Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями

• Название: Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями
• Автор: Вячеслав Пальман
• Издательство: ОАО «МАОБТИ»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

Почему автор так назвал свое произведение? Мы не узнаем никогда, ибо В.И.Пальман ушел из жизни в 1995 году, так и не увидев опубликованным свой главный творческий труд. Но хотел увидеть, и был согласен на публикацию хотя бы отдельных глав в различных московских изданиях и в Магадане. Но жизнь, и не только жизнь, распорядилась иначе… «Кольцо Сатаны» состоит из двух частей: первая «За горами, за долами» повествует о колымских лагерях 30-40-х годов, вторая — «Гонимые» рассказывает о жизни автора на Колыме после освобождения, и опять же о лагерях. В.И.Пальман был реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР 17 июня 1958 года (справка о реабилитации № 4н-2719/58). Книга «Кольцо Сатаны» вышла в свет в том виде, в котором была тайно написана автором еще в 70-80-е годы, без каких-либо изменений и дополнений со стороны издателя. Издание осуществлено Ягоднинским обществом «Поиск незаконно репрессированных» при финансовой поддержке Фонда Гражданских Свобод.

---

— Кого надо? — раздалось густо, как из трубы.

— Мацевича надо, — сказал Сергей и улыбнулся.

Бородатый встал, подошел в носках к столу, сел и сказал:

— Садитесь. — И кивнул на табуретки.

Чинно усевшись, Сергей начал говорить про совхоз, про прля и капусту, про людей, которые в лагерях на перловке сидят, про землю, которую можно обратить в огороды, если будет удобрение. И, наконец, о навозе, который без толку лежит здесь годами.

Мацевич слушал и ковырял крепким ногтем стол. Спросил:

— Агроном, что ли?

— Угадали. А товарищ мой землемер. Мы из Дукчанского совхоза.

— Это там, где бабы?

— Есть и женщины.

— Вот их и присылай для перевозки. Скукота у нас. Как волки живем. Чем расплачиваться будете?

— За навоз? Есть он у вас?

— А то… Не были у конюшни? Пройдите, тут близко. Возвернетесь, договоримся.

К конюшне шла санная дорога, на ней след ихней машины. Они вошли в конюшню и прошли ее насквозь. Лишь в четырех стойлах были кони, один осторожно заржал и потянулся к людям: на волю просился.

Дальние ворота были приоткрыты, снаружи через щель заплывал морозный пар и стелился по полу. За воротами конюх с вилами сбрасывал куда-то вниз свежий, еще теплый навоз. Обернулся, сердито крикнул:

— Больной, больной мерин, нельзя запрягать, плечо у него побито!

— Мы не за мерином, — сказал Сергей. — Мы за навозом. Куда ты его кидаешь?

— Куды надо, туды и кидаю.

Через три минуты они уже мирно обсуждали, как подъехать к свалке, где спуск в ложбину и сколько там навозу. Мужик-крестьянин сразу согласился с Сергеем, что для огорода «пользительно», что навоза здесь «возить и не перевозить», много годов сбрасывают.

— Без сена живете? — спросил Бычков.

— Летом пущаю на траву, есть тут поляны с вейником, а восемь месяцев, конечно, на одном овсе. Я говорил начальству про огород — давай, мол, распашем и все такое. Ну, высмеяли, кобели городские, чего они понимают в крестьянстве? Так что забирайте, не жалко.

Десятник Мацевич тоже не возражал. Что ему? Сам всего месяц как из барака, отбыл срок «от седьмого-восьмого», теперь отсыпался за все годы.

С начальником лагпункта договорились, чтобы принял из совхоза пять грузчиков, лейтенант намекнул о магарыче, сошлись, его любой овощ устроит, вкус кислой капусты начисто забыл.

Опять зашли к десятнику, он чай согрел, пожурил гостей, что не привезли «этого-самого», но добродушно, по-отцовски.

Тут и груженая машина подъехала, шофер тоже приложился к кружке с горячим чаем. Мацевич всем сунул крепкую лапу и сказал, что ждет в гости. И не с пустыми руками. А так на так.

Через час Морозов уже рассказывал Пышкину, как им «подфартило». И про новую земельную находку, про озеро, которое можно спустить и заиметь на 23-м километре отделение совхоза с хорошей пашней — тоже рассказал, упомянув, что нельзя упускать такую находку, с чем главный согласился, спросив:

— Сколько на лесозаготовке навозу?

— Тонн до пятисот, много свежего, — ответил Сергей. — Этот хоть сейчас на парники.

— Ты побудь здесь, я поговорю с директором. — И ушел.

Вернулись они гурьбой: Бабичев, Андросов, Руссо и, конечно, Пышкин. Снова пошел разговор об озере, долинке, о навозе. Да, вот и возможность еще расширить хозяйство, вот и начнем возить навоз. Куй железо, пока горячо.

Бычков и Морозов ночевали в теплице. Разговорам с Кузьменко не было конца. Спать легли поздно, а ранним утром тепличник поднял Сергея и тот убежал сперва в кладовую за «магарычом», а потом в гараж. К полному рассвету он уже ехал на лесозаготовительный лагпункт.

Половина февраля осталась за плечами. Сергей вспоминал об этом по десять раз на дню. И всякий раз с каким-то волнением, которое никак не назовешь радостным. Скорее, тревожным.

