Александр Смолян - Во время бурана

• Название: Во время бурана
• Автор: Александр Смолян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1969

…Здесь есть рассказы о старом питерском доме и о первой любви, об уральских строителях и о девушке из Белостока, о горнолыжниках, об американском инженере, о порогах на Кумма-йоки и даже об одном медведе, с которым мне привелось как-то познакомиться. Есть и еще несколько рассказов. Одни из них списаны с натуры — это, как говорили в старину, «истинные истории»; другие — научно-фантастические. Впрочем, не кажется ли вам, что фантастика нередко несет в себе ту самую долю истины, которой подчас не хватает наиправдоподобнейшей бытовой прозе? А.Смолян

---

А вот рыжей она действительно была… Хотя почему «была»? Не стала же она краситься, надеюсь! Рыжей она была до ослепительности, хоть жмурься. Совершенно лисьей масти девчонка!

Я влюблялся в нее много раз: в каждом классе по-новому. Но началось это, по-моему, с того изумления которое я испытал, впервые увидев ее. Значит, с пятого класса: первые четыре года она училась в какой то другой школе.

Волосы ее круглый год пылали ярким пламенем осенней рощи, а веснушки, как им и положено, появлялись только весной. Но ранней-ранней, так что именно по ним мы и узнавали о том, что зима прошла. Весеннее солнце их зажигало или они прилетали раньше, его вестницами? Я, во всяком случае, раньше замечал их, а потом уж солнце. А зимой ее лицо был того немного розового цвета, который, будь он хоть чуть-чуть менее розов, еще казался бы белым. Как снег, едва тронутый лучами зари. Зимой не было для меня во всем мире ничего милее этой чистейшей ровной розоватости ее лица. А каждую весну я убеждался, что еще во сто крат милее две веселые стайки веснушек, которые свободно располагались по обе стороны носа нашей Рыжей Лисицы.

Перед выпускными экзаменами в нее влюбился мой лучший друг Левка. Впрочем, он такой же Левка, как я — Тарзан: на самом деле («в миру», как говорила Лисица) он Юрка Левченко. Левченко — Лев, а Лев — Левка. Так Юрка Левченко стал Левкой Юрченко.

После школы Лисица уехала из Ленинграда с родителями: ее отец — офицер, его перевели в Свердловск. Я поступил в университет, на филфак, Левка — в институт живописи. Из двух его увлечений — биологией и живописью — второе победило.

Мы с ним дружили по-прежнему, говорили обо всем на свете с полной откровенностью. Обо всем, но только не о ней. Это у нас повелось еще со школы, с тех пор, как мы чуть не рассорились из-за нее. Чуть — молодые петухи! — глотки друг другу не перегрызли. С тех пор действовало между нами молчаливое соглашение: о ней — ни слова. Этой темы в наших разговорах не существовало. Табу!

Так прошло несколько лет. И вот является ко мне Левка с Лисицей. Поздравьте их, они женятся. Оказывается, они все эти годы переписывались, каждый год виделись во время каникул… Поздравил. Даже принял приглашение на новоселье. Свадьбу-то они сыграют в Свердловске, у ее родителей, а вернувшись, будут справлять новоселье: купили себе двухкомнатную квартирку в кооперативном доме. Где-то это здесь, в районе Гавани… Вот эта улица — сплошь из новых домов. Тогда, в назначенный день, я приехал сюда, но в последний момент решил не заходить. Искренне радоваться за них я был не в силах, а портить людям праздник не хотел. Бродил перед домом, глазел на освещенные окна второго этажа. Я знал, что они живут во втором, Но — за которыми они окнами? Потом открылась балконная дверь, на балкон вышли Лисица с Левкой, их гости… Я стоял в темноте, под деревом, и хорошо слышал ее голос, ее смех. С тех пор уже больше трех лет прошло…

— Какой номер? — спросил таксист.

— Тридцать четыре. Вон тот, пятиэтажный… Здесь, спасибо.

Я вышел из такси. Что же все-таки могло у них случиться? Ладно, сейчас узнаю.

Глава вторая, до некоторой степени детективная

Нет, слава богу, волосы она не покрасила. В передней было полутемно, свет падал из комнаты через открытую дверь и золотым сиянием отражался от ее головы.

Но лицо ее не сияло. Слабо улыбнувшись, она пожала мою руку, провела в комнату, усадила в кресло и сразу сказала:

— Левушка исчез.

— То есть как это «исчез»? В каком смысле?

— В самом буквальном. Ушел из дому и не вернулся.

— Давно?

— Уже три дня.

— Ну, это не так уж много… Я хочу сказать, что это еще не безнадежно…

— Нет, это очень много. У нас так никогда не бывало.

— Он не пьет? Не пристрастился к этому делу? Ты прости, Лисичка, но, чтобы предпринять какие-то шаги, мне надо быть в курсе… С художниками это, знаешь, случается.

— Это случается не только с художниками. Но Левка к вину совершенно равнодушен.

— А к картам?

