Г. Джемаль - Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке

• Название: Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке
• Автор: Г. Джемаль
• Издательство: Ummah, Социально-политическая мысль
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5–902168–37–6, 5–98587–017–0

Данный сборник бесед и исследовательских работ участников научной группы Исламского комитета под руководством Гейдара Джемаля посвящен развитию идеологии политического ислама в ХХ веке. Статьи членов Центра изучения конфликта, раскола, оппозиции и протеста посвящены, в частности, анализу взглядов видных теоретиков политического ислама – таких, как Сейид Кутб, аятолла Хомейни, Али Шариати, Калим Сиддыки. Вниманию читателя также предлагаются исследования, посвященные «черному исламу» и католической теологии освобождения. Участники научных семинаров обсуждают перспективы развития исламской политической мысли в ХХ веке, а также очертания нового протестного дискурса в наступившем столетии.

---

Известный английский историк А. Тейлор написал недавно:

«Европе понадобилось длительное время для старта. Ее лидерство (над неевропейскими цивилизациями. — К. С.) начинается лишь с шестнадцатого столетия (мусульмане потеряли Испанию. — К. С.); ее триумф наступил лишь в двадцатом».

Тейлор составил рецензию на «Всемирную историю» Дж. Робертса. Превознося Робертса, Тейлор перешел на поэтические тона:

«Для нас это труд по всемирной истории, которому нет конкуренции. В нем рассматриваются все века и все континенты. Здесь в равной мере схватываются как ощущения простого человека, так и внесенные в летописи деяния лиц, наделенных властью. Труд невероятно точен в том, что касается фактов, и практически не имеет соперников в суждениях».

Тейлор продолжает превозносить Робертса за то, что он на своих 1100 страницах «со всей справедливостью придерживается положенного соотношения между различными цивилизациями». Затем же он раскрывает секрет: «...он (Робертс) не может противиться своему желанию уделить больше внимания европейской цивилизации, которую он знает лучше и к которой он принадлежит. Более половины книги посвящено описанию последних веков, на которые приходится европейское лидерство».

Тейлор не сожалеет по поводу подобного несоответствия, но добавляет: «Читатель будет только приветствовать такую расстановку акцентов».

Почему Тейлор так уверен, что читатель будет приветствовать акцент на европейской цивилизации? Очевидно, потому что он знает, что это не собственно история; это западное видение истории, и потому оно будет популярно на Западе. В действительности, поэтому он и «для нас этот труд.». Тем самым он тактично допускает, что каждой цивилизации должен быть присущ ее собственный взгляд на всемирную историю и на другие цивилизации. Следовательно, ни с какой объективностью к его собственным суждениям подходить нельзя, не говоря уже о суждениях, выраженных в предмете его исследования.

Давайте пока придерживаться тейлоровского взгляда на историю, ради такого аргумента, что лидерство Европы начинается с шестнадцатого века. Он умалчивает, кто был лидером до этого. Мы-то, мусульмане, знаем, но западные историки тщательно скрывают этот факт от своих читателей. Мусульманская цивилизация оставалась доминирующей в течение более чем тысячи лет, а западная цивилизация, как отмечает Тейлор, достигла своего триумфа лишь в двадцатом веке.

Раз уж окончательно наступил триумф западной цивилизации, и мусульмане удалены с подмостков истории, Западу потребовались два типа интеллектуалов: историки, которые сведут ислам и мусульман к одному — двум параграфам и сноскам, и политологи, которые дадут оправдание и обоснование сложившемуся доминированию. В этом мероприятии по фальсификации истории и созданию светского взгляда на человека и его политическое развитие, западная цивилизация преуспела в деле вложения сюда колоссальных людских и материальных ресурсов. Третьим направлением все той же стратегии являлась западная традиция востоковедения, созданная в основном с целью инфильтрации того, что осталось от ислама, и его подрыва изнутри. Тем же самым занимались и христианские миссионеры, получая за это хорошее вознаграждение.

Теперь представляется возможным увидеть подлинные корни (западной) политической науки. Наука эта не могла развиваться свободно. К примеру, ей не позволили взять на вооружение что-либо из идей имама аль-Газали, Ибн Таймийи или хотя бы даже Ибн Халдуна. Вместо этого истоки современной политической науки напрямую возводят к древним грекам, средневековой Церкви и к феодальной, а позднее построенной на основе национального принципа, Европе, скрывая все, что имеет отношение к мусульманам и исламу.

Так что, возвращаясь обратно к нашему времени, философы Запада все еще спорят о таких вещах, как природа человека, и пытаются истолковать политическое поведение в терминах христианской доктрины «первородного греха». Мы должны помнить об извилистых путях развития политической науки. Западной политической наукой, западной историей, философией и искусством всегда вертели таким образом, чтобы поставить их на службу западной цивилизации.

