Лев Визен - Хосе Марти. Хроника жизни повстанца

• Название: Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
• Автор: Лев Визен
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Эта книга — первая биография Хосе Марти, написанная советским автором, — не претендует на исчерпывающий анализ многогранной и разнообразной деятельности великого сына кубинского народа. Деятельность Марти настолько полна и многогранна, литературное, философское, революционное наследие его столь глубоко и значительно, что трудно ожидать от этой первой у нас книги чего-то большего, чем стремление познакомить читателя лишь с основными вехами жизни апостола кубинской революции.

---

Адвокат Домингес устал от войны с испанцами. Его сыновья, еле уцелевшие в дни репрессий, теперь разлетелись по свету, и собрать их, как думал старик, могли только мир и амнистия, на которую намекал новый генерал-капитан, «миротворец» Мартинес Кампос.

— Мы добьемся большего, Пепе, — говорил юноше адвокат, — если попытаемся спокойно договориться с Мадридом…

Тем не менее он помог найти нескольких уцелевших друзей, и Марти целыми днями стал пропадать неизвестно где, а ужинать садился усталый и озабоченный.

По официальным сообщениям властей, на острове было спокойно, и лишь в провинции Орьенте действовали «небольшие кучки бандитов». Верить этим сообщениям Марти не хотел. Он видел, что Гавана заполнена солдатами, что оккупанты боятся кубинцев. Но вскоре он понял: борьба уже миновала высшую точку своего развития. Большая часть острова осталась в стороне от войны.

Что мог предпринять Марти? Уйти на восток, чтобы попытаться убедить правительство сражающейся республики решительно двинуть войска на столицу?

Он был уже достаточно опытен и трезв, чтобы понять бесполезность такого поступка.

Тогда, быть может, следовало остаться в Гаване и попытаться поднять восстание горожан? Но кто захочет взяться за оружие? Большинство патриотов сослано, томится в тюрьмах и на каторге. Никаких надежных связей наладить не удалось.

Так что же делать, что делать на девятом году кровопролитной войны, которая не стала победоносной?

Ждать. Ждать и готовиться к новой войне. Ибо туман испанских обещаний и посулы реформистов никогда не заменят подлинную свободу.

И Хулио Перес покинул Кубу 24 февраля 1877 года на пароходе «Сити оф Авана». Он намеревался отправиться в Гватемалу. Денег на дорогу хватало. Тысяча песо, одолженная добрейшим доном Эусебио, пришлась кстати.

Как странно скрещиваются пути людей на земле, размышлял Марти. Президент Гватемалы дон Хусто Руфино Барриос когда-то учился у старого Домингеса. Барриос не посчитался ни с кем, объявив во всеуслышание, что Гватемала поддерживает стремления кубинских повстанцев.

Впрочем, даже если президент и будет холоден к нему, несмотря на рекомендательные письма своего учителя, помощь окажут эмигранты-кубинцы. Домингес говорил о доне Хосе Мариа Исагирре, который прежде учительствовал в Байямо, а сейчас руководит «Эскуэла нормаль», лучшим учебным заведением республики. Это подлинный патриот.

Воротами Гватемалы считался тогда Ливингстон — поселок метисов в устье реки Дульсе, громко именуемый городом.

О Ливингстоне у Марти остались хорошие впечатления. Жители были добры и приветливы, солнце светило ярко, а попугаи, привязанные за ногу к веткам растущих у хижин деревьев, орали какую-то веселую, бесшабашную чушь. Гватемала встречала кубинца улыбкой.

В утлой лодчонке он отправился вверх по Дульсе, торопливо описывая в дневнике зеленые лесные завесы на берегах, которые, казалось, были «прикреплены к небу и совсем не держались за волны».

От озера Исабаль, заповедника болотной лихорадки, к столице Гватемалы, носившей то же имя, что и сама страна, вели подчас непроходимые тропы.

«Мы отправились в путь, — записал в дневнике Марти, — я, проводник, его жена и пять мулов, которые были сущими дьяволами. Лишь избыток деликатности не позволяет мне назвать в числе дьяволов погонщика и его жену. О, эта женщина!»

Проводник ехал впереди, и кубинец старался не терять из виду его яркую куртку с изображением священной летучей мыши на спине. Индеец не выпускал мачете из рук — с джунглями, поглотившими без остатка даже величественные города майя, шутки были плохи.

На привалах съедали по нескольку лепешек. Потом проводник и его жена отправляли в рот кусочки желтоватой смолы «копал» (той самой, из-за которой спустя всего несколько лет начали драку североамериканские фабриканты жевательной резинки), а Марти записывал: «Мы должны были сидя скользить вниз по камням и двигаться по тропам то среди джунглей, то в облаках пыли. Эта дорога куда больше пригодна для орлов и диких кошек, чем для людей».

