Лев Визен - Хосе Марти. Хроника жизни повстанца

• Название: Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
• Автор: Лев Визен
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Эта книга — первая биография Хосе Марти, написанная советским автором, — не претендует на исчерпывающий анализ многогранной и разнообразной деятельности великого сына кубинского народа. Деятельность Марти настолько полна и многогранна, литературное, философское, революционное наследие его столь глубоко и значительно, что трудно ожидать от этой первой у нас книги чего-то большего, чем стремление познакомить читателя лишь с основными вехами жизни апостола кубинской революции.

---

За окном начинало светлеть. Марти обернулся. Метис неподвижно сидел на стуле, словно высеченный из обсидиана великан. Его глаза были закрыты. Он спал.

Марти задумался снова. Из одиннадцати миллионов мексиканцев несчастны десять миллионов. Что даст им конгресс, вдруг созванный плохо организованными еще рабочими? Впрочем, это только первый шаг. К тому же шаг, который сделан на глазах у всех.

Да, несомненно, стачки горняков на шахтах Пенсильвании оказали влияние и на рудокопов Чиуауа. Североамериканские рабочие боролись два года — и 1874-й и 1875-й. А результат? Десять казненных, десятки в тюрьме. Что-то ждет их мексиканских братьев?..

Через несколько дней в низком зале окраинного кабачка собрались делегаты первого рабочего конгресса в истории Мексики. Лица собравшихся были серьезны, и в глазах горела страсть, какой Марти никогда не видел у лощеных депутатов федерального сената.

Когда выступили ораторы от южных штатов и Мехико, метис поднял руку.

— Компаньерос, меня прислали рудокопы Парраля, — негромко сказал он. — Мы уже просто не можем жить. Двадцать лет назад наших братьев продавали в рабство по двадцать пять песо. Теперь порядок изменился. Мы сами продаем себя хозяину.

Я не знаю, что еще сказать. Если здесь, на конгрессе, мы решим сломать рудники, я первый пойду и сделаю то, что нужно. Мы должны бороться, это ясно.

Я прошу, компаньерос, пусть скажет ученый сеньор Марти. Он с Кубы, где сейчас война за республику. Он был на каторге и знает, что к чему.

— Уважаемые сеньоры организаторы и делегаты конгресса! — привычно начал Марти. И тут же остановился. Здесь ждали не такого начала. — Друзья! — решительно сказал он, и причесанные, как на праздник, головы одобрительно закивали.

Друзья! Пусть вас не удивляет, что я, кубинец, решился выступить как делегат мексиканцев. Человеческая совесть не является достоянием одного какого-то народа, у нее гражданство вселенной.

Я знаю, вы собрались, чтоб обсудить пути продуманной, разумной борьбы. Что же, в борьбе за правду и справедливость нет противодействия законам, а правда лучше видна бедному и тому, кто страдал.

Эта борьба потребует от вас героизма. Но у простых людей, более чем у кого-либо другого, более чем у тех, кто по воле обстоятельств получает большие деньги и громкие имена, есть великолепная способность посвящать себя героическому. Требуйте достойной человека платы за ваш честный труд! Требуйте новых школ и земли для всех! И пусть каждый из нас тем самым заботится о благе других, ибо это и есть лучшая форма собственного блага.

Не говорите мне, что сегодня вас мало, что вы и ваши братья разрознены. Все в мире начинается со слабости, растет в страданиях, но, выжив, завершается расцветом. Упорство создает людей, обладающих всем.

Простой камень становится драгоценным после десятков жестоких ударов, придающих ему нужную форму. Путь к лучшей жизни тоже принесет вам удары, но в них родятся братство и счастье всех людей. Так объединимся же во имя этого и победим!..

Он еще долго потом вспоминал, как взметнулась пыль под копытами коней, умчавших на далекий север шестерых из штата Чиуауа. И на всю жизнь он запомнил метиса со шрамом через лицо. Не из-за этого страшного шрама, полученного в боях с французами, нет. Из-за слов:

— Спасибо, брат. Ты сказал за всех нас. Придет время, и мы победим.

Конец весны принес с собой болезнь. Грыжа, полученная в «Сан-Ласаро», снова дала о себе знать. Каждый шаг стоил Марти огромных усилий.

Кармен навестила его, и донья Леонора, не отходившая от постели сына, вдруг вспомнила о целой куче неотложных дел.

— Почему ты грустишь, Пепе, что беспокоит тебя? — спрашивала Кармен, нежно гладя тонкие пальцы Марти.

И вздыхала с недоумением и обидой, услышав:

— Пусть простит меня бог, дорогая, но из-за сладкого рабства любви я не делаю ничего для Кубы…

Франсиско Сайяс Басан, напротив, считал, что молодой Марти делает для Кубы слишком много. Разворачивая газеты и до и после болезни юноши, дон Франсиско первым делом искал на страницах его имя. Если оно стояло под отзывом о театральной премьере или отчетом о дебатах в конгрессе, дон Франсиско одобрительно оттопыривал губу, поправлял очки и прочитывал все до последней строчки.

