Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

• Название: Юрий Тынянов
• Автор: Аркадий Белинков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Критика
• Год: 1965

Книга посвящена творчеству одного из крупнейших советских писателей — Ю. Н. Тынянова, автора широко известных романов и рассказов «Кюхля», «Смерть Вазир-Мухтара», «Пушкин», «Подпоручик Киже» и др. Читатель книги ознакомится с глубокими суждениями о русском и западном историческом романе, о связях исторического романа с литературой на современную тему.

Автор сосредоточивает пристальное внимание на материалах, используемых Тыняновым, и подчеркивает строгую документальность творчества писателя. Так, в частности, роман «Кюхля» построен на неизвестных ранее документах секретных архивов, личной переписке поэта и мемуарных источниках. В романе о Грибоедове «Смерть Вазир-Мухтара» Тынянов вводит читателя в самые сложные дипломатические и придворные интриги, в обстоятельства трагической гибели Грибоедова.

Первое издание книги было с большим интересом встречено читателем и получило высокую оценку в прессе.

---

Главка об окончании лицея начата словами:

«Зорю бьют.

Рассветало. День еще не наступил».

Но лицей он будет помнить всю жизнь, будет писать о нем стихи, полные благодарности и любви, и на пути в ссылку вспомнит о нем.

«Недаром он выслан был на юг. Не на север, а здесь, именно здесь, зачинался лицей. Много южнее мест его высылки, когда он еще ходить не умел, до лицея, служил здесь дипломатом, генеральным русским комиссаром Малиновский, защищая русские интересы. И здесь, наблюдая беглых и ссыльных, в этом краю, написал он, решился написать трактат об уничтожении рабства…

Да здравствует лицей!»

Здесь он поймет связь лицея с историей, но сейчас он рвется на волю, стремится к настоящему делу. Сейчас лицей — это «годы заточенья»[206], а через несколько дней, 9 июня 1817 года, в день выпускного акта, он пишет: «В последний раз, в тиши уединенья… лета соединенья… наш братский верный круг… Святому братству верен я!..»[207] Зорю бьют. Он вырывается из лицея. Он врывается в Петербург.

Человек, которого держат и вдруг выпускают, врывается стремительно за счет силы, употребленной на то, чтобы вырваться. Пушкин приезжает в Петербург и осыпает его эпиграммами.

Эпиграммы появились потому, что человек, приехав в Петербург, свежими глазами увидел то, на что другие или уже привыкли смотреть, или прикрывали глаза. Его Эпиграммы точны, и в них сказано именно то, что было. Мерзавца он называл мерзавцем. Эпиграммы были страшны своей правдой и точным попаданием. Меньше чем за три года жизни в Петербурге Пушкин ухитрился попасть в императора, митрополита Амвросия, Аракчеева, Голицына, Стурдзу, Каченовского. Это была не поэтическая игра, а политический поступок. Эпиграмм оказалось мало. Тогда он во время спектакля пустил по креслам портрет Лувеля, парижского рабочего, вонзившего стилет с загнутым концом в грудь герцога Беррийского — племянника и предполагаемого наследника Людовика XVIII. На портрете было написано: «Урок царям». Это было коротко и метко, как эпиграмма. Поэтика жанра и поступка была едина, как едины были человек и поэт.

Это единство Тынянов показывает, превращая стихотворение в переживание, в биографический факт, то есть идет обратным путем: от стихотворения, поэтического факта, к мотивам его возникновения. Мотивы возникновения поэтического факта лиричны, относятся к самому поэту и обобщены им в историю. История совмещена с переживаниями поэта. Совмещение сделано так:

«Вольность! Одною вольностью дорожил, только для вольности и жил. А не нашел нигде, ни в чем — ни в любви, ни в дружбе, ни в младости».

Сказано о любви, о дружбе, о младости. О стихах не сказано ничего, потому что стихи остались единственной вольностью. Слово «вольный» связывается с литературной группой «Арзамас»: «Избрали его в вольный Арзамас». Любовь же связана с темницей, а темница с невозможностью говорить правду и писать стихи. «Полюбил и узнал, как томятся в темнице разбойники: ни слова правды, ни стиха». Совмещение чувства и истории взято из поэтики оды. Пушкинское название «Вольность. Ода» Тынянов использует для соединения лирики с историей. Жанровая характеристика мотивирует это соединение. Кроме того, от оды взяты повышенная интонация, повторения синтаксических ходов и архаизированный словарь. Пушкин был выслан из Петербурга не только за стихотворение, которое называлось «Вольность», но больше за человеческую вольность, за то, что завоевывал право поэта на свободную речь. Вольностью были эпиграммы на Аракчеева, царя, церковников, портрет Лувеля. Стихотворение же «Вольность» было только одним из стихотворений цикла и одним из поводов высылки. В письме графа И. А. Каподистрия генералу Инзову от 4 мая 1820 года, одобренном императором, задолго до «оды на вольность» говорится о том, что поэт «мог иметь лишь одно чувство — страстное желание независимости»[208]. Сановник независимость и стихи связывает. После этого он говорит об оде. «Ода на вольность» упоминается вместе с «несколькими поэтическими пьесами», которые «обратили на Пушкина внимание правительства». Главное же в письме не «ода на вольность» и не «поэтические пьесы», а «внутренние чувства», «принципы» и «воспитание». «Он вступил в свет, — пишет Каподистрия, — сильный пламенным воображением, но слабый полным отсутствием тех внутренних чувств, которые служат заменой принципов, пока опыт не успеет дать нам истинного воспитания»[209]. «Внутренние чувства», «принципы» и «истинное воспитание», по Каподистрия, — это, конечно, любовь к самодержавию.

