Юрий Ищенко - Черный альпинист

• Название: Черный альпинист
• Автор: Юрий Ищенко
• Издательство: ВТОВ, А.С.К., Диамант
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7707-9690-1

…Страшная и мерзкая, не для нормальных людей затея. Но именно ее предложили долбанные аналитики из теплых кабинетов с компьютерами и прочей ерундой. Отправлять людей в одиночку, автономно на поиск… Но посланные погибали. Двоих нашли еще живыми, оба обмороженные и свихнутые от страха или мучений. Почти кандидаты в новые Черные Альпинисты…

Вниманию читателя предлагается «крутой» криминальный роман молодого, но безусловно талантливого писателя Юрия Ищенко.

---

Юрий Ищенко ЧЕРНЫЙ АЛЬПИНИСТ

Пролог

Если бы кто решил сходить в маленький город, сравнительно с городами Америки или Китая маленький, который обосновался где-то там, на границе с уйгурской провинцией Народной Республики, а провинция в свою очередь таилась за Гоби, за отрогами Гималаев и Внутренней Монголией от Всемогущего и Безжалостного Пекина, — так вот, тот человечек не дошел бы. Просто нет ни шанса из сотен предложенных ему вариантов. Вот вышел он, скажем, из Петербурга на Неве, пошел прямо и твердо — и уперся в Москву бы, да там бы и сгинул. Ведь во всех окраинах известно, что Москва есть такая буржуазная, гангренообразная клоака на теле прекрасного и борющегося СССР. Клоаки, подобные ей, занимаются тем, что обеспечивают приток душ и тел в бездны под собой (или внутрь себя, пространственные очертания тут несущественны).

Но человечек тот мог бы обогнуть Москву и пойти через Урал, а там тяжело, леса и болота, угольные копи Печоры, свинцовые небеса и поля Магнитогорска, Свердловска, прочих атомных и вонючих излучателей. И дальше леса и степи, где до сих пор беснуются калмыки, крадется по ночам мордва, чуваши устраивают безумные пляски у костров, говорят, даже с жертвоприношениями. Еще есть дивные, чудные пермяки с просоленными хрустящими ушами, еще есть татарва, есть дикие племена хазар на границе пустынь Кызыл-Кум и Кара-Кум. Если не упали до сих пор, дальше полная погибель. Но можно иметь пешеходу с собой деньги (лучше золото с отпечатанной пробой — народы ушлые), купить на границе пустынь верблюда. И поехать дальше, вот туда, в город Яблок и Поднебесья, который улегся промеж пустынь, степей и Гималаев, ехать, качаясь между двух горбов верблюда.

Но только потянется ваш верблюд, шамкая по такыру лепешками подошв, по многовековой памяти немного в сторону, к речному покою Кызыл-Орды или к караван-сараям Самарканда, Бухары, и вы усохнете, спечетесь на нем от солнца. Или случится другое, тоже самое обыкновенное. Едете вы куда надо на своем верблюде, и задница пузырится кровавыми мозолями от ненормальной тряски на горбах, через день или два видите: приехали! Вот он, город у подножья гор.

Все, как рассказывали, он в котловине, в долине, стиснутый горами с трех сторон, а с четвертой ползут к нему языки огненные полупустыни; и небо над ним синее, отчасти выжженное добела, и солнце ярко-желтое слепит, висит вертикально, как стоваттная лампочка в каморке. А город весь скукожился на склоне долины, чтобы не скатиться в пески, и все самое плохое в городе, военные заводы, чадящие фабрики и комбинаты, нефтехранилище, ТЭЦ, огромные свалки, мелкие саманные переулочки, все это осело мусором на дне долины, уже снаружи горной котловины, и просто ждет, когда засыплет песками. А сам город взбегает проспектами к горам, льнет к их подножьям, карабкается на низкие отроги. Сам себя засаживает голубыми тянь-шаньскими елями и огромными садами яблок, черешен, груш, алычи и урюка, чтобы как-то прикинуться началом гор. Зачем ему маскироваться, этому городу? Да потому, что всю жизнь, от первых полей, разрыхленных кетменем тех же уйгуров, первой чайханы и базара дунганских торговцев и сквозь столетие, первого форпоста и станицы военных казаков под названием Верный, — город боялся гор. И боится.

И горы иногда бросают на мусор у своих ног (а именно так предстает с вершин этот вроде не самый грязный в Советском Союзе город) селевые потоки, которые несколько раз сметали город, а он отстраивался. Землетрясения дробили его строения, сравнивая с землей, а город делал вид, что это в порядке вещей, чуть ли не баловство. Снежные лавины пытались забить эту котловину, чтобы из домов и людей кишмиш ледяной сделать. А люди строили плотины и селеуловители в низовьях ущелий, взрывали горы для отводных каналов, чтобы продолжать жить.