Но если Марти писал о Кубе, почтенный плантатор врывался к дочери:

— Скажи своему кавалеру, девчонка, чтоб он кончил эти штучки! Ты думаешь, я не вижу, что он хочет на тебе жениться? Я не против, он мне нравится, но если он будет писать всякую ерунду, испанцы и после войны не позволят нам вернуться на остров!

Кармен опускала голову. Она-то знала, что Пепе будет писать о Кубе столько, сколько даст ему места в «Ла Ревиста Универсаль» ставший очень несговорчивым полковник Вильяда.

Положение в Мексике снова становилось тревожным. Порфирио Диас снова собрал отряды, и над правительством либералов нависла реальная угроза.

Марти призывал Лердо к спокойным и обдуманным шагам:

«Вы должны предугадывать, предусматривать и создавать во имя свободы. Вы должны овладеть искусством, которое называется — бытие американского либерала».

Но Лердо было не до искусства. Мятежники рвались к столице, и никто уже не верил успокаивающим правительственным манифестам.

1876 год подходил к концу под гром новеньких американских пушек «Армии революции». На сторону Диаса перешел даже председатель верховного суда Иглесиас — второе лицо республики. 21 ноября Лердо бежал. Под звон колоколов Диас вступил в Мехико, чтобы отныне единолично править страной тридцать четыре года — больше, чем любой другой диктатор в Латинской Америке.

Политический водоворот поднял на гребень волны любителей расправ и реквизиций. Нагло зазвучали их голоса, требовавшие покончить с «предателями народа» и устроить «Варфоломеевскую ночь» защитникам сбежавшего президента.

Друзья настойчиво просили Марти скрыться. Слишком много угроз раздавалось в адрес «горластого кубинца». Ранним утром 24 ноября Хосе переселился в квартиру Домингеса Кована.

У Кована его посетил Мануэль Гутьеррес Нахера, Они встречались и раньше и знали друг друга, как знают собратьев поэты, живущие в одном городе.

— Я не понимаю тебя, Марти, — говорил Нахера. — Ты мог бы стать певцом новой эпохи…

— Я не хочу даже думать об этом, Нахера.

— Дорогой Марти, зачем думать? Еще француз Малларме говорил, что стихи создаются из слов, а не из мыслей!

— Что же, быть может, стихи и можно сделать из величественных слов — ведь кирпичам безразлично, что из них строят, тюрьму или школу. Но поэзия создается только из мыслей. Я думаю, что уеду из Мексики…

Марти обсудил план отъезда с Кармен: он поедет в Гавану под чужим именем, познакомится с обстановкой, а оттуда отправится в либеральную Гватемалу, расцветающую страну, где они смогут устроить свой семейный очаг, избежав гнетущей атмосферы диктатуры. Кармен обещала ждать.

Но в глубине души Марти не был уверен, что, попав на Кубу, покинет ее. Он знал, что использует любую возможность уйти к повстанцам. И, чувствуя себя не вправе покинуть Мексику, не высказав вслух всего, что накипело у него в груди за последние месяцы, он написал статью под названием «Жребий брошен».

«Необходима еще одна революция, но не та, которая лишь делает президентом своего вожака. Нужна революция, направленная против всех переворотов; восстание всех миролюбивых людей, которые единожды станут солдатами для того, чтобы ни им и никому другому никогда больше не приходилось браться за оружие…»

С помощью Торроэльи ему удалось напечатать статью в «Эль Федералиста», одной из немногих газет времен Лердо, продолжавших выходить при новом режиме. Сразу после рождества он выехал из столицы на побережье.

Как и два года назад, в Вера-Крусе было жарко, рубашка прилипала к мокрой спине. Рыбачьи сети блестели на солнце серебряной паутиной. Все было, как прежде, и вместе с тем совсем не так, ибо сам Марти был другим.

2 января 1877 года он поднялся на борт парохода «Эбро» с паспортом, где стояло имя: «Хулио Перес». Он не хотел другого имени, хотя друзья упрекали его в легкомыслии. Он отвечал, что даже в такой ситуации следует лгать как можно меньше. Он был еще очень молод.

РАЗОЧАРОВАНИЯ И НАДЕЖДЫ, ПОБЕДЫ И ГОРЕСТИ

В Гаване он нашел приют под крышей печально знакомого дома Домингесов на улице Индустриа и в первый же вечер заспорил о будущем с доном Эусебио, отцом Фермина.

Адвокат Домингес устал от войны с испанцами. Его сыновья, еле уцелевшие в дни репрессий, теперь разлетелись по свету, и собрать их, как думал старик, могли только мир и амнистия, на которую намекал новый генерал-капитан, «миротворец» Мартинес Кампос.

— Мы добьемся большего, Пепе, — говорил юноше адвокат, — если попытаемся спокойно договориться с Мадридом…