Норман Лебрехт - Кто убил классическую музыку?

• Название: Кто убил классическую музыку?
• Автор: Норман Лебрехт
• Издательство: «Классика-XXI»
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89817-202-2

На вопрос, вынесенный в заглавие своего бестселлера, авторитетный английский критик и публицист отвечает: с музыкой «расправились» агенты, импресарио и владельцы крупных бизнес-корпораций, политика которых направлена исключительно на извлечение прибыли.

Стремясь показать механизмы функционирования музыкальной индустрии, автор описывает скрытые пружины блистательных карьер и рисует выразительные портреты тех, кто, оставаясь неизвестным широкой публике, дергает за ниточки из-за кулис.

Однако Лебрехт не считает, что классика «убита» окончательно и бесповоротно, она вполне может возродиться «при условии разрушения системы звезд и восстановления здоровой экономики».

Книга адресована всем, кому небезразличны судьбы музыки и культуры в современном мире.

---

Вик Хойленд и Дэвид Соуэр остались беспризорными после ухода «Универсаль» из Лондона. Энтони Гилберта и Джорджа Николсона отверг «Шотт». Тревор Уисхарт был ведущим сочинителем электронной музыки в Англии. Энн Бойд однажды смогла опубликоваться в издательстве «Фабер».

Этот список жертв английского обвала далеко не полон. Заслуживающие внимания авторы имелись и в других странах, и Коллеран надеялся, что поможет им, если убедит компании, занимающиеся исполнительским искусством, трансляциями и записями, заново оценить их достоинства. Ведь в эпоху ужесточения законов об охране авторских прав и неуклонного расширения каналов распространения отчаяние композиторов достигло масштабов, невиданных со времен Французской революции, а путей выхода для их эмоций оставалось все меньше. Гармонизация европейского законодательства, продлившая срок действия авторского права до семидесяти лет после смерти сочинителя и принесшая неожиданное богатство наследникам Томаса Манна и Джеймса Джойса, обошла своими благодеяниями композиторов, чьи права чаще всего находились в руках издателей. Музыкальные издательства стригли купоны с контрактов, датированных еще 1901 годом, — главным образом «за счет фондов наследия композиторов», как объяснял ведущий консультант по авторскому праву[834]. Композитор в наши дни оказался в числе самых обделенных.

Это бесправие уходило корнями в условия контракта, почти не изменившиеся со времен Наполеона. Если писатели передавали издателям права на свои книги лишь на тот срок, пока эти книги печатались, и далее на ограниченный период времени, обычно от десяти до двадцати лет, то от композиторов, подписывавших контракты с музыкальными издателями, требовали, чтобы они навечно отказались от прав на свои сочинения. «Если вы подписываете контракт с крупным издателем, вы отдаете ему свое право первородства», — жаловался один американский композитор[835]. Те немногие, кто зарабатывал больше остальных, следуя примеру Леонарда Бернстайна, могли создавать собственные издательские фирмы и временно передавать права на партитуры крупным издательствам для распространения во всем мире. Но тем, кому не удавалось достичь звездного ранга, приходилось принимать условия издателей и при этом считать, что им повезло. Для большинства композиторов шансы услышать исполнение своего сочинения и увидеть его напечатанным в наши дни стали меньше, чем во времена Моцарта. В начале двадцатого века в мире насчитывалось около двух дюжин музыкальных издательств международного значения. К середине века их оставалось полдюжины. В конце века остались только три крупные издательские группы. Переход классической музыки под эгиду крупных корпораций вел к ее вымиранию в печатном виде, как, впрочем, и во всех остальных.

XIII Хозяева вселенной

Когда Марку Хьюму Маккормаку было шесть лет, его крестный отец, поэт и историк Карл Сэндберг, написал в его честь стихотворение, озаглавленное «Юный Марк надеется». Несколько неровных строф вряд ли заслуживали публикации, но, поскольку Сэндберг был биографом Линкольна и национальным кумиром, они вскоре появились в журнале «Гуд хаускипинг». Название говорило само за себя: юный Марк приставал к старику с какими-то просьбами, а Сэндберг, с присущей поэту прозорливостью, прочел в глазах мальчика, что если юный Марк на что-то надеется, то юный Марк обычно это получает.

Марк Маккормак гордится этим стихотворением. Однако, упоминая о нем сегодня, он дает ему другое название, словно отличная память изменила ему. Он называет стихотворение «Юный Марк с надеждой ждет»[836], тем самым превращая мальчишеское нытье в нечто немного более серьезное. Повзрослев, он уже ничего не ждал.