Но в каждом то ли гены, то ли с детства въевшийся в зрачки глаз пейзаж с белоснежными пиками над головой, то ли собственный опыт твердят и не дают забыть об уважении к горам. Многие стараются в горы не попадать, ну разве что раз в году, на пикничок, где-нибудь с краешку. И все одно страшно — полно энцефалитных клещей, чумных грызунов, змей всяких, крупного зверья (в особенности кабанов и снежных барсов). Некоторые просто воспринимают как данность эту необходимость уважения и покорности и возводят ее в кодекс. Зазубривают свод законов, а после спокойно лезут наверх, ибо там здорово, радостно, спокойно; и душа твоя чистится, под слоями гноя и грязи разглядишь вдруг в себе чуть ли не младенческие радости и представления. Тело твое молодеет, зрение, нюх, вкус улучшаются, не говоря уже о готовности любви с женщиной. Кстати, женщинам в горах мало везет, и с трудом их там терпят. Как-то из другого теста они, что ли, даже не буду продолжать…

А тот путничек, что отправился верхом на двугорбом верблюде, он сгинул давно. Тельце его высохло на дне арыка стародавнего, а, может быть, дюна песочком присыпала и поволокла с собой. И куда она отвезет эту мумию — неизвестно. Хоть куда. Потому что мираж это был у путника перед глазами, тот самый город у гор; он пошел за миражом, лег передохнуть перед радостной встречей, и все. Потому что не надо идти, не зная точно, куда и зачем ты идешь. Особенно, если идешь в Азию, и совсем уж особенно — если в горы.

Это не мораль, это обычные житейские правила.

Часть первая ПОДЪЕМ (Жингаши, август 1987 года)

Город родной, словно ковер,
Лег у подножья гор.
Как хорошо дышится мне
С Алма-Атой наедине.

Под голубым небосводом
Пахнут сады свежим медом,
Ветер колышет цветы
Милой моей Алма-Аты.

Глава I ОКРАИНА АЛМА-АТЫ

…Главным для новоиспеченного воина было тренировать волю. Например, вчера вечером он и два других счастливчика крепко приняли, около пятисот грамм на каждую грудь, в честь взятого рубежа. Рубеж был если и не самым важным в жизни, то самым определяющим. Их зачислили после трех месяцев проверок, анкет, тестов и медосмотров в штат учреждения. И Тахир поставил будильник на пять утра, на два часа раньше обычного, чтобы успеть пробежаться, пропотеть на перекладине и выбить максимально из тела алкоголь. А еще скурил чуть ли не пачку «Медео»!

Тахир с улыбкой вспоминал эту пьянку: чем больше он и остальные, казах и русский, напивались, тем короче и осторожнее выдавливали из себя фразы, настороженно пошаривая глазами — не сболтнул ли чего? Ведь каждый мог опосля составить отчет о разговорах, надеясь (а в случае криминала — справедливо) на поощрение. Скорее всего, не болтая, и тем более не теряя над собой контроля, способности анализировать и запоминать, придется пить ему всю жизнь. Такая работа. Кто-то бы ужаснулся, а Тахира это размышление наполнило гордостью.

Месяц назад ему исполнилось двадцать два года. За спиной неплохая комсомольская карьера в школе, служба в десантных частях и полгода командировки в Афгане (хотя, если уж досконально, из Кабула не пришлось и носа высунуть, попал в адъютанты к большому начальству). Еще в армии он решил все про будущее, а когда вернулся, поговорил с отцом. И тот поддержал: их соплеменники уважали два пути — к богатству через торговлю и к власти через службу в силовых министерствах. Для торговли, если честно, Тахир не годился, дипломатии — ноль. В торгаши, скорее всего, пойдет его младший брат, любимец родителей Рашид. А вот для самого силового из всех министерств Тахир Нутманов был сущей находкой.

Высокий, плечистый, с фигурой пловца или десятиборца, хотя неуклюжая притацовывающая походка выдавала боксера со стажем. Мастер спорта, однако, а кроме того — KMC по дзюдо (или, по-ненашему, черный пояс), KMC по рукопашному бою, разряды по плаванию и баскетболу. На днях он собирался сделать себе звание мастера по альпинизму. Наверху сказали, что сейчас это ценится. Наверху, шефом по городу, сидел троюродный дядя отца. Сказал еще, что не больше года сидеть Тахиру в Алма-Ате, а дальше поедет учиться в Москву.

Крупные миндалевидные глаза и массивный нос выдавали в нем для живущих в Средней Азии уйгура. И, как полагалось потомку одного из древнейших народов на азиатской земле, на лице его застыло надменное и спокойное выражение, чуть еще нарочитое по молодости лет.

Жил он в микрорайоне «Орбита», поэтому бегать отправлялся на окружное шоссе Аль-Фараби, обозначившее границу между городом и колхозными садами на вплотную нависших плоскогорьях. Два раза по шоссе проносился кортеж «чаек» и «зимов», окруженных милицейскими машинами, — это ездил на близлежащую резиденцию Димухамед Ахмедович Кунаев. И дорога, и все в округе содержалось в идеальном состоянии: цвели все лето красные пионы, желтые и алые тюльпаны, ирисы и розы. И не дай Бог алкашу или желторотому Ромео польститься, навек про цветы забудет. Хотя Тахир с одноклассником Сашкой умели те цветочки тырить лет семь назад.