Гильермо Инфанте - Три грустных тигра

• Название: Три грустных тигра
• Автор: Гильермо Инфанте
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89059-207-1

«Три грустных тигра» (1967) — один из лучших романов так называемого «латиноамериканского бума», по праву стоящий в ряду таких произведений, как «Игра в классики» Хулио Кортасара и «Сто лет одиночества» Гарсии Маркеса. Это единственный в своем роде эксперимент — опыт, какого ранее не знала испаноязычная литература. Сага о ночных похождениях трех друзей по ночной предреволюционной Гаване 1958 года озаглавлена фрагментом абсурдной скороговорки, а подлинный герой этого эпического странствия — гениальный поэт, желающий быть «самим языком».

В 1965 году Кабрера Инфанте, крупнейший в стране специалист по кино, руководитель самого громкого культурного журнала первого этапа Кубинской революции «Лунес де революсьон», уехал с Кубы навсегда и навсегда остался яростным противником социалистического режима. Сначала идиологические препятствия, а позже воздействие исторической инерции мешали «Трем грустным тиграм» появиться на русском языке ранее.

---

Адреналин — 0. Красные шарики — 0. Реакция Маркса — отрицательная. Юмор — не воспринимается.

— Дома Рине?

— Йеп.

Он рванул с места, подражая Гэри Куперу, и сдвинул на затылок воображаемую ковбойскую шляпу. Он играл Белого Рыцаря, спасителя. Куэ, спаситель.

— Сегодня исполнился год, как мы не виделись, — сказал я густым мексиканским голосом Кэти Хурадо из «Ровно в полдень».

— Йеа, йа знайюу, — отвечал Гэри Купер с техасским акцентом. Запад по-испански, из уважения к публике. Самокритика.

— Что сказал Рине?

— Открыл рот.

— Широко?

— Глубоко.

— Широкая душа.

— Глыба, — сказал Куэ.

— Ринозавр, сказал бы Бустрофедон.

— Ктоэта Рине? — заинтереовалась Беба.

— Природный катаклизм, — сказал Куэ.

— Исторический.

— Нет, ну, мущщина женщина или кто?

— Или кто, — сказал я.

— Наш друг, карлик, — сказал Куэ.

— Карлик? — задумалась Магалена. — Часом, не знакомый Кодака, журналист?

— Йеп.

— Он самый, — сказал я.

— Да я ево видила, никакой он ни карлик. Он такой примерно.

— Раньше был.

— Как так был?

— Не прошел безусадочную обработку, — сказал Куэ.

— Чиво?

— Скукожился, красавица, — сказал я. — Наелся шампиньонов, галлюциногенных грибов, гробов, сделал пф-ф-ф-ф-ф и сдулся.

— Теперь он самый высокий карлик в мире.

— Во заливает! — сказала Магалена. — Думаите, мы вэту брихню паверим?

— Мы же верим, почему бы и вам не поверить, — ответил Куэ.

— Женщины ничем не лучше мужчин, — добавил я.

— Хотя против них лично я ничего не имею, — сказал Куэ.

— И я, — сказал я. — Более того, многие мои близкие друзья — женщины.

Они засмеялись. Не прошло и года, мы смеемся.

— Серьезна, кто эта такой? — спросила Беба.

— Наш друг, изобретатель, — сказал Куэ, — серьезно.

— Раньше его звали Фриней, но с годами «Ф» и «Й» выпали. Недостаток кальция.

— Теперь он Рине, да к тому же Леаль.

— Но он все равно великий изобретатель, — опередил я Куэ, чтобы игра не заехала в семантику.

— Паттрясающий! — сказал Куэ с радионапором.

— Да бросьте! — сказала Магалена. — Нет на Кубе изабритатилей.

— Какие-никакие, а есть, — сказал я.

— Тут все привазное, — сказала Магалена.

— Какой ужжжас! — ужаснулся Куэ. — Женщины, не веряющие в свою родину, разрешаются недоносками.

— Не хватает только, — сказал я, — Белый рыцарь, твоих изобретений.

— Национальной идеи тут не хватает, — сказал Куэ, будто на торжественном митинге.

— Взгляните на японцев, — указал он куда-то вдаль. — Нет, их уже не видать. Растворились за историческим горизонтом.

— Кроме того, — сказал я, — Рине — иностранец.

— Правда? — спросила Беба — Откуда?

Снобизм сильнее духа: он дует где хочет.

— На самом деле, он апатрид, — сказал Куэ, — он везде иностранец.

— Да, — сказал я, — он родился на судне, принадлежащем «Юнайтед Фрут», зафрахтованном в Гватемале под либерийским флагом и находившемся в нейтральных водах.

— У андоррца с гражданством Сан-Марино и литовки, путешествовавшей с пакистанским паспортом.

— Я уже сю голаву сламала, — сказала Магалена.

— Такая уж у них, у изобретателей, жизнь, — сказал я.

— Гений способен вынести все, что угодно, — сказал Куэ.

— Кроме невыносимого, — сказал я.

— Падруга, ни полслову ни верь, — сказала Беба. — Они тьбе лапшу на уши вешают.

Где я раньше это слышал? Должно быть, какая-то историческая цитата. Цеховая мудрость. To the unhappy few[162].

— Серьезно, — весомо произнес Куэ, — он гениальный изобретатель. Возможно, не было ничего подобного с тех пор, как изобрели колесо.

