Юрий Безелянский - Улыбка Джоконды: Книга о художниках

• Название: Улыбка Джоконды: Книга о художниках
• Автор: Юрий Безелянский
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-05-004742-0

«Улыбка Джоконды» – книга о живописцах. Под одной обложкой собраны литературные портреты девяти знаменитых художников Запада и пяти российских, от Леонардо да Винчи до Константина Сомова. Реалисты, импрессионисты, модернисты и великий сюрреалист Сальвадор Дали… Все они представлены в полноте и биении жизни, со своими страстями и страданиями, с любовными увлечениями и поисками своего места в искусстве. А открывается книга интригующим исследованием самого популярного в мире полотна – портрета Моны Лизы. Это почти детективная история о том, как создавалась картина, кто на ней изображен, как уже 500 лет длятся попытки разгадать загадочную улыбку Джоконды, как была украдена картина, и о многом другом, что интересно не только любителям живописи, но и массовому читателю.

---

Михаил Чехов так описывает Софью Петровну: «Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась… обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу…»

Софья Петровна была одержима идеей салона, и поэтому у нее гостили многие, в том числе два художника – Левитан и Степанов, бывал здесь и Михаил Чехов. У Левитана хозяйка доморощенного салона брала уроки живописи. Уроки в московском доме плавно перешли в уроки на натуре. Михаил Чехов свидетельствует об этом факте так:

«Левитан уехал на Волгу и… с ним вместе отправилась туда же и Софья Петровна. Она прожила на Волге целое лето; на другой год, все с тем же Левитаном, как его ученица, уехала в Саввинскую слободу, и среди наших друзей и знакомых стали уже определенно поговаривать о том, о чем следовало бы молчать. Между тем, возвращаясь каждый раз из поездки домой, Софья Петровна бросалась к своему мужу, ласково и бесхитростно хватала его обеими руками за голову и с восторгом восклицала:

– Дмитрий Кувшинников! Дай я пожму твою честную руку! Господа, посмотрите, какое у него благородное лицо».

В напечатанных воспоминаниях Кувшинниковой о Левитане нет ни слова об интимных отношениях с художником, лишь общие фразы о том, что «жилось нам удивительно хорошо. Даже Левитан, и тот перестал хандрить, и настроение это отражалось на его картинах…».

Именно в период совместной жизни-работы с Кувшинниковой Левитан создал такие шедевры, как «Золотой плес», «Владимирка», «Омут», «Вечный покой».

Еще один штрих из воспоминаний Кувшинниковой: «Вообще, Левитан страстно любил музыку, чутко понимал ее красоту, и не раз проводили мы целые вечера за музыкой. Я играла, а он сидел на террасе, смотря на звезды и отдавшись думам и мечтам».

Тут Софья Петровна ставит точку. Но легко можно предположить, что было после музицирования: переполненный музыкой и зажженный ее романтическим огнем, Левитан замирал в теплых объятиях зрелой женщины. Удовлетворив страсть, она гладила его по голове и говорила о том, какой он замечательный человек и какой гениальный художник. И Левитан испытывал приятность, и Кувшинниковой было удобно и хорошо: «натура» заканчивалась, и она спокойно возвращалась к мужу и своему салону, долго еще перебирая в памяти и звездные вечера, и ласковые руки Левитана…

Еще одно свидетельство об отношениях Левитана и Кувшинниковой оставила Татьяна Щепкина-Куперник. Она нарисовала такой портрет Софьи Петровны:

«Это была женщина лет за сорок, некрасивая, со смуглым лицом мулатки и вьющимися темными волосами и с великолепной фигурой. Она была очень известна в Москве… Она писала красками (и очень хорошо, главным образом, цветы), прекрасно играла на фортепиано; в молодости носила мужской костюм и ходила на охоту, а позже ездила с художниками на этюды на Волгу в качестве полноправного товарища. В городе у нее бывала «вся Москва» – писатели, артисты, художники… Муж у нее был терпеливый, молчаливый. Вся его роль сводилась к тому, что он часам к двенадцати отрывался от шахмат, за которыми сидел с каким-нибудь приятелем, и, входя в гостиную, где читали, пели, играли и разговаривали, приглашал:

– Пожалуйте закусить, господа!»

Антон Павлович Чехов не любил Софью Петровну, не нравились ему почему-то и ее отношения с Левитаном, и, пользуясь своим писательским правом, он написал рассказ «Попрыгунья», в котором вывел в качестве героев Левитана, Софью Петровну и ее мужа. Возник скандал. В связи с ним Чехов жаловался одной из своих корреспонденток:

«Можете себе представить, одна знакомая моя, сорокадвухлетняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей «Попрыгуньи», и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика – внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор, и живет она с художником».

Левитан, узнавший себя в художнике Рябовском, тоже обиделся на Чехова, между ними произошла ссора, и даже поговаривали, что Левитан вызовет Антона Павловича на дуэль. Дело до дуэли не дошло, но верные друзья после этого стали бывшими друзьями. В конце концов их помирила Щепкина-Куперник.