Вольность расширяет роман. Стремительное развитие темы начинается с эпиграмм, «Вольности», портрета Лувеля и «страстного желания независимости». Поэта высылают из Петербурга, о котором через восемь лет он скажет, что в нем «дух неволи». Тынянов заканчивает третью часть романа словами о свободе:

«И теперь он, Пушкин, был выслан сюда, чтобы здесь, именно здесь, быть свидетелем жажды свободы…»

«Жажда свободы» связывается со стихами: «…быть свидетелем жажды свободы, заставлявшей людей, скованных вместе, плыть со скоростью бешеной вперед!»

Это уже тема и сюжет поэмы. Вольность и поэзия соединились. Его высылают из Петербурга, и страна распахивается перед ним. Роман обрывается, как берег моря. Он начинается в маленькой тесной комнате и кончается морем, Эвксинским Понтом, свободной стихией.

Движение в романе центробежное: от семьи к истории. Эта центробежная композиция движения противоположна центростремительному движению «Смерти Вазир-Мухтара». Тынянов на протяжении всего романа сужает мир Грибоедова, он выгоняет его из Петербурга, из России, в Персию, загоняет своего героя в щель, где его убивают.

В «Пушкине» господствует стремление к широкому пространству, к выходу, к освобождению. Боязни пространства, агорафобии, которой страдают герои «Вазир-Мухтара», в нем нет.

В связи с особенностями композиции последнего романа возникает вопрос, который исследователям творчества писателя казался уже решенным. Речь идет о композиционных связях трех романов.

В критической литературе о Тынянове неоднократно упоминалось, что его романы — трилогия. Часто это упоминание связывается с мнением самого автора.

Начиная статью о «Пушкине», Б. Костелянец прямо ссылается на Тынянова: «Пушкин», по замыслу Тынянова, — говорит критик, — должен был стать завершающей частью трилогии, посвященной Кюхельбекеру, Грибоедову, Пушкину»[210]. Ближайший друг Тынянова В. А. Каверин пишет: «Начиная «Пушкина», он думал, что этой книгой будет закончена трилогия — Кюхельбекер, Грибоедов, Пушкин»[211]. Другие авторы на Тынянова не ссылаются, и есть весьма веские основания полагать, что мнение о трилогии их собственное. Исследователь советского исторического романа С. М. Петров говорит: «Глубокий и тонкий знаток биографии и творчества великого русского поэта, Тынянов смело берется за роман о Пушкине, явившийся как бы завершением трилогии» [212].

Почему три романа обязательно должны были стать трилогией, не говорится. Может быть, потому, что они написаны о трех поэтах? В каждом романе по поэту?

Мнение это неверно. А если в некоторой степени и верно, то лишь для самого Тынянова, а не для исследователей.

Весьма возможно, что Тынянов в какой-то момент (вероятно, после «Кюхли») начал задумываться о связях написанного и предполагаемых романов; можно допустить, что он даже говорил об этом (за чаем). Писатель мог думать, что три романа станут трилогией, потому что видел третий роман законченным. Но третий роман закончен не был, а написанные части серьезных оснований считать их завершением цикла не дают, и критики (и дилетанты) лишь повторяют слова Тынянова или друг друга, не задумываясь над тем, что это и фактически и методологически неверно и что ошибка связывает вещи, которые не связываются. Все это из любви к «порядку», подчас призрачному и надуманному. В творчестве Тынянова-романиста этого порядка нет. Взаимоотношения его романов значительно более сложны, чем кажется иногда исследователям и, может быть, казалось самому автору.

Три романа Тынянова не трилогия, а дилогия и еще один роман. Связаны между собой только «Кюхля» и «Смерть Вазир-Мухтара». «Пушкин» стоит отдельно и непосредственного отношения к ним не имеет. Основания для объединения романов в трилогию чисто внешние и за пределы общности героев и времени не выходят. (Под временем, очевидно, имеется в виду «эпоха» вообще, что-то вроде «эпохи расцвета абсолютизма» или что-нибудь подобное.) Даже профессиональная общность героев призрачна. Три книги Тынянова — это книги о двух поэтах и одном Вазир-Мухтаре. Грибоедов демонстративно взят не как писатель, а как чиновник, и смысл «Смерти Вазир-Мухтара» именно в том, что это книга о гнете роковой власти, которая превращает поэтов в лжецов, льстецов и чиновников, которая убивает поэтов. Самой главной связи — единства идей — в романах нет. Это вызвано разным отношением автора к материалу, и следствием Этого оказалось отсутствие стилистического единства. Единство идей было подменено схожестью материала. Люди в первых двух и третьем романах разные, взаимоотношения их различны, и различно отношение к ним автора. То, что говорит автор «Пушкина», не всегда тоже, что говорит автор «Кюхли» и «Смерти Вазир-Мухтара», и непохожесть связана не с развитием тенденций первых романов, а является чем-то вступающим в противоречие с ними. Это случилось потому, что между «Кюхлей» и «Пушкиным» десять лет, и за эти годы произошли важные исторические события, было много пережито, много написано и многое понято иначе.