Одно существенное различие

Этот анализ подоплеки современной политической науки вызывает вопрос: если каждой цивилизации требуется ее собственная политическая наука, как же мусульманская цивилизация, существовавшая более тысячелетия, умудрялась обходиться без нее?

Ответ прост и одновременно сложен. Для мусульман в целом и для мусульманских мыслителей и интеллектуалов в частности политическая власть и господство не были вещами новыми, удивительными, а также не нуждались и в оправдании. Для них и для мусульманских государственных деятелей и администраторов политическая власть была самой сутью ислама. Они не могли представить ислам или самих себя вне рамок политической системы. Для них политическая жизнь была так же естественна, как жизнь сама по себе, они принимали это как данное, как солнце, дождь, воздух и землю. Они были подобны рыбам, которым не нужно спрашивать, почему вода необходима. В самом деле, Сунна Пророка (СААС) требует установления политической системы, без которой ислам не может быть понят, без которой невозможно практиковать ислам. Необходимости в ее обосновании, выведении на теоретический уровень или интерпретации не было. Пока существовала политическая власть и существовали политические рамки, в которых осуществлялась экспансия и защита мусульманского государства, мусульман мало беспокоил тот факт, что должность халифа стала наследственной и, по существу, монархической. Правитель называл себя халифом, и хотя он уже не отличался самоотверженностью, его, тем не менее, по-прежнему признавали Повелителем правоверных (Амир аль-му’минин).

Это находится в полном контрасте с идеей разделения Церкви и Государства в истории западной политической мысли. Ранние христиане были организованы, если в данном случае вообще можно говорить об организации, в нечто наподобие монашеского ордена, не представляя собой политическое, военное или гражданское целое. Христиане подчинялись Риму фактически во всем. В конце концов, церковь и государство пришли к противоречию, в основе которого лежал спор о профанном и сакральном. С другой стороны, ислам начал с того, что стал действовать наперекор существовавшим органам власти, организовался в качестве гражданской, военной и административной системы и, в течение жизни Пророка, преодолел противодействие и утвердил бесспорное превосходство нового пути.

По словам Икбала, «в исламе духовное и светское — не две отдельных сферы, и природа действия, каким бы светским оно ни было изначально, определяется сознанием. В конечном счете, его характер определяется невидимой ментальной подоплекой. Действие является светским, или профанным, если оно совершено в отстранении от бесконечной сложности окружающей жизни; оно духовно, если вдохновляется этой сложностью. В исламе одна и та же реальность может с одной точки зрения казаться церковью, с другой — государством. Было бы неверным утверждать, что церковь и государство представляют собой две стороны или грани одного и того же. Ислам — это единая, не поддающаяся расщеплению реальность, которая является и тем и другим по мере того, как меняются ваши взгляды. Это утверждение с далеко идущими выводами, и их полное освещение заведет нас в глубь философской дискуссии. Достаточно сказать, что эта старая ошибка возникает по причине раздвоения единства человека на две отдельные и обособленные реальности, которые в некотором смысле имеют точку соприкосновения, но, в сущности, противопоставлены одна другой. Истина, однако, в том, что материя представляет собой дух в пространственно-временном континууме. Единство, называемое человеком, это тело, если смотреть на него как действующее в отношении так называемого внешнего мира; это — сознание или душа, действующие в отношении конечной цели и идеала такого действия. Суть «таухида» как рабочая идея — это равенство, солидарность и свобода. С исламской точки зрения, государство есть орудие трансформации этих идеальных принципов в пространственно-временные силы, стремление реализовать их в ограниченной человеческой организации».

Приведенные рассуждения и доводы Икбала ясно показывают, что идея государства в исламе фундаментальным образом отличается от идеи современного национального государства. Эти два типа государства отличаются друг от друга: между ними нет ничего общего. В то время как ислам использует государство в качестве инструмента для решения Божественной задачи, национальное государство обязано своим существованием прямо противоположной причине: сместить Бога и заменить его «национальным интересом», в зависимости от того, как его определяет разум человека. Давайте посмотрим, что говорит один западный политолог. У. Т. Джонс соглашается с Боденом в том, что концепция суверенитета не была известна грекам или средневековым мыслителям, и продолжает: «Причина в том, что в начале Нового времени сложились определенные условия, потребовавшие создания новой теоретической схемы. Схема, которая в итоге была пущена в действие, базируется на понятии суверенитета, и поскольку и по сей день сохранились те же условия, понятие суверенитета все еще первостепенно. Этими условиями, конечно же, является возникновение из феодальной политической системы национально-территориального государства. Такой тип политической организации не возник бы, или скорее, современный мир не развился бы в то, что мы видим, — в светскую, индустриальную и капиталистическую культуру, — если бы не создание национально-территориальных государств, являющихся одновременно инструментом такого развития и его результатом... Они (Макиавелли, Боден и Гоббс) просто, но ясно видят, что верховный абсолютный монарх — суверен — является неотъемлемым условием нового порядка вещей»