Однако вернемся еще раз к воспоминаниям Татьяны Щепкиной-Куперник. Она подробно описывает, как Софья Петровна и Левитан сняли старинное имение Островно, недалеко от Меты, «и Софья Петровна на все лето пригласила меня с молоденькой приятельницей: она любила окружать себя молодыми лицами… Левитан очень нас любил, звал «девочками», играл с нами, как с котятами, писал нас в наших платьицах «ампир», меня в сиреневом, а ее в розовом…»

Словом, вся компания жила весело, как лесные нимфы вместе с лесным Паном.

«Софья Петровна была ласкова, весела, ходила в каких-то невероятных греческих хитонах или утрированно васнецовских шушунах и по вечерам играла Лунную сонату… а Левитан слушал, жмурил от удовольствия глаза и по своей привычке протяжно вздыхал…

Но идиллия нашей жизни к середине лета нарушилась, – повествует Щепкина-Куперник. – Приехали соседи, семья видного петербургского чиновника, имевшего поблизости усадьбу. Они, узнав, что тут живет знаменитость, Левитан, сделали визит Софье Петровне, и отношения завязались. Мать была лет Софьи Петровны, но очень soignee, с подкрашенными губами (С. П. краску презирала), в изящных корректных туалетах, с выдержкой и грацией петербургской кокетки… И вот завязалась борьба.

Мы, младшие, продолжали свою полудетскую жизнь, а на наших глазах разыгрывалась драма… Левитан хмурился, все чаще и чаще пропадал со своей Вестой «на охоте», Софья Петровна ходила с пылающим лицом, и кончилось все это полной победой петербургской дамы и разрывом Левитана с Софьей Петровной…»

Кувшинникова еще продолжала борьбу, писала письма Левитану, умоляла его вернуться к ней, укоряла, обвиняла в неблагодарности, но все тщетно, как говорится, поезд ушел. Левитан из одних цепких дамских объятий перешел в другие, не менее цепкие. Ну а Софья Петровна? Надо отдать ей должное: она нашла в себе мужество и в своих воспоминаниях благодарственно и весьма благородно описала восемь лет жизни, проведенных рядом с Левитаном.

Итак, Софью Кувшинникову заменила Анна Турчанинова, Анна Николаевна, хозяйка имения Горки (нет, не Ленинские, другие, в сторону Рыбинска, станция Троица). И опять же, как в первом случае, Анне Николаевне эта связь-союз-дружба была весьма удобна: замуж за Левитана выходить не надо, а держать его возле себя в качестве наперсника души и тела приятно: красивый и модный художник, к тому же страстный, – все это не могло не льстить самолюбию.

Одно плохо: очень взрывной, непредсказуемый человек. Вдруг увлекся младшей дочерью Анны Николаевны Варварой, по прозвищу Люлю, подарил ей этюд «Букет васильков», признался в любви, та в смятении. Левитан тоже: мать, дочь – кому отдать предпочтение? И все это на фоне постоянной левитановской тоски, неудовлетворенности творчеством, душевного терзания. 21 июня 1895 года Левитан пытается разрубить душивший его узел и стреляется. Неудачно. Остается жить. Анна Николаевна нежно за ним ухаживает. Постепенно в ее отношениях к нему происходит перелом: все меньше любовных чувств, все больше материнских. Практически Левитан был связан с Турчаниновой до самой своей смерти. В одном из сохранившихся писем к Турчаниновой (24 января 1899 года из Москвы) Левитан обращается к ней: «Здравствуй, дорогая моя женушка Анка!» Выходит, считал ее за жену де-факто.

Кстати о женитьбе. Официально Левитан так и не был женат, хотя к этому его иногда и подталкивали. Еще одной своей корреспондентке и приятельнице Елене Карзинкиной Левитан писал из Италии 9 апреля 1897 года: «…12-й пункт Вашего последнего письма – жениться? Да? Об этом поговорим. Теперь не могу – головы нет, да и на воздух хочется. Душевно Ваш Левитан».

Как видим, Левитан уходил от серьезного разговора о женитьбе. Ускользал как угорь.

«Последние два года я его почти не видела, – вспоминает Елена Андреевна. – Я вышла замуж, и так как моя свадьба была в деревне, я никого из художников не звала. Муж (писатель Н. Д. Телешов. – Ю. Б.) говорил потом, что Левитан на меня за это немного обиделся».

Короче, свадьбы справляли другие, а Левитан оставался одиноким. Со стороны это выглядело противоестественно, и однажды один из учеников художника, перехватив взгляд Левитана, устремленный на играющих детей, с ребяческой непосредственностью сказал:

– Вот, Исаак Ильич, женились бы, были бы у вас маленькие левитанчики.

«Левитанчиками» были лишь его ученики.

Не только семья и дети его пугали (он понимал, что это требует немалых физических усилий, помимо всех прочих), но из-за сердечного недомогания он в последние годы своей жизни побаивался и интимных контактов с женщинами. В одном из писем Чехову Левитан писал из Наугейма: «Согрешил здесь – и я чувствую себя вновь неважно. Видно, совсем надо отказаться от любви и только смотреть, как друзья совокупляются! Горько до слез!»