Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

• Название: Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
• Автор: Орхан Кемаль
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

Орхан Кемаль (1914–1970) не первый в турецкой прозе обратился к жизни рядового труженика. О ней писали в своих правдивых рассказах лучшие прозаики-реалисты 30-х годов прошлого века — Садри Эртем, Бекир Сыткы и прежде всего Сабахаттин Али. Но они изображали его жизнь со стороны, такой, какой она виделась деревенскому учителю, чиновнику, интеллигенту. И апеллировали главным образом к чувствам.

Внутреннюю жизнь человека из низов, во всем ее богатстве, динамизме, многосложности и своеобразии, впервые сделал предметом высокого искусства Орхан Кемаль. Это его главное художественное открытие. И потому без его книг нельзя теперь представить турецкую культуру, как нельзя без них по-настоящему понять и народ, которому писатель отдал все свои силы, весь свой талант.

В книгу вошли роман «Мошенник», повести «Муртаза» и «Семьдесят вторая камера» и рассказы.

---

— Знаешь, что сделает теперь Нух? Пойдет к техническому директору и скажет, что поймал дочерей Муртазы-эфенди, когда они спали за станком, и заставит наложить на меня штраф. Штраф меня не беспокоит, но как я теперь посмотрю моему директору в глаза? Он мне теперь скажет: «Поздравляю, Муртаза-эфенди! Вот уж не ожидал от тебя. Ты — человек серьезный, курсы окончил, получил строгое воспитание. А как же ты детей своих воспитал?..»

Он подошел к выходу и снова вернулся.

— Лучше помереть, чем услышать такие слова от начальника. Как-никак, а я службу крепко знаю! И да будет тебе известно, обо мне знают не только в нашем городе! — Муртаза прищурил глаза и сделал паузу. — И не догадаешься где… Аж в самом Измире! — Он испытующе посмотрел на сторожа и продолжал: — Есть в Измире богатый человек, так вот он велел передать, что для своего сына возьмет в жены дочь Муртазы-эфенди, и никого больше! Потому что ему известно, что я получал от начальства одни только благодарности. «Я готов пожертвовать свои оливковые рощи ради этой свадьбы», — сказал он.

— Поздравляю! Значит, скоро обручение?

— Я еще не решил окончательно.

— Выходит, сват у тебя богатый человек?

— Говорят, у него оливковые рощи, сады, дома и овчарня. Чуть ли не самый богатый в Измире. Вот передают, что он так и сказал: «Хочу породниться с Муртазой-эфенди, ибо слышал, что этот человек никогда не допускал бесчестия или подлости. Есть у меня дома и в Измире, и в Манисе, есть овчарни. Пусть Муртаза-эфенди возьмет то, что ему приглянется, только чтоб дочь свою нам отдал!»

И глаза Муртазы вдруг сверкнули, будто изумруды.

— Давай, Ферхад, покурим, что ли?

Он зашел в будку, уселся на низенькую скамеечку. Сторож и надзиратель закурили, Муртаза с жадностью затянулся, ноздри его дрожали.

— Знаешь, чего бы мне теперь хотелось? Чтоб были у меня дом и овчарня. Вот бы жил не тужил. Запрягал бы коляску, и на прогулку! Каждый бы вечер с товарищами беседовал, пил водку и вино! Эх, Ферхад! Били бы барабаны, боролись пехливаны, а тут же, рядом, на кострах жарились бы барашки на вертеле. Пей, гуляй! А потом по коляскам, и пусть город оглохнет от наших песен!

Глаза Муртазы заблестели от набежавшей слезы. Он вздохнул горестно и произнес:

— Ох-ох-ох, Ферхад. Все-то мне известно, как можно весело жить, да что толку, коли такое житье не про нас. Масло сливочное, сыр да мед мы только на витрине магазина видим. Люди и первые помидоры, и первые баклажаны вкушают, а мы их едим тогда, когда скоту их скармливают…

Лицо Муртазы помрачнело, жалкая улыбка тронула губы, блеск в глазах погас, легло выражение великой обиды на судьбу.

— Все, все я знаю, да не про нас такая жизнь, руки коротки!

В будке неожиданно замигала тусклая лампочка. Муртаза тяжело поднялся и подошел к фабричным воротам. Только он собрался закурить, как вдруг подбежал небольшого роста человек и закричал, размахивая палкой:

— Чего вы тут стоите, когда вашу фабрику грабят!

— Чего? — У Муртазы даже сигарета из рук вывалилась.

— Грабят фабрику!

— Какую фабрику?.. Где?.. Кто?..

— Там, напротив ткацкого… Тащат из трубы, по которой спускают воду из крахмального.

— Кто?

— Поди разбери в темноте! Там их четверо.

Муртаза вырвал палку из рук человека и кинулся вдоль забора туда, где выходила труба, но тут же остановился и вернулся в проходную.

— Давай скорее ключи! — крикнул он Ферхаду.

— Какие ключи? — ничего не понял сторож.

— Ключи от ворот, да побыстрее!

Муртаза от нетерпения даже подпрыгивал на месте. Потом, разозлившись на Ферхада, по-прежнему глядевшего на него в недоумении, сам вскочил в будку, схватил со стены ключи и побежал к воротам.

— Ну, что уставился, будто пень? — злобно кинул он сторожу на бегу.

Раздвинув створы железных ворот, он вышел, запер ворота снаружи и затрусил к месту преступления.

