Август Стриндберг - Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

• Название: Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы
• Автор: Август Стриндберг
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4224-0011-9

Роман «Красная комната», принесший Стриндбергу мгновенный и шумный успех, в сатирических тонах изображает нравы современного писателю шведского общества: тупой бюрократизм в управлении страной, паразитизм чиновничества, комедию парламентаризма, продажность прессы, аферы нарождающихся акционерных компаний, лицемерие религиозных и благотворительных обществ, зависимость искусства от капиталистов. На этом фоне разворачивается личная трагедия героя романа — постижение изнанки жизни и утрата при этом своих юношеских идеалов.

---

* * *

Однажды Текла отправилась к огороднику, чтобы купить к обеду овощей, так как муж пригласил друзей ко дню ее рождения. Вернувшись домой, она была крайне удивлена, найдя отца сидящим в кухне перед бутылкой.

— Доброе утро, дитя мое, — приветствовал ее отец и попробовал приподняться.

Текла в эту минуту увидела, что он пьян.

— Я вспомнил, — продолжал с большим трудом старик, — что сегодня день твоего рождения, и останусь у тебя, если ты ничего против этого не имеешь.

Текла заметила, что отец одет в штатское платье и как-то осунулся. Ожидая всего самого худшего и вообще не зная, что сразу ответить на его вопрос, она попросила его подождать, пока она переоденется.

Придя в спальню, она бросилась на кровать и расплакалась от обиды на судьбу, которая именно в этот день расстраивала ее радость. Она любила оставленное за собой прошлое лишь как возбуждающее средство, чтобы с большей силой сознавать и оценивать свое настоящее, но вернуть это прошлое в лице отца в свой же дом она не хотела ни за что.

Время быстро проходило, минута за минутой, и она поняла, что ей необходимо вернуться к гостю в кухню, если она не желает подвергаться риску, что он пройдет в зал и там будет ждать прихода гостей. Она быстро вытерла слезы и направилась в кухню, но, отворив дверь, едва удержалась на ногах: у стола все еще сидел ее отец, совершенно пьяный, и сжимал в объятиях служанку.

Все почтение дочери к отцу улетучилось моментально, и ею овладело безграничное омерзение. Но она сразу не могла выразить словами своих чувств; отец первый заговорил с ней.

— Ну что же, Текла, — сказал он сонливо, — ты идешь по своим делам и не приглашаешь меня даже войти к тебе в дом? Мне надо бы с тобой переговорить. Видишь ли, я вышел в отставку и хотел спросить у твоего мужа, не найдется ли у него какой-нибудь работы.

— Я знаю наверное, что такой работы у него нет, — отвечала Текла, довольная тем, что сразу, без обиняков, может отрицательно ответить на его просьбу.

Старик взял в руки бутылку и взглянул на плиту, где из горшка торчала голова дикого кабана.

— Вот как! — пробормотал он и снова замолчал, выжидая, что еще скажет дочь.

Текла думала о том, что пора бы накрывать на стол и что через полчаса начнут сходиться гости. Наконец она приняла твердое решение.

— Вот, отец, — сказала она, — возьми этот талер и выпей в кабаке за мое здоровье. А завтра, если придешь опять к нам, можешь переговорить с мужем.

Старик взял между пальцами талер, и казалось, что он примеривается, чтобы забросить его подальше. Но вдруг он плюнул на него, опустил в карман, нахлобучил на голову свою шапку и встал.

— Ты, Текла, не приглашаешь меня войти. Ты права, так как, видишь ли, одинаковые дети всего лучше играют вместе (ах! ведь уж когда-нибудь это должно же было проявиться), но когда-то ты была моей Теклой, моей девочкой, видишь ли, и легко этого забыть я не могу. Не забуду этого никогда. Ты ждешь к обеду гостей; я вижу это и потому ухожу… Да, я ухожу!

Текла, стоявшая все это время ни жива ни мертва, не могла сдержать вздоха облегчения, и это для отца не прошло незамеченным, он, видимо, вдруг изменил свое решение и нетвердой поступью направился в зал.

— Так, — сказал он вдруг, злобно оскалив зубы, — ты думала ценою талера избавиться от меня и хотела, чтобы я шел один пить в кабачок, когда я здесь могу быть в таком хорошем обществе!

Он, шатаясь, вошел в зал и опустился в кресло.

— Накрывай на стол! Я тоже хочу повеселиться! У тебя я видел в горшке кабана, а на блюде артишоки.

— Отец, — прервала его вне себя Текла, — ты выпил и позволил себе вольность по отношению к служанке. Прошу тебя уйти раньше, чем вернется Клемент! Подумай, что это не мой дом, а его, и что ты права не имеешь нарушать его семейное спокойствие. Приходи завтра, и я обещаю тебе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы тебе помочь!

— Так, так, девочка моя, ты хочешь сказать мне доброе словечко. Ну, говори же, я тебя слушаю.

