Иван Багмут - Записки солдата

• Название: Записки солдата
• Автор: Иван Багмут
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1985

В книгу известного украинского писателя Ивана Багмута «Записки солдата» вошли повести и рассказы. В повести «Записки солдата» автор правдиво изобразил ратный подвиг советских людей на полях сражений Великой Отечественной войны. Герой повести «Жизнеописание послушного молодого человека» подростком встретил Великую Октябрьскую революцию и стал настоящим борцом за ее идеи.

Главные герои рассказов — люди труда.

СОДЕРЖАНИЕ

Ю. Герасименко. Жизнеописание счастливого человека. Перевод Вл. Россельса.

ПОВЕСТИ

Записки солдата. Перевод Вл. Россельса.

Жизнеописание послушного молодого человека. Перевод Вл. Россельса.

Приключения черного кота Лапченко, описанные им самим. Перевод Вл. Россельса.

РАССКАЗЫ

Кусок пирога. Перевод Е. Россельс.

Злыдни. Перевод Вл. Россельса.

Третья лекция. Перевод Вл. Россельса.

Бочка. Перевод М. Фресиной.

Двенадцатая собака. Перевод М. Фресиной.

Горячие ключи. Перевод М. Фресиной.

Теги-теги. Перевод Н. Сказбуша.

В яблоневом саду. Перевод М. Фресиной.

Братья. Перевод М. Фресиной.

Драгоценное издание. Перевод М. Фресиной.

Друзья. Перевод Е. Россельс.

Весенний день. Перевод Е. Россельс.

Характер. Перевод М. Фресиной.

Хунхуз. Перевод Вл. Россельса.

Белый костюм. Перевод Вл. Россельса.

Федор из Федора. Перевод Вл. Россельса.

Рассказ о рассказе. Перевод Вл. Россельса.

---

Каково же было мое удивление, когда вместо быка я увидел большую длинношеюю желтоватую птицу, стоявшую на одной ноге и время от времени трубившую, задрав клюв. Во мне проснулся охотничий пыл, но птица стояла в воде… Тут что-то рыженькое метнулось из осоки и, пролетев в воздухе, упало неподалеку от птицы. Та испуганно рванулась в небо, но я на нее уже не смотрел. Крайне удивленный, я наблюдал, как из болота, тряся лапками, выбирался рыжий котенок. В его хилой фигурке было что-то знакомое. Я вытаращил глаза. Да это же стиляга!

— Эдик! — крикнул я и побежал ему навстречу (он взял себе имя Эдуард и требовал, чтобы все его так называли). Через минуту я был возле него.

— Бежал, жалкий трус! — Эдик показал вверх. — Но погоди! Я еще тебя поймаю!

Глядя на его тщедушное тельце, на шерсть, торчащую во все стороны, на заляпанные грязью брюшко и лапки, я величайшим усилием подавил улыбку и проговорил с тем добродушием, на какое только был способен:

— Охотимся?

Но Эдик, должно быть, разгадал мое истинное настроение.

— Да, охотимся, — ответил он дерзко. — Не дают есть, буду охотиться! Только не на мышей! Нет! Я поймаю водяного бугая и докажу всем, что способен на большее, чем обыкновенный котенок. Скоро обо мне заговорит мир!

Я подумал, что лучше, если не добиваешься славы специально, а она находит тебя сама, в результате твоей самоотверженной работы, преданности делу. Но пусть…

— А может быть, — сказал я без тени насмешки, — у тебя недостаточно физических сил для такой охоты?

— Откуда же взять силу, если не дают есть?! Голодный, вот и не допрыгнул на полметра!

— Кроме еды нужна еще тренировка, — продолжал я. — А почему бы тебе не поохотиться на мышей? Это дает отличную закалку.

Котенок задумчиво почесался.

— Если так ставится вопрос, что же… Может, и правда есть смысл половить мышей? — сказал он как бы про себя.

— Во всяком случае, начав с обычной работы, легче попасть на выдающийся пост, чем бездельничать в ожидании, пока тебе преподнесут высокую должность. Теперь нет фей-волшебниц…

Кажется, я его убедил.

Эдик ушел, а я сидел и, наслаждаясь свежим душистым воздухом, по привычке анализировал свои поступки. Хорошо я сделал, посоветовав кошке не давать стиляге есть. Как быстро такие типы приходят к правильному понимаю вещей, если к ним практически применить формулу «кто не работает — тот не ест»…

Я продолжал сидеть на берегу пруда, поглядывая из осоки на разных птиц-браконьеров. Особенно привлекали меня цапли, но они стояли прямо в воде. Конечно, если б не письмо, я высидел бы сутки и дождался, пока цапля выйдет на сушу, но долг прежде всего! Тем более что вахтеры, как только замечали цаплю, сразу же стреляли по ней из ружья.

После обеда я еще пописал, а на другой день с утра пошел на пруды посмотреть, как кормят карпов.

В прозрачной воде стаи рыб набрасывались на столик, где лежала смесь из жмыха, проросшего зерна, мела. Это были трех- и четырехгодовалые карпы, которые на следующий год перейдут в число племенных. Ловкие и сильные, они, заметив опасность, мигом кидались врассыпную, а потом снова подплывали, хватали корм, играли, мутили воду.

Я смотрел на них, и у меня болело сердце: неужели этих красавцев поймают жулики?

— Домой! Домой! — крикнул я. — Писать! Писать.

Но попутной машины не было. Чтобы не терять время, я пошел глянуть на нерестовые прудки.