Оставалось пятнадцать дней до свободы…

Размышляя о будущем, Морозов ловил себя на мысли, что радостного у него будет немного. Да, покинет лагерь. Да, получит паспорт. Но куда бы он не приехал, за ним следом приедет и «дело». Местный райотдел НКВД сразу поставит бывшего зэка на особый учет, за ним будут строго следить и даже малая ошибка в его работе немедленно обратится в преступление, а неудачное выражение в разговоре, в споре так же легко превратится в антисоветчину. Словом, начнется условно вольная жизнь. До первой ошибки. А там…

Мудрый наставник Кузьменко не однажды твердил ему, не обольщайся скорой свободой, подумай, не лучше ли на год-другой оставить мысль о возвращении на родину, найти работу здесь, даже заключить договор с дьяволом, называемым Дальстрой, на Год, на три года. На Колыме таких, как Морозов, великое множество, слежка хоть и велика, но и «бывших» с каждым годом прибавляется, без них не обойтись; в этой среде легче остаться незамеченным, тем более что агрономы нужны, авторитет у Морозова имеется, устроиться ему легко.

Сергей согласно кивал головой, но в душе постоянно жила нарастающая мысль о теплоходе, который увезет его от здешних проклятых берегов… И сердце учащенно билось, рвалось туда, где родные люди и родимый край — пусть и бедный, разрушенный коллективизацией, залповыми посадками, дикой несусветицей в хозяйственных делах, когда думающие люди сведены в разряд исполнителей, а безнравственные неучи и недотепы — в категорию руководящих.

Он с благодарностью вспоминал, сколько добрых, умных, воспитанных людей встретилось ему за три года заключения. Без их мудрых советов, без направляющих мыслей, без их поддержки он бы скатился до положения безысходности, пропал бы в безвестности, не встреться ему на пути Черемных, отец Борис, Антон Иванович, Машков, Кузьменко, Пышкин, Руссо, Андросов, друзья по лагерю… Слава Богу, такие добрые, нравственные наставники еще есть, они будут на Руси, что бы ни случилось с ней. И придет время…

После одного из трудных дней, когда Морозов «выкачивал» органику из лесозаготовительного пункта, ночевать он снова остался в теплице. Самого Кузьменко не было, работали три женщины, среди них Вероника Николаевна. Она так и осталась работать в теплице, освоила новую профессию тепличницы. Кузьменко оценил ее ум и трудолюбие. Морозова она всегда встречала по-матерински ласково, советы ее были уместны и благодатны.

И на этот раз они поговорили. Вероника Николаевна участливо сказала Сергею, что он похудел, и добавила: — Не надо задумываться над тем, чего может и не быть.

Он понял, кивнул.

И тут Вероника Николаевна смущенно спросила:

— Не может ли он помочь ей?

— Могу, — не задумываясь ответил Сергей.

— Вы свободно ходите по совхозу, ездите по трассе. У вас есть знакомые из вольнонаемных. А я не могу отправить письмо с уверенностью, что оно дойдет. Не могли бы вы… Через вольнонаемных. В письме нет ничего запретного, предосудительного. Из лагеря я отправила уже шесть писем. И никакого ответа. Их просто сжигают. Ведь я — без права переписки.

— Давайте ваше письмо. Попробуем, — сказал Сергей.

Исписанные листки он свернул и спрятал.

— Ради Бога, будьте осторожны! Если что — скажите, нашли на дороге и хотели прочесть из простого любопытства. Простите, что затрудняю вас…

Так уж получилось, что через день Морозова пригласил к себе Руссо. Они посидели над составлением текста о возможности использования мелких озер в высоких широтах, даже в тундре, для создания пашни или пастбища. Ученый был доволен, то и дело завязывался разговор на разные темы. И вот тогда Сергей решился спросить, а не может ли он, Руссо, помочь ему в одном добром деле.

— А почему и нет? — сказал несколько удивленный почвовед.

— Письмо… — сказал Сергей и почувствовал, как у него пересохли губы. — У меня есть письмо одного заключенного к семье. Не могли бы вы отослать. Просто опустить в почтовый ящик, когда будете в городе. Или заказным.

Руссо задумался. Знал, что это деяние наказуемо, договорники давали подписку не входить ни в какие отношения с заключенными. Тем не менее…

— Там ничего такого, надеюсь?..

— Там решительно ничего… Я ношу это письмо с собой, в город, как понимаете, поехать не могу и потому обращаюсь к вам.

Руссо думал, сидел, сблизив светлые брови в какой-то отчаянной решимости, потом посветлел и протянул руку:

— Давайте. Я завтра буду в Магадане. И опущу в ящик на почтамте. Адрес есть?

— Есть. А вот конверта и марки нет.

— Поправимо. — Он достал из стола конверт и положил перед Морозовым. — Пишите четко и разборчиво. А я пока выйду.

Вышел и повернул из коридора ключ. Такой конспиратор…

Сергей достал из распоротого брючного пояса сложенные страницы, расправил их, взял чистый лист со стола и вместе с письмом положил в конверт. Написал адрес и засунул конверт под бумаги.

Руссо вошел, сел. Глянул на Сергея с вопросом. Тот подвинул к нему бумаги. Почвовед достал письмо, прочитал адрес и кивнул: