Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2

• Название: СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2
• Автор: Клод Фаррер
• Издательство: Издательский центр «ТЕРРА».
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5-300-01130-4 (т. 2); ISBN 5-300-01128-2

Клод Фаррер (псевдоним, наст, имя Фредерик Шарль Эдуар Баргон, 1876–1957) — один из интереснейших европейских писателей XX века.

Во второй том Сочинений вошли романы «Душа Востока», «Похоронный марш», «Тома-Ягненок (Корсар)», «Рыцарь свободного моря (Корсар)», а также рассказы: «Манон», «Японская кукла», «Высокая стена», «Когда руки грубеют…», «Дар Астарты».

---

Но очевидно и то, что в один прекрасный вечер Пьер Вилье и госпожа де Ромэн перестали быть идеальными друзьями.

Это случилось на Босфоре, точнее говоря, в каике. Каик — это очень длинная турецкая лодка; управляемая двумя или тремя гребцами, она скользит по воде быстрее полета чайки. Два пассажира могут поместиться в ней, если они прижмутся друг к другу. В каюте, представляющей собой нечто вроде постели, они ложатся рядом на персидские ковры и подушки; но постель эта самая безгрешная в мире, потому что на ней нельзя пошевельнуться без риска опрокинуть каик, переворачивающийся при самом слабом толчке.

Однажды большое общество обедало на вилле в Буюк-Дере. Буюк-Дере находится недалеко от Терапии, но дорога, огибающая очень глубокий залив, бесконечно длинна. Каики же пробегают это расстояние морем по прямой линии менее чем в полчаса.

В полночь де Ромэн приказал подать свою карету. Он любезно предложил в ней место Пьеру Вилье.

— Мы довезем вас до места, откуда вам будет рукой подать до вашего корабля.

— Благодарю вас, — отвечал Вилье. — У меня есть каик.

Он указал на тонкий нос лодки, протянувшийся вдоль набережной.

— Вы доедете гораздо скорее нас, — тихо сказала госпожа де Ромэн. — И как должно быть хорошо дышать ночным воздухом на Босфоре!

— Сударыня, — предложил Пьер после некоторого колебания, — у меня двухместный каик; если вы не боитесь…

Господин де Ромэн подумал, что сможет выкурить сигару, если будет в карете один.

— Разумеется, — поддержал он, — если это вам доставит удовольствие, моя дорогая…

Он помог жене сойти по ступеням пристани. Пьер Вилье, который уже сел, принял ее на руки и осторожно уложил на цветной ширазский ковер, — осторожно, потому что бывали случаи, когда каики перевертывались у самой набережной от неловкого движения пассажирки.

Гребцы (их здесь называли «каикджи») в белых кителях и красных фесках — еле шевельнули длинными веслами, и каик стрелой полетел по черной воде, усеянной отражениями звезд.

Пьер Вилье и госпожа де Ромэн не обменялись ни единым словом. Но на полдороге голова госпожи де Ромэн, наклонившаяся под влиянием загадочного импульса, оказалась возле плеча Пьера Вилье и прикоснулась к нему.

Aman!.. dikat ediniz!.. effendim!.. — произнес, напоминая об осторожности, один из каикджи.

Чтобы восстановить равновесие, Пьер Вилье также наклонил голову к своей спутнице, и так как он был выше ее ростом, его губы коснулись волос цвета чистого золота.

Так они плыли две долгие минуты. Ночь была интимнее, чем альков. Наконец голова побежденной госпожи де Ромэн запрокинулась, горячими взорами призывая взоры друга. И голова Пьера Вилье неосторожно приподнялась навстречу этому взору. Каик снова затрепетал.

Aman!.. effendim!.. — еще раз сказал каикджи.

Но на этот раз ни она, ни он не услыхали…

VII

Сходя в Терапии, она дрожала так, что споткнулась о ступени, и ее ослабевшие колени подогнулись.

Никогда больше вы меня не увидите, — сказала она на прощание. — Я умираю от стыда!

Разумеется, на следующий день он постучал у ее дверей и был принят.

VIII

Пятнадцать дней спустя они стали любовниками. Как это случилось? Ни он, ни она этого не знали.

IX

Целый месяц они жили, как влюбленные во времена легенд. В лесу, принадлежавшем некогда великому визирю Сулеймана, их свидания напоминали сказки фей.

Не знаю, сколько часов они провели на маленьком островке среди пруда, созерцая в зеркальной воде свои лица, прильнувшие одно к другому.

Они отрывались от этого зрелища, только когда в них поднималось желание. И потом приходили в себя, на турецкой траве, которая пахнет розами, в тени фисташковых деревьев, благоухающих ароматом воска.

X

Однажды вечером, когда они сидели на своем островке и она давала ему целовать ладони, он вспомнил гимны Хризиды…

«Твои руки, — сказал он, — две лилии, и пальцы твои как пять лепестков…»

Руки у нее в самом деле были нежные и прозрачные, жизнь сохранила их от грубой работы, от которой руки грубеют, делаются жесткими и уродливыми.

