Юрий Ищенко - Черный альпинист

• Название: Черный альпинист
• Автор: Юрий Ищенко
• Издательство: ВТОВ, А.С.К., Диамант
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7707-9690-1

…Страшная и мерзкая, не для нормальных людей затея. Но именно ее предложили долбанные аналитики из теплых кабинетов с компьютерами и прочей ерундой. Отправлять людей в одиночку, автономно на поиск… Но посланные погибали. Двоих нашли еще живыми, оба обмороженные и свихнутые от страха или мучений. Почти кандидаты в новые Черные Альпинисты…

Вниманию читателя предлагается «крутой» криминальный роман молодого, но безусловно талантливого писателя Юрия Ищенко.

---

— Ну вот, а говорил, что против наркотиков. Из этих листьев роскошные напитки перегоняют. На сутки с ног сшибает. Мне чабаны давали пробовать на Иссык-Куле.

Тахир кивнул, выбросил остатки кислинки, пошел дальше. Когда, пройдя по «ребрам» половину Пионера, они оказались на противоположном турбазе склоне, Сашка сказал перед спуском в ущелье:

— Судя по всему, тебе тяжело. Но если не поднажмем, то под Жингаши не заночуем, вон там. Речку будет тяжело форсировать. Мы как-то с утра помучились, а к вечеру воды больше. Поэтому жми, Таха, жми. Сильно опаздываем.

Опять разгрузил рюкзак Тахира, забрав почти все железяки. Подвесил ему на пояс карабин, пропустил веревку и закрепил второй конец у себя на поясе.

— Если здесь полетишь, можешь не остановиться, — объяснил. — Здесь осыпи свежие, мелкие, просто гадость, а не осыпи.

Тахир сорвался и полетел минут через пять. Сперва вниз головой, прямо мордой в острую гальку зарывшись, потом развернулся на ходу, перевалился на спину. Недоумевал, падая, чего это Сашка его за веревку не тормозит. А потом сам исхитрился встать, глянул наверх и догадался: особой опасности не было, склон чистый, без скал и обрывов, и спускал Тахира, как мешок, кубарем, чтобы время поберечь. Сам Сашка спустился огромными прыжками. Удивительно, но Тахир ни звука не испустил — сам заслужил. Как свинья на поводке. Но если надо — он здесь пройдет и один.

В семь вечера, мокрые и пыхтящие после жуткой переправы, они вышли по плоскогорью с выжженной чабанами травой (чтобы пеплом пастбища удобрить к следующему году) на место ночевки. Сашка снял с Тахира рюкзак, сбросил свой и заспешил готовить лагерь: дрова, место для палаток, сушить подмоченные вещи. Тахир не вмешивался, лежал на спине и смотрел в закатное, терзаемое мутной желто-фиолетовой гуашью небо. Лишь через полчаса нытье поутихло, дыхалка успокоилась, стало хорошо и прохладно. В котелке над пламенем скворчала тушенка с крупой, на палках коптились штормовки. Сашка с молотком осматривал крючья, иногда отбрасывая в костер ненадежные.

Сашка тоже остыл, что-то бормотал, суетился, кашу подсаливал. Тахир следил за ними, забывая поддерживать беседу. И впервые за весь день ощутил какое-то беспокойство. Надо бы о чем-то спросить Сашку, узнать, — думал он. Вот какой он сейчас, почему они совсем друг друга не понимают, а воспоминание об общем прошлом вызывает протест, если не отвращение. Вместе тренировались, стишки писали, по девчонкам страдали, потом к этим девчонкам ночами на пару в окна лезли. Нет, к двум, конечно, не к одной и той же. Хотя вот с Натали зависли на несколько лет, оба, но Тахир первым опомнился и свалил подальше…

Он вглядывался в лицо Сашки: тот накануне восхождения, каким бы будничным ни выглядел завтрашний пятитысячник для него, собрался, стал серьезнее и спокойнее. И наверняка все, не касаемое горы, отошло у него, забыл, потому что оно, это остальное, для него ничего не стоит. Ничего не значит. Так вот. Сейчас у Тахира друзей не было, разве что Марина, но разве женщину определишь в друзья? А кого в прошлом, кроме Сашки, он назвал бы другом? Армейские дружки — тоже совсем другое. Тахир напрягся, задумавшись, решил: армейская дружба основана на взаимовыручке, настоящая — на взаимопонимании. А поймешь того, кого давно знаешь? Вот Сашку он давно знал, но ничего не понимал.

— Может, ты уже в Бога веришь? — насмешливо спросил Тахир.

— Точно. Верю, — кивнул, словно поджидая, Сашка. — Здесь не отвертеться, понимаешь ли… Душа быстро взрослеет, и все эти примочки, что в школах и институтах вдалбливались, разлетаются вдрызг! Не до них, когда вокруг это. Космос, мир, бездны. И лица уже не лица, а лики, личины, рожи, все наружу. Здорово! Тебе придется тоже… Мусульманством заняться. Ты же точность любишь, традицию уважаешь. Придется что-то в себе точно определить, назвать и исполнить. Лет через пять.

— А почему так нескоро? — иронично сказал Тахир. — Ты уже определил, а я — потом. Но ты говори, говори, мне интересно.

— Здесь время быстрее идет. А говорить нечего. Завтра будет, если не скверный, то просто трудный день. Есть такая история про Жингаши… Не слышал?

