Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

• Название: Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0394-3

1940—1980-е годы стали особой эпохой в истории школы в СССР, а также в странах Восточной и Западной Европы. В послевоенную эпоху школа по обе стороны «железного занавеса» столкнулась с рядом сложных проблем, на которые должны были реагировать и учителя, и ученики, и администраторы образования. Ответом на этот кризис стали бурный рост новых образовательных институтов и множество проектов и программ по реформированию образования, часто утопических. Авторы этой коллективной монографии рассматривают несколько важнейших идей, нашедших воплощение в государственных и локальных образовательных инициативах послевоенного периода: новый коллективизм, индивидуальный подход к ребенку, политехнизация школы, сочетание планирования и творческого начала в организации образования. В сборнике речь идет также о преемственности и разрывах с педагогикой предшествующих периодов (1900—1930-х годов), о судьбе различных дисциплин школьного курса, а также об изображении школы и школьников в литературе и кинематографе. Статьи сборника посвящены школьному образованию и внешкольным формам организации детей в республиках СССР, в Венгрии, Югославии, Швеции и ФРГ.

---

Наиболее «сложных» детей, не подчинявшихся дисциплинарным методам НКВД, могли исключать из обычных колоний и отправлять в «трудовую колонию с особым режимом», находившуюся в Архангельске231. В 1937 году для «рецидивистов, “бегунов”, хулиганов и дезорганизаторов производства» были открыты новые изоляторы и «трудовые колонии закрытого типа»232. Иными словами, детей, которые дрались, оскорбляли прохожих или ездили без билета на общественном транспорте, милиция могла задерживать и отправлять в отдаленные специальные учреждения, где они жили в полной изоляции от общества при жестко регламентированном режиме. Такие дети, как убегавшая из дома Нора Ш., о которой было рассказано в начале статьи, имели все шансы оказаться в специальных колониях НКВД и не получить никакой помощи специалистов.

Реорганизация коррекционных учреждений, проведенная в 1935 году, сопровождалась полным пересмотром взглядов на педологию и дефектологию как научные дисциплины. Элизабет Уотерс отмечает, что начало индустриализации означало для многих врачей и педагогов существенное понижение статуса и социального влияния233. Однако важнейшей проблемой в случае педологии и дефектологии, на мой взгляд, была теория детской девиантности как результата «дефективного» окружения. Этот ключевой принцип с необходимостью требовал осмысления более широкого общественного контекста, в котором росли советские дети, и давал основания для социальной и политической критики234. В то время, когда страна, как предполагалось, все еще страдала от наследия «царского режима» и последствий жестокой Гражданской войны, профессиональные навыки дефектологов и педологов считались необходимыми для исправления вреда, нанесенного первому поколению советских детей этими социальными язвами. Однако в середине 1930-х годов советские идеологи в сфере педагогики все чаще выражали недовольство педологическими методами определения «дефективности» с помощью психологических тестов: согласно результатам этого тестирования, в СССР оказывалось слишком много «дефективных»235.

4 июля 1936 года Постановление ЦК «О педологических извращениях в системе Наркомпросов» открыто осудило педологов за то, что те проводили «ложнонаучные эксперименты» и «бесчисленное количество обследований», якобы поставив цель обнаружить как можно больше патологических отклонений у советских детей. Педологов (а также поддерживавших их дефектологов и работников Наркомпроса) теперь обвиняли в том, что они искали поводы для оказания специализированной помощи «вполне нормальным», но просто недисциплинированным детям, «…которые в условиях нормальной школы легко поддаются исправлению и становятся активными, добросовестными и дисциплинированными школьниками»236.

Все эксперименты, проводившиеся педологами под эгидой Наркомпроса в предыдущие годы, попали под подозрение. Так называемые «образцовые» или «образцово-показательные школы» этого комиссариата были или распущены, или включены в карательную систему НКВД237. В 1938 году в Москве остались только четыре наркомпросовских детдома с особым режимом, где жили и учились 276 «трудных» детей. В этом же году 20 166 мальчиков и девочек были отправлены в трудовые колонии НКВД238.

Резолюция «О педологических извращениях…» появилась в очень характерный момент. В 1936 году в новой («сталинской») конституции СССР официально утверждалось, что социализм в СССР победил и в основном построен239. После этого невозможно было говорить, что отклонения в поведении детей порождены недостатками общества: у строя, описанного в «конституции победившего социализма», недостатков быть не могло. Вместо того чтобы искать социальные факторы, вызывавшие у советских детей психические проблемы и причинявшие им страдания, государство теперь считало необходимым объявлять самих детей с личностными проблемами полностью ответственными за свое «антиобщественное» поведение.

