Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера

• Название: Записки бывшего милиционера
• Автор: Эдуард Скляров
• Издательство: Правда Севера
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-85879-908-5

Настоящие записки, названные как «Записки бывшего милиционера», являются не литературным, а кратким документальным описанием моей жизни, и то только в той части, которая запомнилась мне самому или о которой я узнал из документов, прочих бумаг и рассказов других людей, и не только милицейского периода, которому отдано почти тридцать лет собственной жизни.

Когда задумывались «Записки…» — а это было достаточно давно, — тогда и родилось их название, и мне казалось, что милицейский период моей жизни — это самое важное и единственное, что достойно описания. Но в последующие годы в моей «милицейской» голове под влиянием новых жизненных событий и обстоятельств произошли такие переоценки всего и вся, что теперь я твёрдо знаю: милицейский период — это далеко не самое главное в моей жизни. Главным является вообще вся жизнь, со всеми её взлётами и падениями; а то, что ранее казалось мелким и незначительным, на самом деле не менее важно, чем служба в милиции. Другое дело, что какие-то периоды, какие-то события хотелось бы прожить по-иному. Но, увы, двух жизней не бывает.

---

Нам, ученикам и учителям, по-настоящему было грустно, когда расставались после выпускного вечера.

Шёл 1961 год, мне было 19 лет, и я ждал призыва в армию, уклониться от которой не только мне, но и моим одногодкам даже в голову не приходило. Служба в армии считалась само собой разумеющимся делом, а отказ от призыва расценивался как трагедия, так как считалось, что человек серьёзно болен. Другого объяснения не было.

Я продолжал дружить с Аликом Баяндуровым, а оба Женьки к этому времени устроились на работу в только что открывшийся электромоторный завод, что отдалило нас друг от друга ещё больше, хотя изредка мы встречались и вместе проводили время.

Воспользовавшись летним отпуском, я предложил Алику съездить в Москву, где ни он, ни я ни разу не были. На следующий же день мы явились на железнодорожный вокзал, договорились с проводником об оплате проезда наличными, но деньги сразу не отдали, а потом он, видимо, забыл об этом, и мы бесплатно за два дня доехали до Москвы. Естественно, никто нас в столице не ждал, и в первую ночь мы тщетно пытались устроиться на ночлег (поселиться в гостинице было тогда нереально): скамейки у вокзала, пустые троллейбусы на отстое, лестницы в подъездах — отовсюду нас гнала милиция. В результате весь следующий день мы мёртвым сном проспали на скамейках в каком-то сквере. Хорошо уже то, что нас при этом не обворовали.

Вечером от отчаяния мы в метро подошли к группе девчонок нашего возраста и попросились к ним на ночлег. И — о чудо! — одна из них, сказав, что её родители уехали, согласилась нас приютить. Вот мы и спасены! Несколько ночей до отъезда провели у неё, причём в режиме неприкосновенности. Квартира оказалась трёхкомнатной, с туалетом и ванной, отдельной кухней. Эти дни были первыми, когда я обитал не в пределах одной комнаты (как в Тбилиси), а целых трёх, да ещё со всеми удобствами. В благодарность мы для хозяйки и её подруг накрыли праздничный стол, а на другой день все вместе побывали на ВДНХ, где угостили их шашлыком. Не обошлось и без грузинского вина. Не знаю, было ли оно на самом деле грузинским и было ли оно вообще вином, но, в отличие от тбилисского сухого, я почувствовал настоящее опьянение от первого же выпитого стакана и до сих пор удивляюсь, как меня не забрали в медвытрезвитель. Этот случай был моим вторым уроком, после которого я в жизни никогда так не пьянел, знал свою меру. Виновником первого случая моего алкогольного отравления, как я уже рассказывал, был сосед по сталинке — Владимир Рогов.

Не обошлось в Москве и без настоящих приключений. Так, в один из дней мы отправились на пляж в Серебряный Бор, где была и лодочная станция. Там какая-то девушка пригласила Алика покататься и буквально затащила его в лодку Вернулись они минут через сорок с каким-то парнем, все в крови, в порезах и синяках. Рассказали, что на одном из островков на них напали хулиганы, пытались отобрать лодку, а парень, который с ними вернулся, случайно увидев это нападение, помог отбиться от этих бандитов. В благодарность Алик накормил его и напоил в пляжном буфете.

Это пребывание в Москве было нашим первым знакомством со столицей, и, конечно, мы многое видели впервые. Поездкой остались довольны, но деньги быстро закончились, их остался минимум, чтобы купить билеты до Тихорецка. Ещё неделю вместе пробыли там, потом Алик уехал, а я ещё дней десять оставался у родственников. Провожая товарища, уже на вокзале я узнал, что у него нет ни копейки денег, даже билет купить не на что. Правда, мы и не собирались его покупать, но проводнику-то надо дать на лапу. Пришлось мне срочно на велосипеде возвращаться домой (к деду) и везти Алику деньги. Благо их немного у меня ещё оставалось.

И скоро-скоро настало время идти в армию.

5. Армейские годы

Призвали меня в армию осенью 1961 года, наголо обрили и велели ждать повестку с вещами. С фабрики я уволился в связи с призывом и почти два месяца болтался без дела, впервые реально ощутив «никомуненужность», и поэтому даже обрадовался, когда получил повестку на 3 ноября. Никаких проводов, никакой пьянки, как это было у Женьки Сучкова, соседа и друга, его призвали чуть раньше в стройбат, так же, как и второго моего друга, одноклассника по дневной школе Женьку Бусалаева. Мне кажется, никто сразу-то даже и не заметил моего отсутствия. Провожала меня только мать, на дорогу она подарила мне шикарный складной нож. Друзья-одногодки все уже пребывали в армии. А девочки, которая бы обещала ждать, у меня не было, чему я, кстати, был рад, особенно спустя несколько месяцев, когда наблюдал страдания обманутых девушками сослуживцев.