Видя, что нет возможности избежать неприятности, и не будучи в силах храбро перенести ее, Текла решила временно покинуть дом. Набросив на себя накидку, спустилась она со слезами на глазах по лестнице и вышла на улицу.

В голове у нее была одна лишь определенная мысль: раз ей не удалось удалить из дома посягателя на ее спокойствие, то она не хотела, по крайней мере, присутствовать при том, как он нанесет свой удар. Она все остальное забыла и без оглядки спешила по улицам, как бы убегая от неблагоприятного, злого рока, преследующего ее лично и настигающего теперь, в самый день ее рождения, теперь, когда она высвободилась из мрака нищеты, от рока, сулившего снова ввергнуть ее в прежнее жалкое положение.

Она перешла по Северному мосту, пересекла весь пригородный базар и достигла Королевского сада, ворота которого были отворены. Она вошла; там дети играли, радуясь весеннему солнцу; она села на скамейку. Прежде всего мысль ее остановилась на работе садовников, которые сажали цветы в клумбы и пересаживали их в новые цветочные горшки. Все привлекало ее внимание, и каждый малейший пустяк занимал ее, как будто она желала прогнать неприятность, ожидавшую ее. Вдруг с колокольни Святого Якова раздался похоронный звон; она, сидя на месте, стала считать удары колокола, но от каждого удара она вздрагивала, и душу ее наполняло тяжелое предчувствие.

Появилась вдруг целая толпа придворных слуг; одни принесли и расставили посреди аллеи стол и накрыли его скатертью; другие принесли блюда, тарелки, графины, стаканы. Текла с любопытством глядела на приготовления к королевскому обеду и в ту же секунду вспомнила об ожидавшем обеде дома, представила себе возвращение мужа, приход гостей, ненакрытый стол, инцидент с пьяным отцом и слышала вопросы об исчезнувшей хозяйке. Она хотела встать и идти домой, но не решалась двинуться. Мысль о том, что ей предстоит, мучила ее; боязнь скандала, который она не могла предотвратить, приковывала ее к скамейке, и, раздираемая чувством долга и малодушием, она все же осталась сидеть, обращая взоры то направо, то налево, как будто ей трудно было решить, в какую сторону глядеть.

Внезапно сторож прервал ее оцепенение, спросив грубо, по какому праву она вошла в Королевский сад. Она оправдывалась тем, что ворота были отперты, но ей немедленно было приказано выйти вон. В сопровождении сторожа направилась она, недовольная, к выходу; когда же она увидела других женщин, немногим лучше ее одетых, гуляющих беспрепятственно по аллее, нюхающих цветы, наступающих на траву, то почувствовала укол в сердце, так как она, казалось, одна подвергалась изгнанию, а увидев направленные на нее насмешливые взгляды, она почувствовала гнев, ненависть, зависть к тем, которые неизвестно почему пользовались преимуществами, которых она почему-то не имела.

Выйдя за ворота, которые за нею с шумом затворились, она пошла, не зная куда, стараясь только выбирать менее людные улицы, где бы ее не преследовали посторонние взгляды. Она таким образом спустилась к бухте, к месту впадения речки, и заметила двигающуюся к мосту Голля кучку народа. Обрадованная тем, что внимание ее может быть отвлечено посторонним предметом, она последовала за народом, остановившимся в начале моста, оцепленного стражниками. Протиснувшись сквозь толпу, она увидела на мосту посреди стражников группу, состоящую из священников и судей, которые, казалось, совещались. Она скоро заметила, что всеобщее внимание было обращено на одетую в белое женщину, со связанными за спиною руками, которую за веревку держал палач, а два плотника тем временем поднимали перед ней перила моста.

— Текла, видишь ли ты колдунью с того места, где ты стоишь? Если да, то пусти меня к себе, — сказал за ее спиной женской голос.

Обернувшись, Текла узнала Эббу, дочь графа, с которой они некогда подружились, готовясь вместе к конфирмации. Польщенная тем, что Эбба узнала ее, и обрадованная, что она обратилась к ней с просьбой, Текла вдруг страшно захотела сыграть роль покровительницы, и когда перед ней прошел случайно один из стражников, она слегка потянула его за мундир, поздоровалась с ним и попросила его поставить их с подругой в середину кольца стражников. Это было немедленно исполнено, так как стражник ее помнил со времен посещений отца в казарме.

Совещание, видимо, окончилось, и судья прочел какую-то бумагу.

Текла ничего не расслышала, но она не могла оторвать взоров от молодой женщины, присужденной к утоплению. Одетая в белую сорочку, обрисовывающую чудную фигуру, с распущенными черными волосами, падающими на плечи и на спину, она поражала своей бледностью и красотой; два пылающих глаза были победоносно обращены на толпу народа, и улыбка играла на ее устах. Она, казалось, хотела им сказать, что она на целую голову выше их и что казнь, предстоящая ей, не что иное, как единоборство между нею и Всемогущим, и что если она и утонет, то все же она утешает себя тем, что вступила с Ним в борьбу.