Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

• Название: Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
• Автор: Данила Зайцев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9614-3649-5

Автор книги – русский старообрядец-часовенный из Аргентины Данила Терентьевич Зайцев, родившийся в 1959 г. в Китае. Это долгое и увлекательное повествование о жизни старообрядцев, сопоставимое с семейной хроникой-романом, написанное живо, с юмором. Книга – произведение светское, но созданное человеком с религиозным сознанием, которое определяет жизненные сюжеты, отношение к событиям, людям, самому себе. В «Повести…» отражена история многих старообрядческих родов, их бегства из большевистской России в Китай, а из «колхозного» Китая – в Южную Америку в 1959 г. События происходят в Китае, Аргентине, Бразилии, Уругвае, Чили, Боливии, США, России. В центре повествования – жизнь автора и его семьи, с подробным рассказом о неудавшейся попытке переселения в Россию в 2008 г. Д. Зайцев пишет о непростых отношениях в общинах, связанных с внутриконфессиональными разногласиями между «синьцзянцами» и «харбинцами», приводящими порой к ссорам, недопониманию и личным трагедиям. Но главное в книге – рассказ о повседневной жизни русских людей, живущих по стародавним заветам, ради соблюдения которых они, как и положено верующим христианам, готовы переносить страдания, терпеть нищету и лишения. И еще: на русском диалектном языке, который во всей своей первозданной силе звучит в книге, и сегодня говорят староверы Южной Америки.

---

– Ведь говорили, что не вези! Нет, не послушал, увёз.

– Тятенькя, слушай, благодари Бога, что увёз. Не увёз бы, час был бы вдово́й и дети сиротки. Она пошти с крови́ сошла, влили ей шесть литров крови́. – Тогда он замолчал, дал молитву и уехал.

На четвёртой день Марфу выписали, спрашиваю:

– Как себя чувствуешь?

Она говорит:

– Хорошо.

– Сможешь доехать до Буенос-Айреса?

– Смогу.

– Точно?

– Точно.

Беру билеты, вечером выезжаем в Буенос-Айрес. Приезжаем к Беликовым, оне нас приняли, но как-то по-холодному. Владимир сам ничего, добрый, хорошо принял, но Светлана непонятна: всё каки́-то придирки, всё не по ней, характер часто меняется, то уж шибко ласкова, то всё выговоры. Мы у них прожили неделю, в ето время получил груз и отправил в Рио-Негро, город Чёеле-Чёель. Но старался избегать с ней встречи, знал, что многи у ней работали старообрядцы и все от ней ушли обиженны. Хотя я их и приглашал на свадьбу и оне были у нас на свадьбе, но я чувствовал, что именно Светлане я не нравлюсь. Но Марфа поправилась, и мы отправились в Рио-Негро, тысячу кило́метров.

Приезжаем в Чёеле-Чёель, и к тяте с мамой. Ну, радость, что приехали! Ето было осенью. Зимой нашли земли́ в Помо́не возле реки, очень удобно место. Выпросили у тяти трактор, он нам его отдал, мы его сменяли на другой, боле новея, марка «Деутс», немецкой, тятя нас деньгями выручил.

Мы переехали в Помону. Марфа написала матери писмо, попросила сестру поводиться с детьми. Мать послала третью дочь, Ксению, на год. Мы со Степаном посадили врозь каждый себе по три гектар помидор, луку, тыквов и кукурузы пять гектар. Наши жёны нам помогали, к Александре приехала тоже сестра Анна. Урожай угодил ничего, хороший.

Помона от нас всего два километра, каки́ поломки – хороший был механик, и шиномонтаж тоже. Ето были муж итальянец, фамилия Жюлияни, а жена немка, фамилия Кединг. Работали оне вместе, обои крутые[98], он механик, она шиномонтажник, у них получалось всё быстро и хорошо, мы с ними дружили. В етим году мы ничего заработали, купили машину «Пикап-Форд» 72-го года.