Стал у самой воды и увидел икринки на стеблях лисохвоста. Старых карпов здесь уже не было, их сразу же выловили, как только закончился нерест, и забросили в специальный пруд — племенной. Из икринок через два-три дня вылупятся мальки, и для них здесь приготовили еду — красноватые дафнии шастали по прудику туда и сюда.

Зашумела машина, и я поспешил к рабочим, чтобы ехать домой. До вечера я выполнил двойную норму. Теперь оставалось написать лишь два слова — «больших карпов».

В прекрасном настроении я вышел из дому. Сознание исполненного долга наполняло меня радостью. А когда я смотрел на кур, беспечно рывшихся в мусоре, озабоченных лишь нуждами своего желудка, на беззаботно чирикающих воробьев, на Нечипора, который лениво грелся на солнышке, наконец, на заспанного Пуголовицу, я горделиво сознавал свое превосходство над всеми этими существами.

«Я помогаю прогрессу, а вы?» На ум мне пришли слова классика: «И сказки про вас не расскажут, и песни про вас не споют». Я продекламировал эти строки и вдруг спохватился. «Э, — сказал я себе, — э, Лапченко, ты что же? Мечтаешь, что про тебя сложат песню? Начинаешь зазнаваться? Да, ты кое-что сделал, но ведь тебе и дано от природы больше, чем другим».

Я направился к конторе.

Грей встретил меня на пороге.

— Я собирался идти к вам, — сказал он с присущим ему таинственным видом.

— Был бы весьма рад принять вас у себя, мистер Грей, — ответил я с неприкрытой насмешкой.

— Есть новости!

— Я вас слушаю.

— Письмо.

— Подробности!

— «Тетка» приезжает завтра в двенадцать ноль-ноль.

— Что-о? — удивился я. — В двенадцать дня? Вы хотели сказать — в двадцать четыре ноль-ноль?

Серенький посмотрел на меня снисходительно и сказал равнодушно, хотя сам чуть не приплясывал от радости:

— Мне кажется, что за Петренко следят, поэтому Ракша и назначил свидание на дневное время. Днем, когда по шоссе проходят сотни автомобилей, легче остаться незамеченными. Пуголовица стал очень осторожен.

— Ничто не спасет его! — сказал я. — План «Взрыв» будет выполнен завтра, и Пуголовицу повесят, как нашкодившего кота.

Мы условились, что утром я закончу письмо, я покажу его Косте после того, как мы с Сереньким побываем на свидании Ракши с Пуголовицей. Условившись о часе и месте встречи, мы решили заглянуть в лабораторию.

Долговязая сердито покосилась на нас одним глазом. Вторым она смотрела в лупу.

Мне хотелось узнать, что она там разглядывает, и я пустился на хитрость. Собравшись с духом, вспрыгнул ей на руки и запел свою любимую колыбельную песенку в надежде, что долговязую лаборантку, как и каждую женщину, растрогает нежность. Так и случилось. Она стала меня гладить, а я в это время смотрел в лупу.

Через стекло было видно чешую карпа, только в увеличенном виде. Лаборантка, заметив, что я с большим интересом смотрю в лупу, объяснила:

— Мы с помощью чешуи определяем возраст карпа… Смотри, на чешуйке как будто нарисованы колечки, то широкие, то узкие. Ежегодно на каждой чешуйке откладывается две пары таких колечек: осенью и зимой — узенькие, а весной и летом — широкие. Сколько лет было карпу, чью чешуйку ты сейчас видишь?

— Три, — ответил я, подсчитав кольца. Но я не выговаривал звук «р», и она не поняла меня.

— Нет, три.

Тут я вспомнил, что она принимала подарки от Пуголовицы, что вообще вела себя беспринципно, и у меня проснулась к ней острая неприязнь. Я молниеносно спрыгнул с ее колен и сел возле Серенького.

— Иди, иди на руки, глупенький! — проговорила она нежно и дернула бровями.

— Нет! Нет! Нет! — категорически отказался я и выбежал во двор.

Мы немного погуляли с Сереньким, разговаривая о литературе. Его интересовала психология творчества писателя, и я, побывавший в литературных кругах, насколько мог — удовлетворил его любознательность.

— А что надо писателю, чтобы создать хорошее произведение? — спросил он меня.

— Надо прежде всего правильно видеть жизнь. А чтобы правильно видеть жизнь, надо много думать.

Серенький вытаращил глаза, пораженный глубиной идеи.

— Вы гениальны! — воскликнул он.

— Это не мои слова. Это сказал Мопассан. Вообще все, что касается теории и психологии творчества, сказано до нас. К сожалению, некогда выделить эти перлы человеческой мысли из пустопорожней болтовни литературных поденщиков. Возьми хотя бы высказывания Александра Пушкина. Это же глубина…

Я не докончил, потому что в это мгновение уборщица, выметавшая из конторы сор, без всякого повода ударила меня метлой по спине. Возмущенный, я отскочил, бросив ей презрительно:

— Хулиганка!

— Вы заговорили о Пушкине… — сказал Серенький, который снова стал самим собой, позабыв, что он детектив Грей.

Но поступок уборщицы напомнил мне, что не все люди хорошие, что есть Пуголовицы и Ракши, с которыми надо бороться.

— Нет, — вздохнул я. — О Пушкине поговорим после, а сейчас я пойду доканчивать план «Взрыв», а то завтра будет поздно. Тем более что пора обедать.

В сенях меня встретил приятный аромат борща, к которому примешивался чужеродный, не кухонный запах. «Нафталин», — припомнил я и, не придавая значения появлению этого аромата, бросился на кухню, где в блюдечке уже лежали рыбьи потроха и остывшая капуста из борща. Утолив голод, я вошел в столовую и получил кусок мяса.