Факт существования девиантных детей полностью противоречил утверждениям об идеальном и счастливом советском детстве. Иначе говоря, «…миф об исключительно счастливом советском детстве выталкивал на обочину тех, кто не соответствовал этому мифу» (К. Келли240). Существовала острая идеологическая необходимость поддержать этот миф, скрывавший разрушительные последствия коллективизации, индустриализации и политического террора. Она и порождала новый, принципиально отличный от дефектологического подход к девиантным детям.

После того как педология была объявлена «буржуазной» наукой, она уже не могла быть убежищем для прогрессивных деятелей, заинтересованных в медицинской и психологической работе с детьми, чье поведение не соответствовало норме. Наркомпрос больше не имел возможности поддерживать научные теории, защищавшие права детей с девиантным поведением. Дефектология не была официально запрещена, но оказалась дискредитирована. Поле ее деятельности сильно сузилось. Теперь эта дисциплина была строго ограничена изучением детей с органическими поражениями – глухих, слепых и умственно отсталых детей (сурдопедагогикой, тифлопедагогикой и олигофренопедагогикой). В дефектологию включалось также учение о коррекции дефектов речи – логопедия. Но в новой классификации разделов дефектологии уже не было таких, предметом изучения которых были бы «морально дефективные» или «трудные» дети. Вопрос о перевоспитании неуправляемых подростков стал запретным в советских педагогических исследованиях241. Как заявил партийный идеолог А.А. Жданов в августе 1936 года, «категорию трудных [детей] мы ликвидировали»242.

Инструкции, которые издавались МВД в 1940 – 1950-е годы, по сравнению с аналогичными документами НКВД 1935 – 1940 годов о мерах в отношении детей с поведенческими отклонениями, характеризуются менее резким тоном, большим вниманием к проблемам перевоспитания и частичным переносом вины с самих детей на пороки их родителей – особенно матерей-одиночек. Однако большое количество детей, лишившихся дома во время войны, и рост преступного поведения среди них подтолкнули советские элиты к сохранению репрессивной системы, ориентированной на подавление детской поведенческой аномальности, а не на педагогическое решение этой проблемы243. Так, например, в 1954 году, когда сотрудник Детского отдела Управления московской милиции В.В. Колосков предложил «сосредоточить всю работу по ликвидации и предупреждению детской безнадзорности в руках [органов] народного образования», и утверждал, что этим мероприятием «искоренится вредная практика органов милиции» отправлять детей в трудовые колонии, вместо того чтобы интегрировать их в обычных школах, – его руководство возразило, что неуправляемые дети являются проблемой, которую должны разрешать именно органы правопорядка, а не педагоги и социальные службы244.

Как будет показано далее, некоторые специалисты в области психиатрии утверждали, что детские отклонения в поведении являются и медицинской проблемой. Ведь директива 1936 года осуждала лишь «педологические извращения в системе Наркомпроса». Это оставляло возможность для использования в системе Наркомздрава дефектологических подходов – в том числе и понятых чуть шире, чем в строго «органической» трактовке. Если дефектология лишилась легитимности и влияния в сфере педагогики, то в качестве медицинской дисциплины она сохранялась, поддерживала контрдискурс по отношению к криминализирующим репрезентациям и представляла практическую альтернативу репрессивным моделям.

«Психически больной» ребенок – дополнение к криминализующим оценкам

Несмотря на то что после 1936 года «морально дефективные» и «трудные» дети больше не могли быть предметом изучения советской педагогики, научные исследования так называемой «высшей нервной деятельности» и связанных с ней патологий все-таки проводились. Изучение детской поведенческой девиации перешло из сферы дефектологии в психиатрию. Этот переход был достаточно мягким, так как российские детские психиатры уже давно связывали поведенческие девиации с психическими заболеваниями. Большинство дефектологов в 1920-е годы были по образованию детскими психиатрами или психоневрологами.

Характерно, что, когда психиатр Груня Ефимовна Сухарева (1891 – 1981) описывала историю детской психиатрии и помощи «психически больным» детям в своих лекциях в Центральном институте усовершенствования врачей, она связывала свою дисциплину с традицией дефектологических исследований и защиты прав детей. Она упоминала ряд дефектологических учреждений, существовавших в первые годы советской власти, и называла их первыми местами помощи детям с психическими отклонениями. Однако, в соответствии с Постановлением «О педологических извращениях…», Сухарева, как и требовалось, критиковала «методологически неверное понимание» объекта исследований дефектологии245. Избегая терминологии, связанной с «моральной дефективностью», и настаивая вместо этого на «клиническом исследовании детской нервной системы», Сухарева и другие детские психиатры нашли способ после 1936 года узаконить научные исследования детской поведенческой девиации.