Анатолий Королев - Искатель. 2014. Выпуск №8

• Название: Искатель. 2014. Выпуск №8
• Автор: Анатолий Королев
• Издательство: ООО «Книги «Искателя»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2014
• ISBN: 0130-66-34

«ИСКАТЕЛЬ» — советский и российский литературный альманах. Издается с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах — литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года — независимое издание.

В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах — ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.

Содержание:

Анатолий Королев МЕДНЫЙ МЕДАЛЬОН (повесть)

Алена Трошкова ФЛОРЕНТИНА (повесть)

Михаил Федоров БУДРИЦА-ПУДРИЦА (рассказ)

Василий Щепетнев ШВЕЙЦАРСКОЕ РОЖДЕСТВО (рассказ)

Ирина Станковская СКОЛЬЗКИЙ ДЖОННИ (рассказ)

---

Складывалось впечатление, что кто-то регулярно настраивал его, скромно довольствуясь тройкой октав. Тот, кто следит и за чистотой, и за благообразием комнаты.

Девушке следовало задуматься об этом, но музыка уже вела се за собой, лишая возможности оглянуться и трезво оценить ситуацию. Волны покоя укачивали ее, уверяя в безопасности и отсутствии тревог, нашептывали успокоительные речи, мягко завлекая в свой призрачный кокон. Новые возможности панорамою развертывались перед ней, а на губах расцветала счастливая улыбка.

* * *

«Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся».

Евангелие от Матфея 5:6

Какая сила заставляет людей раз за разом, от века к веку возвращаться умственно и зрительно к гравюрам и холстам Дюрера, портретам ван Эйка, пейзажам Лоррена? Что притягивает нас к скульптурам Фидия или Скопаса, воодушевляет в надменных кариатидах Эрехтейона? Внимательный взгляд изучает, познает, сравнивает, делая для себя выводы, которые сначала кажутся истинными, но проходит время, и новые поиски становятся неизбежными. Каждый раз новые объяснения и причины, значения и выводы: непременно новые.

Как в густом червонном золоте солнца, отраженного сине-лазурными мягкими волнами, как в смиренных чертах мадонн, так и в сумрачном взоре крылатой женщины с циркулем в руке таятся тысячи тайн, загадок и надежд. Возвращение к истокам столь же естественно, как и дыхание, а поиски первопричины облагораживают не хуже чудесной музыки.

Регулярные исчезновения Флорентины не могли оставаться незамеченными. Ее не в чем было упрекнуть: занятия проходили исправно, в помощи она никогда не отказывала, а к семейному ужину приходила с завидной пунктуальностью. Но при любой свободной минутке она загадочным образом исчезала, будто испаряясь в знойном летнем воздухе. Миссис Деллинг с возрастающей тревогой наблюдала за дочерью, возникшая уверенная целеустремленность которой не могла обмануть ее. Она знала этот горящий пытливый взор, смятенность чувств, резкую сумбурность движений и видела перед собой в тонком абрисе девичьего лица серо-агатовые глаза мужа. Ее любящее сердце не хотело верить, что рок довлеет над ними сквозь поколения.

Был еще один человек, столь же неравнодушный к изменениям в характере и поведении Флорентины и искренне переживавший за нее. Учитель изящных искусств, танцев, этикета и когда-то музыки, мистер Бальдр, с тревогой наблюдал за бывшей ученицей. Он догадывался и о причинах, и о месте постоянного пребывания девушки. В прежние времена он также следовал по заманчивому пути познания, воодушевленный попытками его загадочного друга, мистера Деллинга, но вовремя осознал затягивающую в омут пагубность и скрытую опасность этого пути. Сделав шаг в сторону, он пошел более простой дорогой, оставив в душе отпечаток легкой недосказанности, но с годами привыкший и к ней.

При первых же тревожных признаках он тотчас отправился на поиски той комнаты, скрытой в тупике неподалеку от южной башни, где он когда-то проводил блаженные часы забытья. После долгих и изматывающих поисков, он покорно сдался, осознав, что, однажды свернув с избранного пути, невозможно вернуться.

Его память бережно хранила воспоминания о волнующих днях, наполненных постепенно обретающими материальность мечтами и потрясающими воображение открытиями. Тянущей болью отдавалась в его сердце невозможность прикоснуться к тайнам древних фолиантов, трактатов и рукописей, еще раз услышать и воспроизвести на старом ореховом пианино мятежные пассажи или изысканные мелодии, проникающие в разум и медленно разрушающие его. Некогда забытое, всепоглощающее чувство желания снова овладело им. С каким же надрывным отчаянием он проклинал сейчас свое прежнее благоразумие!