Характер Маккормака сформировался в том самом 1936 году, когда Сэндберг написал стихотворение, после почти смертельной автомобильной катастрофы. Мчавшаяся на огромной скорости машина разбила ему голову, он видел у своей больничной койки родителей, думавших, что он не выживет, — и, несмотря на терзавший его самого страх, приказал себе выжить. Поскольку ему запретили заниматься силовыми видами спорта, он стал серьезно заниматься гольфом и однажды, твердо настроившись на победу, нагрубил дядюшке Сэндбергу, пришедшему поиграть просто ради удовольствия. В пятнадцать лет он победил на чемпионате средних школ в Чикаго и рассчитывал на новые победы в колледже. Потом он встретил Арнольда Палмера[837]* и понял, что не сможет его победить. Палмер был лучшим игроком в гольф из всех, с кем он встречался или мечтал встретиться. Маккормак продолжал играть, но в его игре уже не было прежней страсти. Он не видел смысла в занятиях спортом, в котором не мог победить. Марк Маккормак всегда хотел быть только первым.

Никто не может объяснить, почему он так хотел этого. Может быть, в какой-то степени потому, что он был единственным, чудом выжившим ребенком в американской семье среднего достатка, росшим в эпоху безграничных надежд. Его мать была «очень четкой, очень организованной особой… перед тем, как лечь спать, она накрывала стол к завтраку — она всегда была очень пунктуальной и никогда не меняла установленный порядок вещей»[838]. Маккормак размечал свою жизнь словно по линейке: на листочках желтой линованной бумаги он составлял расписание каждого дня с точностью до четверти часа и вычеркивал каждое дело сразу же после его окончания. Стремясь сохранить в памяти все, что с ним происходило, он ежедневно записывал, сколько часов спал, что ел и пил, сколько времени занимался гимнастикой; он может с точностью до минуты рассказать вам, что делал в любой день недели полгода назад. В посвящении своей первой книги он благодарил мать за преподанную ему «науку о том, что деньги стоят того, чтобы о них заботиться». Отец, издатель журналов для фермеров и далекий потомок шотландского философа свободного рынка Дэвида Юма, удостоился благодарности за то, что научил его, «как важно с пониманием относиться к чувствам людей»[839]. Сочетание этих двух наук дало невероятный эффект. Маккормак руководствуется двумя девизами. «Никогда не недооценивай значение денег» — провозглашает он на публике. «Наблюдай активно и настойчиво» — командует его внутренний голос.

Он получил степень юриста в Йельском университете, проходил воинскую службу в Джорджии, женился, стал отцом четырех детей и по-прежнему играет в гольф. Профессионалы по-прежнему показывают ему свои контракты. В 1960 году, в возрасте тридцати лет, он стал агентом Арнольда Палмера. Тридцать лет спустя Палмер оставался самым высокооплачиваемым спортсменом — в год он получал двадцать миллионов долларов[840]. Его имя красовалось на автомобилях и футболках; в Японии процветали чайные домики Арнольда Пал мера. Маккормак установил цену успеха и продал его гораздо дороже, чем, как все думали, он мог стоить.

После того, как Палмер стал первым миллионером от гольфа, в новое агентство Маккормака, «Интернэшнл менеджмент груп», потянулись и другие игроки. Первыми пришли Гэри Плейер и Джек Никлое, единственные реальные соперники Палмера. Имея в кармане трех чемпионов, Маккормак мог диктовать условия благонамеренным любителям и престарелым профессионалам, руководившим джентльменскими играми. Маккормак просил для своих игроков всего побольше — побольше соревнований, побольше призовых денег, побольше славы.

Когда теннис начал утрачивать свой любительский статус, Маккормак привлек в агентство чемпионов Уимблдона Рода Лейвера и Маргарет Корт, а за ними пришли лучшие из оставшихся. Получив доступ в маркетинговую службу Уимблдона, он отодвинул в сторону старых полковников и тех, кто когда-то служил в колониях, чтобы они не мешали ему повышать доходность чемпионата — с ничтожных тридцати шести тысяч фунтов в 1968 году до четырнадцати миллионов фунтов в 1993-м; иными словами, каждый игровой день обеспечивал прибавку в миллион фунтов. На следующий год Маккормак удвоил эту сумму и довел ее до 27,9 миллионов. «Творческий подход Марка Маккормака, международного телевизионного консультанта Всеанглийского теннисного клуба, к продажам чемпионатов привел к невероятному росту доходов», — отмечала «Таймс».

Для достижения этих показателей Маккормаку пришлось изменить искусство преподнесения зрелищ. Он распорядился вычистить и вымостить вечно грязные аллеи, отгородить привилегированные зоны для компаний-спонсоров и их гостей, которых они могли бы. свободно принимать в уютных палатках. Пока настоящие болельщики безнадежно стояли в очередях под дождем, финансисты потягивали шампанское, а теннисное начальство беспомощно разводило руками. «Сначала Маккормака допустили к изысканию средств… а потом оказалось, что он постепенно прибрал к рукам этот вид спорта», — сказал Филлип Шартрье, президент Международной федерации тенниса[841].