Исагирре встретил Марти объятиями, заявив, что еще пять лет назад, в Нью-Йорке, прочел «Политическую тюрьму на Кубе». Наутро он повел новичка смотреть Гватемалу. Город лежал на плоскогорье, как шахматная доска: проспекты под прямым углом пересекались улицами. В стенах многих зданий виднелись ниши, и оттуда хмуро глядели глиняные и деревянные святые.

— В Гватемале расцветает, как я слышал, новая Америка, — говорил спутнику Марти.

— Пока что ни я, ни другие кубинские эмигранты не в обиде на президента Барриоса. Здешние либералы — тоже, — задумчиво отвечал Исагирре. — Что будет дальше — покажет время…

В 1877 году Гватемала делала первые трудные шаги по дороге прогресса. Свободу принес 1871 год, когда отряды патриотов во главе с либеральным генералом Мигелем Гарсиа Гранадосом вошли в столицу и свергли власть клерикалов. Над Гватемалой подул ветер реформ. Хусто Руфино Барриос, преемник Гранадоса, объединил страну, национализировал имущество церкви, закрыл монастыри и подчинил школы государству.

Еще в Мексике молодой кубинец находил реформы Барриоса «талантливыми и хорошо осуществленными». Приехав в Гватемалу, он сразу же написал президенту, прося аудиенции, и тот быстро ответил, назначив день и час.

Марти вошел в кабинет, пропустив вперед Исагирре. На разбросанных по большому столу бумагах валялся хлыст. На стуле рядом лежали перчатки.

— Прошу простить, — небрежно сказал Барриос, — я только что ездил верхом.

Плотный, с индейским лицом и удивительно быстрыми глазами, он вдруг вплотную подошел к своим гостям и спросил таким тоном, словно не спрашивал, а утверждал:

— В Гватемале любят кубинцев, не так ли, сеньор Исагирре? — И неожиданно сурово, резко добавил — В Гватемале любят всех, кто содействует ее прогрессу.

Аудиенция не затянулась. Барриос произнес еще несколько общих фраз и, не дослушав Марти, который начал говорить о значении либеральных реформ для народа, бросил:

— Да, да, именно в этом направлении усилия моего правительства наиболее эффективны.

Марти, недоумевая, смолк. Он хотел предложить свои услуги, свою посильную помощь в большой и далеко не оконченной работе по национальному возрождению Гватемалы. Но Барриос уже вставал с кресла.

— Я рад, что колония кубинских патриотов в моей стране пополнилась таким человеком, как вы, сеньор Марти…

Исагирре предупреждал друга о нраве президента. И все же по дороге из дворца Хосе не мог сдержать разочарования. Барриос, либерал, в котором Марти хотел видеть счастливое сочетание всех добродетелей, оказался не похожим на живший в мыслях Марти образ. Кубинец увидел перед собой «сильного человека».

В конце мая Марти начал преподавать в «Эскуэла нормаль» французскую, английскую, итальянскую и немецкую литературу. Спустя некоторое время по просьбе учеников, к которым присоединился Исагирре, он стал читать и курс истории философии. Ему не нужно было призывать к тишине — она сама входила в класс, едва только Марти поднимался на кафедру. Он чувствовал на себе нетерпеливые взгляды и быстро начинал лекцию, понимая, что никогда прежде бросаемые им семена не находили такой благодатной почвы.

В июне он уже мог позволить себе покупку книг. Впервые у него появился дом — две комнаты, снятые в небогатом квартале, где жили кубинские эмигранты. За преподавание истории литературы ему платили шестьдесят песо. Историю философии он читал бесплатно.

Первые недели он почти никуда не ходил по вечерам, просиживая над Платоном и Шеллингом, Спенсером и Гюго. Но потом, когда необходимые знания вновь стали свежи в его памяти, он начал гулять по Авениде Реаль с поэтом кубинцем Хосе Хоакином Пальмой, и тот опытным глазом гватемальского старожила отмечал, что Марти уже знают в столице.

Кубинец интересовал не только обывателей. Прощупать гостя решил сеньор Макаль, министр внутренних дел Гватемалы. К этому времени Марти был в курсе многих событий. Он знал, что церковь не желала примириться с реформами и интриговала против президента, знал, что-среди либералов у Барриоса есть тайные завистники, а среди вельможных консерваторов — явные враги. И кубинец правильно понимал, что неофициальное, любезное и внешне ни к чему не обязывающее письмо сеньора Макаля — предложение точно определить свое место в сложной политической жизни Гватемалы, предложение, на которое отвечать следует со всей серьезностью:

«Я приехал, чтоб отдать то малое, что я знаю, и почерпнуть то многое, чего я еще не знаю.

Я приехал, желая заглушить печаль, порожденную тем, что волей обстоятельств я не могу сражаться на полях моей страны.

Я приехал, чтобы посвятить себя работе, которая будет мне утешением и почетом, и готовить себя для активной борьбы».