За углом фабричной амбулатории кончалась мощеная дорога и начиналось море непролазной грязи. С трудом переставляя ноги — грязь доходила чуть ли не до верха голенищ, — Муртаза, тяжело дыша, пробирался вдоль забора, скользил, падал, проваливался в ямы с водой. Метрах в двухстах он разглядел силуэты людей и прибавил шагу. Где-то раздался пронзительный свист и крик: «Тикай! Облава!..» Муртаза рванулся вперед и заметил, как четыре тени кинулись в разные стороны. Надзиратель схватился за свисток и дал сигнал. Он остановился, не зная, кого преследовать, потом устремился за человеком, на плече которого белела ворованная материя. Человек нырнул в один из проулков рабочего квартала, Муртаза последовал за ним, давая на ходу свистки, крича и ругаясь.

Беглец и преследователь неслись по узкой улочке рабочего поселка. Крики и топот, брань и свистки разбудили обитателей квартала. В домах открывались ставни и окна, высовывались головы любопытных, слышались голоса.

В пылу погони Муртаза не заметил на своем пути глубокой ямы с водой. Когда, чертыхаясь, он вылез из воды, перед ним оказалась черная кошка, неосторожно перебегавшая дорогу. Взбешенный Муртаза что есть силы двинул кошку сапогом, раздался душераздирающий кошачий визг, и кошка осталась лежать на дороге. Муртаза выскочил на перекресток, крича во все горло и отчаянно свистя в свой свисток, и вдруг потерял беглеца из виду. Он остановился, озираясь безумными глазами, тяжело переводя дыхание. Он крутил головой, бранился, проклинал всех воров, топтался на месте, точно взбесившийся буйвол. Откуда ни возьмись, к нему подскочил старикашка, показал на дом, в котором скрылся вор, и тут же исчез в темноте.

Муртаза подбежал к дому, низенькому, кирпичному строению с одним окном, окруженному глухим забором из ржавой жести. Муртаза прильнул к дыре в заборе и стал смотреть на освещенное окно. За занавеской метались тени. Муртаза подошел к калитке и принялся барабанить в трухлявую, качающуюся дверь.

— Эй, хозяева! Слышь, хозяева, откройте!

Он посмотрел в щель, увидел, что тени в окне запрыгали быстрее, и начал трясти калитку.

— Хозяева! Эй, вы, слышите?.. Немедля откройте дверь!

За его спиной уже собирались жители квартала, выскочившие из своих домов, одетые во что попало. Свет в окне погас.

Потеряв терпение, Муртаза ударил плечом в гнилую дверь, сорвал ее с петель и вбежал во двор. Толпа зашумела.

— Кто это?

— Да, видать, Муртаза…

— Вот безобразник!

— А кто он такой?..

— На фабрике ночной надзиратель.

— Какой он надзиратель? Помощник у контролера Нуха…

— Придержи язык, а то еще услышит. Он таких слов не любит.

Свистя в свой свисток, подошел околоточный.

— Чего тут у вас? — спросил он строго. — Что происходит, почему свистки были?

— Право, не знаю, вора какого-то ловят.

— Где?

— Кто свистел?

— Муртаза, ночной надзиратель с фабрики.

— Где он?

— Взломал дверь в калитке и вошел во двор.

— Что-о? Взломал дверь, говоришь?

— Ей-богу. Он еще там, внутри.

— Кто же разрешил ему срывать двери и входить в дом к людям?

— Сломал и вошел, чего тут спрашивать-то?

— Не имеет он такого права, эфенди.

— Ну ты и шутник! У тебя забыл разрешения спросить.

— Закон запрещает насильно входить к людям в дом. Да пусть он хоть губернатором будет, все едино не имеет права ломать двери и нарушать неприкосновенность жилища. Ясно? Знаешь, что существует неприкосновенность жилища?

— Да что ты пристаешь со своими вопросами? Поди спроси у того, кто ломал дверь.

— Мой шурин однажды хотел силком открыть дверь у одной вдовушки, да тут…

— Муртаза дверь высадил и ворвался в дом, а ты тут сказки рассказываешь.

— Он чего, рехнулся, что ли?

— Это ты у него сам спроси.

Из дома слышались брань, женские вопли, повелительный голос Муртазы: «А ну, шагом марш! Не разговаривать!»

Немного погодя показался Муртаза, подталкивавший в спину невысокого худого человека в нижнем белье, с ворованной тканью, еще сырой, кое-как свернутой. За ними босиком бежала женщина и молила:

— Обожди малость, дай ему хоть штаны надеть!

Околоточный остановил Муртазу у дверей калитки и строго спросил:

— На каком основании ты…

Увидев перед собою бывшего коллегу, Муртаза сердито перебил его:

— Чего тебе, друг служака? Чего надо?

— На каком основании ломал ты дверь у людей?

На этот вопрос Муртаза выложил квартальному все сведения о собственной персоне, подробно объяснил, какие полномочия он получил от господина технического директора, и в конце концов спросил:

— Понял ты наконец, кто я есть?

— Кто бы ты ни был, хоть сам губернатор, не имеешь никаких прав ломать чужие двери!

— Я? Это я-то? — задыхаясь от гнева, орал Муртаза.

— Да, ты! — кричал околоточный.

Муртаза, прищурившись, пристально поглядел на околоточного.