— Это исключено. Ты же его знаешь.

— Время меняет людей.

— Левка скорее из тех, которые способны изменить время. Он всегда полон замыслов, ему всегда некогда. Краски и книги, книги и краски. Он просто не понимает людей, способных зря растрачивать целые часы…

— Может быть, внезапная болезнь?

— У него бычье здоровье.

— Это все — до поры. От болезни никто не гарантирован. Кроме того, возможен несчастный случай.

— Мы с его мамой были на «скорой», обзвонили справочные всех больниц. Даже в морги ходили.

— Документы у него были с собой?

— Да. Паспорт, билет Союза художников и пропуск Публичной библиотеки.

— А деньги?

— Угу. Не очень много, но были.

— Действительно, странная история. В котором часу он ушел?

— Около девяти вечера. Я еще, помню, говорила ему, что магазин работает только до девяти.

— В милицию ты сообщила?

— А что ты подозреваешь? Убийство? Неужели ты думаешь, что вот так, среди бела дня…

— Во-первых, ты только что сказала, что это было вечером. В девять сейчас уже совсем темно. А во-вторых, я не хочу предполагать ничего худого. Но согласись, Лисичка, что, ежели человек выходит из дому со словами: «Я скоро вернусь» — и не появляется трое суток…

— Левушка не говорил: «Я скоро вернусь», — тихо произнесла Лисица.

— Неважно, это я — к примеру… Если человек идет в ближайший магазин.

— В магазин? Не думаю. Вряд ли…

— Ты ведь сама только что говорила!

— Ах, ты про это. Да, он собирался в магазин, и я его поторапливала. Но это все было примерно за полчаса до его ухода.

— А что же произошло за эти полчаса?

— Мы поссорились, — совсем уж шепотом призналась она.

— И вместо «скоро вернусь» он сказал, что никогда не вернется?

— Не надо острить, Тарзанчик, мне очень плохо.

— Извини. Постараюсь воздержаться.

— Но ты прав, он сказал, что уходит… совсем…

— Давай называть вещи своими именами. Иначе я ничего не смогу понять. Он тебя бросил?

Она молча кивнула головой.

— Вот оно что… Тогда милиция здесь, действительно, ни при чем.

— Почему же? Мы сообщили. Его мама сказала, что надо сообщить в милицию. Ведь он же исчез, понимаешь. И сегодня мы им звонили. Но в милиции тоже пока ничего…

— А все-таки? Как там реагировали?

— Они говорят, что «исчез» и «не ночевал дома» — это не совсем одно и то же. Нет, говорят, закона, предписывающего человеку всегда ночевать дома.

— Тоже верно.

— Верно-то верно, да мне от этого не легче.

— Что же ты, Лисичка, сразу мне не сказала, что вы с Левкой… что он тебя оставил?

— Ты не спрашивал. Ты все спрашивал про другое — про водку, про документы…

— Да… Видишь ли, мне просто в голову не приходило. Левка мне казался типичным однолюбом. И в твоем голосе мне слышалось огорчение, слышалась тревога, а вовсе не ревность.

— Ревность?

— Я говорю «не». Не ревность!

— Не ревность — к кому?

— Откуда же мне знать, Лисица? Мы столько лет не виделись! Я вообще говорю, в смысле — «шерше ля фам». Или это ты тоже исключаешь?

— Никакой «фам» ты тут не «нашершишь».

— Да, да, — подхватил я, — ведь «Левка к женщинам совершенно равнодушен». Так?

На этот раз мне не влетело за попытку сострить: Лисица даже не заметила, что я перефразировал ее слова о вине.

— Если в этом замешана женщина, — сказала она, — то найти ее очень просто. Это женщина по прозванию Лисица. Я очень глупо вела себя.

— Ты? Знаешь что, расскажи мне лучше все по порядку. А я постараюсь не сбивать тебя вопросами.

— Хорошо. Я в тот день затеяла стирку, а Левку попросила сходить в магазин. Он сказал, что пойдет, но все не мог оторваться от какой-то книжки. А я кипела-кипела, злилась-злилась, сдерживалась-сдерживалась…

— Ну?

— Ну — и взорвалась в конце концов. Зашла к нему в комнату уже взвинченная… Он-то, оказывается, совсем уж собрался идти, ему полстранички оставалось до конца главы, он дочитывал стоя, а я, понимаешь, увидела, какой у него беспорядок в комнате, и понесло меня. Ругалась, ругалась, пока не довела человека.

— Что же ты сказала ему?

— Разве не все равно? Об этом даже следователь в милиции не спрашивал.

Я молча пожал плечами.

— Ну, хорошо, я попробую вспомнить. Не все, конечно, я ведь долго ругалась… А потом я сказала… Ну, приблизительно так: «Ты мне надоел, ты мне отвратителен, я не могу больше жить с такой скотиной, как ты. Убирайся ко всем чертям и — чтоб я тебя никогда больше не видела. Если ты меня не оставишь в покое, я сама уеду в Свердловск». Вот, в таком роде.