«Твои руки, — продолжал он, — отражение твоей души, чистой и пламенной…»

XI

В то время в Константинополе жила одна особа, посредственная во всех отношениях, кроме злости. Ее звали мадемуазель Гютен. Ей было двадцать девять лет, она не была замужем. Выходя из себя при виде того, что приближается четвертый десяток, а мужьями обзаводятся молодые, она утешалась тем, что подсматривала за другими женщинами и была счастлива, если ей удавалось поймать их на каких-нибудь шашнях.

Окно ее дома выходило на Босфор. Целые часы простаивала она перед ним, зоркая, как паук в своей паутине, и эти часы летели незаметно, если хоть раз в день ей удавалось поймать в поле зрения своего бинокля каик, в котором пара любовников считала себя скрытой от всех посторонних взглядов.

Скоро мадемуазель Гютен установила, что госпожа де Ромэн выходит очень рано из своей виллы, уезжает одна в каике и возвращается домой очень поздно.

«Гм, гм!» — подумала мадемуазель Гютен.

Бинокля оказалось достаточно для того, чтобы уследить за этими таинственными прогулками; мадемуазель Гютен заменила его густой вуалью, зонтиком и четырехвесельным каиком, гребцам которого были даны инструкции следовать на некотором расстоянии за каиком госпожи де Ромэн.

По дороге мадемуазель Гютен заметила издали каик Пьера Вилье, по-видимому, направлявшийся параллельным путем.

«Гм, гм!» — подумала мадемуазель Гютен.

Едва успев вернуться домой, мадемуазель Гютен занялась устройством маленького, совсем маленького пикника: она предполагала пригласить всего четырех подруг с их четырьмя поклонниками.

Себе самой она, в качестве устроительницы, выбрала солидного кавалера, вполне достойного быть предводителем этой компании, — пятидесятилетнего господина де Ромэна.

— Главное, никому ни слова! — предупреждала она. — Вы понимаете, слишком многим захотелось бы участвовать. Мы будем веселиться, как сумасшедшие.

— Куда же мы поедем? — спросил кто-то.

— К принцу Персинэ и принцессе Грации.

XIII

На островке посреди пруда Пьер Вилье сидел на дерновой скамейке. Его любовница лежала у его ног, прильнув к ним головой, и ее распущенные волосы цвета золота широкими волнами лились на траву.

Внезапно с противоположного берега прямо в лицо им раздался насмешливый голос:

— Ах, боже мой, мы нарушили покой этой пары!

Мадемуазель Гютен со своей свитой появилась у мостика, перекинутого на остров. Дерзкие девицы смеялись. Господин де Ромэн, покраснев, счел хорошим тоном смеяться тоже.

Любовники, захваченные, как солдаты в засаде, не сделали ни одного жеста, который был бы их недостоин. Поднявшись, выпрямившись во весь рост, они глядели прямо в глаза шпионам. Она, гордая и дикая, обняла его за плечи и прижалась к нему, он вынул записную книжку и стал вносить в нее имена, называя их вслух.

— Господин де Ромэн — один, господин д’Эпернон — два. Князь Чернович — три, капитан Форестье… А, вот это жаль: мне, очевидно, придется подать в отставку! И господин Жак Бриан — пять. Кажется, все? А теперь не угодно ли вам удалиться, господа? До скорого свиданья!

Оставшись одни, связанные отныне на жизнь и на смерть, они обнялись и слили свои уста так крепко, что из-за стиснутых зубов проступила кровь.

XIV

В тот вечер госпожа де Ромэн не вернулась в свою виллу в Терапии.

А на третий день в Константинополе состоялось пять дуэлей, причем, хотя и дрались на шпагах, ни одна из них не была до первой крови.

Та, из-за которой дрались, ждала до вечера в своем номере гостиницы, стоя у окна, прижимаясь лбом к стеклу, окаменевшая и смертельно бледная, но без единой слезы, без малейшего признака страха. Несмотря на то что шестьдесят раз в минуту ей чудилось, будто во двор вносят носилки…

Ночью он возвратился с рукой на перевязи. Он получил три царапины и нанес четыре удара шпагой, таких удачных, что двое из его противников были убиты.

Господин де Ромэн, единственный уцелевший, немного времени спустя добился развода — «по вине супруги, преступно нарушившей свою клятву»…

И так как скандал был слишком велик, то Пьер Вилье, уже не лейтенант флота — он испросил отставку по телеграфу, чтобы скорее иметь право драться, — и госпожа де Ромэн, уже не носившая более этого имени, покинули Константинополь, не думая вернуться туда.

XV

Сидя плечом к плечу в купе поезда, который уносил их к новой жизни, они составляли планы своего будущего.

— Не забывайте, дорогая, — сказал он для начала, — что я очень беден и что нам придется вести очень скромную жизнь.