Беба и Магалена заполошно расхохотались — показать, что поняли. Только взялись они за колесо не с той стороны. С оси. Соси. Сосу. Сексу.

— Я совершенно серьезно говорю, — сказал Куэ.

— Совершенно серьезно, он серьезно говорит, — сказал я.

— Величайший изобретатель. Г. Лыба.

— А што он изабритает?

— Все, что еще не изобрели.

— А больше ничего не изобретает — не видит смысла.

— Однажды ему воздастся по заслугам, — сказал Куэ, — в его честь будут называть избранных.

— Вроде Катулла Мендеса, например.

— Или Ньютона Мединильи, был у меня такой учитель физики в очередном воплощении.

— Или Вирхилио Пиньеры.

— Или Звезды, ci-devant[163] Родригес.

— А что скажешь насчет Эразмито Торреса? Он сейчас в Масорре, в дурке.

— Врачом?

— Нет, пациентом. Но по выходе донесет до нас достоверные новые данные о сумасшествии. Похвала Масорре.

— Не сомневаюсь. Словом, переиначивая Грау, на всякого мудреца довольно Рине.

— Эй, мальчики, априделитесь уже, что там этат Рине изабрел.

— Будь покойна, крошка, сейчас мы тебе огласим список.

Куэ, не отрываясь от руля, изобразил, будто он герольд и зачитывает длинный перечень, развернув невидимый свиток.

— К примеру, Рине изобрел дегидрированную воду, и это бросок в научном мире, который не отменит жажды, проблемы, которая, как известно, все острее стоит в Аравии. Просто подарок для ООН.

— И ведь гениально просто.

— Всего-то и нужно, что кинуть в карман джильбаба пару таблеток воды и пускаться вниз по пустыне.

— Или вверх. Тогда придется подталкивать верблюда под зад.

— Бредешь, бредешь, бредешь, бредешь, а навстречу ни оазиса, ни нефтепровода, ни голливудской съемочной площадки, что же — ложись да помирай? Хрена лысого! Достаешь таблеточку, бросаешь в стакан, разводишь водой и получаешь стакан воды. Быстро растворимо. Таблетки достаточно на двух бедуинов. Конец империалистическому шантажу!

Они не засмеялись. Не поняли. Ждут настоящих изобретений, что ли, или новых колес? Продолжим. Христианство, коммунизм и даже кубизм тоже поначалу не были поняты. Осталось лишь найти свой собственный Аполлинарис.

— В настоящий момент он работает над таблетками дистиллированной воды. Будет гарантия от микробов.

— И одновременно изобретает разные другие штуки. Нож без лезвия с отсутствующей ручкой, допустим.

— Или свеча, которую не загасить никаким ветром, — сказал я.

— Светлая идея.

— А какая простая.

— Эта как?

— На каждой свече оттиснуто красной краской: «Не зажигать».

— Сначала он думал, красить свечи в красный, а по ним черным писать «Динамит», но выходило уж как-то чересчур барочно. Кроме того, нельзя было поручиться за самоубийц и астурийских шахтеров.

— И террористов.

Не смеются.

— Еще одно гениальное изобретение — городской презерватив.

Нечто, отдаленно напоминающее хихиканье.

— Целый город накрывается надутым нейлоновым мешком.

— Это изобретение относится ко временам, которые когда-нибудь станут известны как Резиновый Период творчества Рине.

— Он будет защищать тропические города от зноя, продуваемые — от ветра, а северные — от холода.

— А вот от загрязнений и поллюций не будет, — сказал я.

— А еще, — сказал Куэ. — Можно будет контролировать осадки локально, потому что мешок снабдят молниями, чтобы открывать в том или ином месте и проливать скопившуюся наверху воду. Метеорологи только и будут, что говорить: Сегодня ждите дождя в районе Ведадо, к примеру, а потом на пульте управления мешком нажимать: ливень в Ведадо, пожалуйста.

Замешательство в женских рядах. Но нас уже понесло.

— Также к этому периодическому периоду относятся резиновые улицы, по которым ездят машины с колесами из асфальта или бетона, на усмотрение владельца. Нехитрое вложение в отсутствие передвижения.

— Только подумайте, какую кучу денег сэкономят аутолюбители будущего.

— У этого изобретения имеется тем не менее один досадный недочет. Небольшой, но противный. Улица может проколоться. В этом случае достаточно сообщения по радио. Радио «Часы» предупреждает: Пятая авенида закрыта в связи с проколом, обнаруженным сегодня утром. Просим сеньоров автомобилистов воспользоваться Третьей или Седьмой, пока не завершатся работы по накачиванию. Пип-пип-пип. Больше изобретений в следующем часе.

Уже даже не говорят.

— Потом еще он изобрел движущиеся города. Вместо того чтобы ехать в них, они сами приезжают. Идешь на вокзал…

— Я один? А ты идешь?

— Да не важно. Будет царить равноправие. Вокзал всех повязал. Так вот, мы с тобой двуедино стоим на перроне. — Когда прибывает Матансас? — спрашиваешь ты у проводника. С минуты на минуту должен подойти Матансас, если без опоздания. Сзади другой голос. Камагуэй во сколько? А вот Камагуэй слегка задерживается. По громкоговорителям передают: Внимание, пассажиры, следующие в Пинар-дель-Рио! На платформу три прибывает Пинар-дель-Рио. Будьте внимательны! Пассажиры, следующие в Пинар-дель-Рио, берут низкий старт, хватают багаж и запрыгивают с платформы в город, отправляющийся дальше.