Но уже ситуация в стране изменилась, пошла инфляция. 83-й год, были выборы, настала епоха демократов радикальных, убрали военных, стал частный, Рауль Альфонсин[99]. Деньги сменили, стали аустралес, с долларом один на один, все говорили, что будет хорошо. Ну, посмотрим.

Приезжает в гости из США Герман Овчинников. Конечно, изменился: побелел, весь седой. Смеёмся:

– Что, Герман, в снегу искупался?

Смеётся:

– Да доллара́ покою не дают. На самом деле Америка дала нам разуму, научила, как жить. Я вижу, Аргеньтина спит, ничего не изменилось, подумай: с двенадцати до семнадцати часов спят сиесту, надо работать, а им ничего не нужно, хоть провались.

Мы смеёмся. Герман искал земли́ купить с фруктой и просил нас, чтобы помогли ему.

Каки́ поломки, каки́ бизнесы – всё приходилось мене́, Степан не любил ездить по делам, всё старался меня послать. Мне, наоборот, нравилось, и у меня знакомства шире. Давай искать землю Герману, за мало время нашёл четырнадцать гектар – двенадцать фрукты и два пустых гектара. Дёшево, всего за десять тысяч долларов. Герману понравилось, и он купил. Попросил нас:

– Возмите её и ухаживайте, берегите и пользуйтесь, мне с вас ничего не надо.

Герман тут же съездил в Сан-Антонио-Оесте, там строился большой порт международной, а в стороне, за шестьдесят кило́метров, обозначили туристический пляж. Шла пропаганда, а мы ничего не знали. А Герман всё ето раскопал, приезжает и говорит:

– Данила, строится пляж, участки ничего не стоют, я куплю участок возле моря, построю hotel и отдам тебе, работай из половина.

Мы со Степаном хохочем: ну дурак же, куда деньги бросат на ветер! И знали, что Герман скупой и с нём кашу не шибко-то и сваришь, какой-то закоснелый. Я не согласился с нём никаким бизнесом заниматься. Он присватывался к сестре Евдокее, но мы смеялись: но нашлась же пара, она сорок два года, он пятьдесят три года. Говорили Евдокее:

– Ну что, жених нашёлся?

Она:

– Да не мешайте со своим женихом!

Мы со Степаном молились двоя и наши жёны и детки. Степан съездил в Уругвай, получил благословение и святыню[100] и стал наставником. Скушно было, но молились. Тут подъехал с США Антон Шарыпов, потом сам дед Василий Шарыпов, спасовского согласия. Стали нас сговаривать, чтобы мы перешли к ним, но мы не соглашались, помнили, как оне поступали с народом и были в политике в Китае. А ежлив бы перешли, то откололись бы от общего собору и молились сами себе. Вскоре к ним подъехали ишо четыре семьи, Ларионовски.

Мы со Степаном обрабатывали фрукту и арендовали у суседа землю под лук три гектара: половина Степану, половина мне. Тут подъехали сестра Степанида с мужем, Николаям Русаковым, и следом за ними брат Григорий. У другого суседа взяли земли́ и посадили лук и помидоры, каждый себе. Ксения[101] уехала и вскоре вышла замуж за Мурачева Ульяна Ефремовича, уехали жить в Боливию. А к Марфе приехала старшая сестра Палагея, она у нас прожила год.

Перед урожаям приехали разны гости: из США вперемешку синьцзянсы и харбинсы, с Боливии Назар Ерофеяв и Логин Ревтов, к куму Евгену заехал старый друг с Китая, Анастас Шарабарин. Оне все просили, чтобы показать им Аргентину. Ну, мы их повезли в горы, на Анды.

У кума Евгена там один приятель продавал землю, четыре тысячи гектар за восемь тысяч долларов. Поехали туда, ета земля оказалась на границе Чили, на верхах. Правды, очень красиво, три озера рыбна, красива речкя. Дорог нету, добирались на конях, нам их заняли пограничники жандармерия. При нас выпал снег посередь лета. Стали спрашивать:

– Сколь лето?

Отвечают:

– Три месяца.

– Ну, тогда нечего тут делать.

