё, что осталось от старинных строений. Ржавые лодочные гаражи под обрывистым берегом. Осторожно обхожу их. На лужайке у воды кучка отдыхающих. Дымит мангал. Приветливо машут мне, приглашая пристать к берегу. Велик соблазн отведать шашлык, но велик риск пропороть лодку торчащими из воды железными прутьями арматуры. Проплываю мимо.

Августовский день на исходе.

На мшистой лужайке полно невиданной мною доселе морошки. Краснеют незрелые ещё ягоды. Посреди этого великолепия устраиваю привал.

С заходом солнца всё более ощутимой становится ночная прохлада, всё заметнее суровое дыхание близкого уже Заполярья.

Костёр потрескивает еловым сушняком. Дразнящий запах стерляжьей ухи исходит от подвешенного над огнём котелка. Дым отгоняет надоедливых комаров, мошку, оводов. Хорошо сидеть вот так в тишине, смотреть на яркий огонь. Пламя освещает палатку, приваленную к ней лодку, бородатого скитальца с планшетом и тетрадью на коленях, встречающего своё 66-летие под сверкающими звёздами северного неба. Сидеть и думать…

С дружной командой дорогого моему сердцу «Робкого» к большому сожалению пришлось расстаться. Полюбился мне этот отчаянный пахарь моря, но покинуть судно был вынужден из–за поступления на заочное отделение журналистики Дальневосточного государственного университета.

После успешной сдачи вступительных экзаменов, с чемоданом, набитым методической литературой для выполнения контрольных работ, я поднялся на борт китобойца «Вдохновенный», готового к отплытию в Антарктику. Однотипное судно не отличалось от «Робкого» — всё те же механизмы, приборы, электрощиты и пульты.

Другой была его команда.

Китобои «Вдохновенного» не выделялись весёлостью, удальством, промотанием в «Золотом роге» зарплаты до последнего гроша и прочими лихими качествами, присущими команде «Робкого». Немногословные, без задорного блеска в глазах, с лицами сосредоточенными и суровыми — неизгладимыми следами антарктических штормов — выполняли они трудную, сопряжённую с риском работу, требующую терпения, отваги, мужества, выдержки и большой силы воли, чтобы противостоять почти непрерывным штормам, жгучим морозным ветрам, ледяным шквалам, превращающим палубу, трапы, рангоут судна в глыбы льда. С виду хмурые, молчаливые, с красными, обветренными носами и щеками, при более тесном знакомстве они оказывались добряками в душе.

Характер членов экипажа «Вдохновенного» свойственен всем «россиянам» — китобоям антарктической китобойной флотилии «Советская Россия». Их несколько угрюмые внешности я воспринял поначалу как недоброжелательность по отношению ко мне, но скоро убедился в обратном. К тому же, мне повезло: на «Вдохновенном» я встретил верзилу–громилу Алексея Шматко, того самого парня, которого застал в квартире моей бывшей любвеобильной подруги Риты. Он обрадовался встрече и, здороваясь, радушно протянул здоровенную лапищу.

— Вот так встреча! — пробасил Алексей. — Ну, что, ходил ещё к той красотке?

— Не-е… Иди она в баню!

— Анекдот хочешь? Армянское радио спрашивают: «На какой девушке лучше жениться — на красивой или на страшилке? Красивая ведь изменять будет…». Армянское радио отвечает: «Лучше торт есть хором, чем дерьмо в одиночку».

— И всё же каждый надеется, что уж его–то жена не будет изменять…

— Да-а… Нельзя королю без дамы… Нельзя королеве без валета… Все мы хотим не целованных, чтоб верно ждали нас… Но так не бывает. Женщины — они тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Опять же физиология… Ждать мужа–моряка девять–десять месяцев из путины, когда вокруг столько желающих удовлетворить женщину — согласись, это такая для неё мука. А муж придёт, устроит сцену ревности, пробудет дома месяца два–три, пока судно в ремонте, и опять отвалит почти на год. И так проходит жизнь моряка.

— Что же делать? Не жениться?

— Женился — бросай якорь на берегу, завязывай с морем… Агата Кристи предупреждала: «Женщины не умеют ждать, помните об этом!».

— Всё философствуешь?

— На том стоим…

Моя койка в каюте электриков оказалась нижней. Верхнюю занимал Алексей. Когда этот «шкаф» забирался на неё, я боязливо сжимался в комок — вдруг цепочки не выдержат веса амбала–одессита, и десятипудовая махина рухнет на меня. Предложил Алексею поменяться местами, на что он безропотно согласился.

…Бешеные порывы ветра бросали судно, как щепку, швыряли в лицо ледяные брызги, заглушая слова капитана Позднякова.