В плацкартный вагон нас набили на все три этажа полок, а команда была сформирована из тбилисцев, абхазцев и армян из Ахалкалакского и Ахалцихского армянских районов Грузии. Конечно, все держались особняком — русские, грузины, армяне и т. д. Знакомых мне ребят в вагоне не было. В пути я разговорился с одним тбилисцем — армянином с Авлабара Юрой Набалдяном, образованным (10 классов), начитанным и очень вежливым парнем из интеллигентной семьи. Надо сказать, что вся команда, кроме ребят из Ахалкалаки и Ахалцихе — они поголовно были одеты в телогрейки желто-зелёного цвета, — состояла из призывников, имеющих полное среднее образование. Со своей третьей полки я почти не слезал, безотрывно читал книги, не выпил ни грамма спиртного, чем обратил на себя внимание большей части команды призывников, которые всю дорогу пьянствовали, как будто их ждал последний в жизни бой, из которого они не надеялись вернуться.

В вагоне я познакомился и с грузином, вернее, абхазцем (в то время мы их особо не различали по национальностям), — Нодари Григорьевичем Партия из села Анаклия Зугдидского района Грузии, при довольно странных обстоятельствах. Он первым подошёл, разговорил меня, увёл в свой конец вагона, и там возникла паника: у кого-то из грузин украли то ли деньги, то ли вещь какую-то, уже не помню. Так или иначе, но коллективно решили обыскать всех, кто находился в этом конце вагона во время кражи. Я, естественно, готов был вывернуть свои карманы, но тут Партия стал слишком горячо и возмущённо убеждать своих «соплеменников», что нехорошо обыскивать человека, который пришёл к ним в гости. Одним словом, меня не обыскали, но и украденное не нашли. Только спустя три года мне в голову пришла мысль: а не был ли Нодари Партия тем самым вором и не использовал ли он меня, чтобы спрятать тогда украденное. Если это были деньги, то их запросто можно было незаметно сунуть мне в карман фуфайки и так же вытащить. И такая мысль мне пришла в голову не на пустом месте. Много позже Нодари мне признался, что до армии был привлечён к уголовной ответственности за кражу, но дело прекратили в связи с его призывом в армию. Сколько это ему стоило, он не сказал, однако можно было догадываться. Взяточничество в Грузии уже тогда было весьма распространённым явлением.

Везли нас семь дней и доставили, наконец, в Прибалтику, где в один предрассветный час (на станции Приекуле, о чём я узнал позже) мы были разбужены криком: «Выходи с вещами!» Я тут же, схватив вещмешок — фуфайки у меня уже не было (по примеру других я её продал за три рубля — тогда это были не большие, но и не маленькие деньги, — поддавшись слуху, что «старики» всё отнимут, поэтому лучше всё продать), — выскочил из вагона, встал в общую шеренгу и при перекличке обнаружил, что в списке меня нет. Оказывается, спросонья я выскочил из вагона не с той командой, в которой числился, а поезд уже укатил дальше. Но, поскольку дивизия была одна, через день-два меня с «оказией» доставили к своим в город Елгава (бывшая Митава, Латвия). Все мои сопризывники уже щеголяли в новой топорщившейся форме, ходили в наряды и зубрили уставы. Так началась моя армейская жизнь.

Военная часть № 54117, в которой я оказался, была гвардейской военных лет и официально имела несколько имён по названиям городов, освобождённых ею от немцев. В 1961 году часть называлась Школой младших авиаспециалистов, где об авиации напоминали лишь два раскуроченных истребителя, стоявших (вернее, валяющихся) во дворе, и лётные эмблемы на наших погонах и в петлицах. На самом деле часть оказалась суперновой — ракетным дивизионом, только что созданным (но пока не до конца сформированным) для обслуживания сверхсекретной ракетной базы с подземным размещением, которая где-то ещё строилась.

Кстати, для исторической справки должен рассказать, что 31 августа 1999 года в «Российской газете» была опубликована статья «Старт из-под земли», посвящённая первому пуску ракеты из шахты, который был произведён 31 августа 1959 года, то есть всего за два года до моего призыва в армию. Вот на такой ракетной базе с уже модернизированными за два года (с 1959 г.) шахтными установками мне и предстояло служить.

С первых же дней службы началась великая зубрёжка. Командир дивизиона подполковник Ютрин, со шрамом через всю правую щёку и командир стартовой службы майор Потапов, оба фронтовики, требовали от нас одного — знать (пока только по техническим описаниям и схемам) ракетную технику назубок. Они были готовы простить нам любой проступок, но не прощали одного — незнания техники. Мне досталась система 8К63У, то есть «крыша» — защитное устройство весом 350 тонн, которое по рельсам должно было наезжать на ракетную шахту и ложиться на неё с помощью гидравлических домкратов. Таких «крыш» (а значит, и шахт) на базе было четыре. Под куполом каждой «крыши» на тросах с помощью целой системы подъёмников крепились три кольцевые площадки, опускающиеся на разные уровни, с которых велось предстартовое обслуживание ракеты, в том числе и её ядерной головки. Я и ещё двое солдат (Ренат Гибидуллин, башкир, с которым я очень сдружился, и Олег Потапов с Донбасса, с ним я соперничал) в три смены должны были обслуживать всё это хозяйство. Без ложной скромности замечу, что теоретической, а впоследствии и практической частью по своей специальности я овладел на отлично: досконально знал все мельчайшие детальки и их взаимодействие, а знание довольно сложных электросхем этих механизмов позволило мне, рядовому солдату, вести занятия с офицерами из других аналогичных военных частей, которые были созданы чуть позже нашей.