Проехали от Корковадо до Барилоче – нашим туристам не понравилось, вернулись домой. Наши гости уехали, подъезжают ишо гости: ето мои друзья детства Федя Пятков и Саша Зенюхин. Погостили, повозили их туда-сюда, и оне уехали.

Ларионовски просют, чтобы помог им выкупить груз в таможне. Говорю:

– Нековды, много работы.

Оне просют:

– Мы тебе поставим рабочего, и в подарок тебе дробовик «Ремингтон».

– А чё он стоит у вас?

– В США стоит двести пятьдесят долларов.

– Да, а здесь в Аргентине семьсот пятьдесят долларов. Хорошо, давай я вам помогу. Вы мне никаких подарков не давайте, а продайте за ту же цену, что вам досталось.

Оне обрадовались, поехали в Буенос-Айрес, за три дня всё оформили, пошлины маленьки, всё в копейкях. Ну хорошо, пошли в таможню, там оказалось три заведующих. Проверили документы:

– Всё хорошо, теперь будем всё проверять.

Я спрашиваю у своих:

– Чё везёте, ребяты?

– Да всё, и оружие.

– Много? И что, проверять?

– Да неохота. А можно как-нибудь так?

– Ну, посмотрим.

Подхожу к заведующим:

– Слушайте, а можно без канители? А то потом надо всё складывать и загружать на машину. Всё ето даст лишную работу, всё равно оне везут свои личные вещи, а их четыре семьи, и все детны.

– А сколь дадите?

– Ребяты, сколь дадите?

– Сто долларов.

– Мало, за шесть тонн сто долларов. Давайте двести. – Поморшились.

Говорю:

– Дают двести долларов.

Говорят:

– Мало. Нас троя, по сто долларов.

– Ребята, соглашайтесь за триста долларов. – Оне моршутся, не соглашаются.

– Ребята, обозлятся – всё потеряете. Не хочете – я пошёл.

– Ну ладно, – согласились.

Заплатили, вызвали транспорт чёльской, загрузили и увезли. Ребяты остались довольны, что так хорошо обошлось. Через сколь-то время приезжаю с деньгами за дробовиком, но оне даже мне его не показали, а сказали: «Мы раздумали продавать». Вот тебе и помог.

3

У тёщи: после Марфиного замужества ишо родила три сына – Тимофей, Анатолий и Алексей, а у нас Андриян, Илья, Алексей – как раз совпалось его рождение на память преподобного отца нашего Алексея человека Божия римлянина, 17 марта старого стиля. Вот его стих монастырский и мой любимый:

Я родился в граде Риме,
Быстро, нежно возрастал,
И отец мой Амфианий
Меня нежно воспитал.

И так любила меня мати,
Не могла без меня жить.
Когда кончил я учиться,
Меня вздумали женить.

Мне сосватали невесту,
Что и сам я не хотел,
Обвенчали меня браком,
Сердцем сильно я скорбел.

Когда мы пришли из церкви,
Пошли в спальню почивать,
И я верную супругу
Стал духовно убеждать.

Помолились вместе Богу,
Я собрался уходить,
Она плакала, просила,
Где и как ей нужно жить.

Она стояла предо мною
И смотрела мне в глаза,
У неё дрожали руки,
Из глаз капала слеза.

Отдал ей кольцо венчально,
Сказал, чтобы не терять.
Говорил, вернусь я скоро,
Велел, чтобы меня ждать.

Последний раз ей поклонился,
А сам вышел и пошёл
Потаённою тропою,
В страну чужую я ушёл.

Костюм новый променял я
Нищим братьям на барахло,
Ходил странником скитался,
Много лет в слезах прошло.

Скрылся я у всех из виду,
Не могли нигде найти.
Я, как блудный сын, решился
К отцу с матерью прийти.

Когда в город Рим явился,
Встал перед своим отцом,
Я, как странник, попросился
Ночевать пустить в свой дом.

На меня отец взглянул, больного,
И сердечно пожалел,
Разрешил мне жить в конюшне,
В дом входить мне не велел.