— Идём… море Беллинсгаузена… курс…градусов… зюйд–вест…

По бескрайним просторам самого безлюдного на планете ледяного моря катились чёрные волны, напоминая отвороченные гигантским лемехом пласты свежевспаханного поля, а сорванные с них ветром пенные гребни улетали белыми птицами. В некоторых местах, в провалах между водяными валами пестрели пятнышки играющих на поверхности пингвинов адели, названных так Беллинсгаузеном в честь своей жены француженки Адели. Нипочём им мороз и беснующийся ветер.

Антарктика — логово ураганов, гнездовье штормов, прибежище бурь, пристанище тайфунов. Беспощадная стихия беснующегося моря. Из этой сатанинской круговерти всесильным джином вырвался на волю шквальный ветер. Я потерял счёт дням и ночам, во время которых, пытаясь изрыгнуть кишки, стоял вахты. Вокруг скрипело, грохотало, выло, стонало, сотрясалось, судно взлетало куда–то в поднебесную, низвергалось в пропасть и, казалось, мукам адовым не будет конца. Но однажды, проснувшись перед вахтой рано утром, привычно напялил на себя ватные брюки, свитер, шапку, полушубок и, громыхая сапогами по ступенькам трапа, вышел на палубу. Глазам предстала остекленевшая водная равнина. Жестокий шторм утих и, как это часто бывает в Антарктике, море замерло, словно неживое. Альбатрос, распластав трёхметровые крылья, низко парит, долгими часами сопровождает судно. Невольно вспомнились слова из песни В. Бунина:

Товарищ, товарищ, наш друг альбатрос
Скиталец пустынных морей,
Зачем ты покинул родимый утёс
И спутником стал кораблей?

Гористый остров Петра Первого, снежно–синий, багровый с западной стороны, длинной полосой, похожей на огромного белого кита, вытянулся по южной кромке горизонта. Прибой хлестал в угрюмые, безжизненно–ледяные скалы.

Оставляя за кормой ровную белую полосу, «Вдохновенный» малым ходом двигался вдоль острова. Над его снежными вершинами, разгораясь всё ярче, вставало солнце. Голубовато–сизая мгла, висевшая над островом, поблекла, и светлея, рассеялась. Отражая золотистый свет ослепительно вспыхнувшего диска, море из матово–зелёного стало маслянисто–жёлтым. Там, вдали, у подножия чёрных, неприветливо–грозных скал, оно лениво накатывалось на обледенелые камни, облизывало неприступный берег с глухим и сердитым ворчанием.

На мостике попыхивал трубкой капитан Поздняков. Капюшон кожаной «канадки» — память службы в подводном флоте — накинутый поверх шапки с таким же кожаным верхом, скрывал его лицо. Здесь же, не отнимая бинокля от глаз, осматривал ледяные берега скалистого острова штурман Норкин. В шапке–ушанке, в непромокаемом плаще, надетом на ватник, торчал от нечего делать сменившийся с вахты первый электромеханик Абашкин. Бородатого матроса–рулевого Ховрина спасали собачьи унты, тулуп, затасканный вахтенными, и меховые рукавицы. У пушки, наклонясь всем корпусом вперёд, вглядывался в морскую даль знатный гарпунёр Прокопченко, кавалер многих правительственных наград. Его фигура в утреннем антарктическом свете, голубоватом и ясном, на фоне моря, синего и холодного, как нависшее над ним небо, казалась резным ростром, украшавшим нос китобойца. На палубе, широко расставив ноги, стоял боцман Ильин. В бочке на фок–мачте крутил головой из стороны в сторону марсовый матрос Зорин.

— Справа тридцать фонтаны! — истошно закричал с марсовой площадки Зорин. Штурман нажал кнопку сигнала, и во всех помещениях судна раздались прерывистые звонки: «Охота!».

На проплывающей вдалеке льдине стая пингвинов. Рядом с ней взметнулся фонтан, рассыпался на сотни брызг. Вынырнула чёрная спина, за ней другая, третья. Взвились новые фонтаны.

«Уф!.. Уф!..» — раздаются тяжёлые вздохи, сотрясая застывший в тишине воздух.

В считанные секунды вся команда на местах. Капитан толкнул рукоятку машинного телеграфа на «Полный вперёд!». От форштевня «Вдохновенного» с брызгами начали разлетаться волны, за кормой заклубилась белая пена.

Осторожные и чуткие «усачи» тотчас ушли в глубину. Эти киты проворнее кашалотов и могут держаться под водой в два раза дольше. Полчаса, не меньше, пройдёт, прежде чем вынырнут на поверхность.