— Нет.

— Нда, накануне подъема лучше не рассказывать. Как-нибудь потом. Давай, доедай все и спать.

Сам Сашка из котелка почти не ел. Достал небольшой кочан капусты и, нарезая куски, так и съел сырым. Тахир сырую капусту терпеть не мог, поэтому категорически отказался. Заснули оба мгновенно, оставив рдеться угли, чтобы немного теплом обдавало. И вещи посушатся, как следует.

С утра весь Жингаши затянуло облаками. По низине, в которой они ночевали, ползли длинные полосы тумана. Было гораздо холоднее, чем в предыдущую ночь. Солнце холодно поблескивало из-за горного отрога. Надо было подняться вплотную к скалам, а там уже заняться завтраком и подготовкой к штурму. Тахиру было легче, чем вчера: и побои забылись, и мышцы втянулись в новый режим. Уже под скалами, прыгая по камням, заметили первые снежинки. Они, легкомысленно кружа и порхая, неслись сверху, прочь, куда-то к реке, к зеленой долине. И еще не верилось, что грядет ненастье. Шли очень быстро, но Сашка матерился непрерывно, поглядывая на небо и вершину. За полчаса поели, нацепили на себя «кошки», веревки и поползли по скале. Первым, естественно, Сашка.

Скалы, передышка, скалы, скалы, первая серьезная стенка с отрицательным уклоном метров пятьдесят, первый неудачный крюк, когда Тахир болтался на шнуре, заглядывая в бездну под собой, — все это было до полудня. Вышли на первую вершину. Жингаши имел их три, теперь по ледникам траверс на самую высокую: здесь уже начиналась легкая пурга, шалил камнями и льдом ветер, а под пиком их ждала «отрицаловка» с карнизами, метров триста. Это был самый сложный маршрут, но для Тахира только этот и годился. Чтобы выполнить норму.

Они снова запаздывали из-за Тахира. У него разболелось ребро, прямо на ходу стошнило, хорошо, что Сашка не оглянулся, а то бы повернули. Не мог прыгать даже через небольшие трещины — приходилось навешивать веревки. Со страшной болью поднимался на карнизы, ведь приходилось подтягивать себя на руках, а от усилий ребро ходуном ходило, кроша все остальное в животе. В глазах появилась красная рябь, Перед последней стенкой, той, разрядной, стояли минут десять. Молча. И когда уже Сашка вбил пять крючьев, ушел наверх на несколько метров, Тахир сказал негромко, уверенный, что Сашка не услышит:

— Ты переспал с Маринкой.

Сашка склонился, глядя ему в лицо, помолчал.

— Извини, — сказал не смог ничего добавить, принялся орудовать молотком.

Через час они брали последний снежный карниз. Сашка очутился там первым. Тахир тоже влез самостоятельно. Отошел к стене, закашлялся, сплюнул кровью на ладонь (перчатки изорвались, студило и покалывало пальцы). И услышал треск — карниз рушился! Тахир лихорадочно, автоматически вбил в каменную плиту крюк, подсоединил себя. Сашка же стоял на самом краю карниза, чтобы рассмотреть путь к вершине, — там ревел ветер, и он ничего не слышал, не обернулся. Лишь когда огромная глыба смерзшегося снега, дрогнув, начала отделяться от скалы, обернулся. Резко напрягся, чтобы прыгнуть к скале, к Тахиру. Но плита уже заваливалась, он оказался в ее нижней точке, и прыгать было бесполезно. Если бы плита оказалась над падающим Сашкой, то Тахира, связанного с ним веревкой, тоже бы сорвало с камня, никакие крепления бы не выдержали. Тахир успел об этом подумать, смотря в запрокинутое лицо Сашки, и сам ждал этого последнего рывка. И решил что-то крикнуть перед смертью.

— Марина моя!.. — сказал хрипло.

А Сашка исчезал почему-то улыбаясь. Отвалилась и унеслась глыба. Тахир стоял ничего не понимая. Посмотрел на свое крепление: шелестя, кружилась бухта капронового шнура и свободно уносилась нить вслед за падающим другом. Как-то, того не заметив, Тахир убрал страховочный карабин — и теперь не мог оказать помощь Сашке.

Через минуты две кончилась бухта, — конец улетел в пропасть, извиваясь, как змея, в порывах ветра. Тахир огляделся: сквозь снег ничего не было видно. Тогда вышел из-за камня и без страховки пошел дальше. До шеста, воткнутого в точку абсолютного верха, оставалось метров десять. Он оставил там вымпел, личные опознавательные знаки и, даже не постояв минуты, пошел тем же путем назад. По вбитым Сашкой крючьям это было достаточно просто. Хотя сил у него вообще не было — лишь жажда остаться живым.

Часть вторая ПРОЧЬ ИЗ МОСКВЫ (Москва, осень 1993 года)

«Он вспомнил сказку таллинскую о соколе, который был пойман, жил у людей и потом вернулся в свои горы к своим. Он вернулся, но в путах, и на путах остались бубенцы. И соколы не приняли его. „Лети, — сказали они, — туда где надели на тебя серебряные бубенцы. У нас нет пут, нет и бубенцов“. Сокол не захотел покидать родину и остался. Но другие соколы не приняли и заклевали его».