И с тех пор я жил в конюшне,
В своём родительском дому,
Я, его сын нищий, странник,
Неизвестен был ему.

Зареклась мать после сына
Из дома не выходить
И с моей верной супругой
В заключённой келье жить.

Видел я их ежедневно,
Как грустили обо мне.
Разрывалось моё сердце,
Но я плакал в тишине.

Рабы меня обижали
В доме моего отца,
Обижали, обливали,
Издевались без конца.

Терпел голод, терпел холод
И телесно ослабел,
И в своей конюшне тёмной
Я смертельно заболел.

Взял листок белой бумаги,
Писмо отцу я написал,
Я и матери с супругой
О себе им извещал.

Помолился слёзно Богу,
Слёг я, грешный Алексей,
Предал душу в руки Богу
Я в конюшною своей.

В етот день в соборной церкви
Слышал глас архиерей:
«Умер в доме Амфияна
Странник Божий Алексей.

И ты, Папа Иннокентий,
Пойди его похорони
И как странника достойного
За упокой ты помяни».

Пришёл Папа Иннокентий
Раба Божьего искать,
Помолиться о нём Богу,
Прах его к земле предать.

Амфиян так удивился,
И не знает ничего,
Что умер в доме Алексей
И лежит в конюшне у него.

Отец и мать и его супруга
Рассуждали не дыша:
Кто же етот нищий странник?
Знать, безгрешная душа.

Глядят, лежит он на соломе,
В руках грамоту держал.
Помолились, писмо взяли,
Папа вслух его читал:

«Прости меня, отец мой милый,
Я сынок твой, Алексей.
Жил в дому твоём я долго
И терпел много скорбей.

Обижали, огорчали,
Издевались надо мной.
Теперь лежу я умираю,
Алексей, сыночек твой.

И ты, мать моя родная,
В день кончины моея
За все слёзы и страданья
Ты прости сына меня.

И ты, верная супруга,
От души меня прости,
И тебе Господь поможет
Крест свой слёзный донести».

Амфиян стоял и слушал,
Как читал Папа писмо.
Как узнал про Алексея,
И в глазах стало темно.

Не узнал тебя, мой милый,
Смиренной жизни я твоей.
Ты прости, мой сын любимый,
Дорогой сын Алексей.

Мать стояла, побледнела,
Сказать слова не могла,
Зарыдала, завопила,
Прислонилась и слегла.

А супруга молодая,
Закрыв платком своё лицо,
Тихим голосом вопила,
В руке держав свое кольцо.

Ох, супруг мой неизменный,
Что ты сделал надо мной?
Говорил: «Вернусь я скоро»,
Я ждала тебя душой.

Ты вернулся, не признался,
Не утешил ты меня,
А кольцо твоё венчально
Почернело у меня.

Я вдовою молодою
И девицей остаюсь,
И смиренною душою
Воле Божьей предаюсь.

И с горячею слезою
Поклонилась до земли,
И подруги её взяли,
В свою келью увели.

Тут все люди помолились
За Алексея упокой,
Амфиана утешали,
Чтоб не падал он душой.
Добрый Папа Иннокентий
Погребенье отслужил
И в ограде святой церкви
Алексея схоронил.

Добрый Папа Иннокентий
Погребенье отслужил
И в ограде святой церкви
Алексея схоронил.

После рождение Алексея в Чёеле-Чёель обратились в больницу. Врач-гинеколог угодила женьчина, Сония Алсина. Привёл Марфу, объяснил врачу Марфино здоровье всё подробно. Врач назначила снять все аналисы, взялись мы её лечить. Дома сделали настой от надсады: мёд с алоям в равных частях, в стеклянной посуде, на двадцать дней в тёмным месте. И стала Марфа пить по столовой ложке, до еды, три раза в день. Через шесть месяцев Марфа поправилась, повеселела, стал муж нужон, но огрызаться не переставала. Подбираться в дому и кулинарию не любила, а любила работать на земле, ето её любимоя занятия.