Удивительное понятие — время. Его размеренный шаг незримо сопровождает, поддерживает, подгоняет. Порой оно плавно перетекает журчащим горным ручьем, целительным и благотворным, а иногда — яростно вскипает шумящей морской пеной, стремительной и сокрушительной. Но чаще всего его вечное движение застывает между этими двумя состояниями, преодолев первое, но слишком неопределенное для последнего. Ему сопутствуют ожидание, надежда и страх. От неизвестности веет безысходностью, прочно обосновавшейся в материнском сердце. Словно и не было почти двух десятков лет, прошедших с того страшного мгновения, когда она потеряла опору, когда померкли краски, когда жизнь перестала иметь значение. Казалось, что время пошло вспять или, оправдывая собственную цикличность, снова достигло определенного предела, создав своеобразную петлю Мебиуса. Напряжение парило в воздухе, точно отравленные испарения. Оставалось единственное решение — ждать.

Подобно тысячам людей, снова и снова обращавшим свои взоры к великим картинам или памятникам, книгам или фигурам, Флорентина неизбежно возвращалась в найденную несколько месяцев тому назад комнату, будто влекомая загадочными силами или привязанная прозрачными, но прочными нитями. Не было места уютнее, комфортнее, радостнее и богаче. С каждым разом, заходя в нее, девушка вздыхала свободнее, немедленно освобождаясь от оков повседневных забот и ограничений, жизнь играла яркими фиоритурами, а взгляд осмыслял полновесную красочность бытия.

Воспоминания детства часто оживали перед ней из далекого прошлого, давно осознанно посыпанного пеплом. Только сейчас она поняла, как просто было смахнуть набивший оскомину налет, рассеять пылью позади себя и забыть, к великому счастью, навеки. То всеобъемлющее знание, поиски которого не давали ей покоя еще тогда, в волшебные детские годы, пусть смутные и неопределенные, но глубокие и искренние, оказалось как никогда близко. Стоит приложить чуть больше усилий, и обязательно настигнешь его. Протяни руку — и оно незамедлительно вольется в тебя животворящей силой.

Что есть знание, как не высший свет? Сотканный умами всего человечества, объединяющий эпохи и века, все возраста, лечащий страждущих, но не щадящий равнодушных свет разума. Флорентина упивалась им неустанно.

Жаркое лето достигло апогея. На улице разлилась сухая духота, спирающая грудь. Если рискнуть выйти в парк знойным солнечным днем, то можно попросту потеряться среди мелькающих тут и там ослепительно белых бликов. Напряжение людей будто передалось самой природе, и она, со свойственной ей своенравностью и строптивостью, приняла вызов, а теперь с мстительным удовольствием возвращает его в тройном объеме. Небо раскалилось докрасна, а множество цветов в глубине парка преждевременно и основательно увяли и склонили свои прежде роскошные цветочные головы к самой земле — видимо, в тщетной надежде обрести хоть каплю воды.

Заросли орешника перед широким пейзажным окном желтели, бесстыдно раскрываясь полнотой красок. Их зелень, подобно бедным цветам, уступила место охровой расцветке, но в новом, обновленном состоянии виделся отнюдь не упадок, а ничем не замутненная радость жизни. Словно причудливое время, совершив краткосрочный и стремительный пробег, внезапно остановилось и воплотило в одном из бесчисленных творений природы все упущенное и забытое, весь опыт и страдание, радость и печаль, обогатило содержание, но не тронуло форму.

Невозможно было различить: знойное лето или золотая осень воцарились в расплывающемся мире. Это было и не важно. Те же лучи, что и во все прежние времена, пронизывали насквозь и удивительно меняли ослепительное небо и тонкие листья, беспощадно жгли и уничтожали нежнейшие лепестки, и они же проникали бесконечной таинственной струей во власа играющей девушки, озаряли ее фигуру мягким светом. Казалось, она сама и есть этот свет, беспощадный и благотворный, карающий и милостивый. Она вбирала его в себя, точно сухая губка, но она же его и дарила, отчаянно и бескорыстно.

Блики исполняли свой дикий, неистовый танец на всех видимых поверхностях, они игриво мерцали, подмигивали и снова ускользали от взгляда. Комната воистину представляла собой наглядный пример текучести и непостоянства формы, бесконечных видоизменений и тщетной попытки самовыражения. А бело-золотистые осенние тона напоминали о быстротечности и мимолетности счастья, безмолвно обещая скорое увядание. Может, поэтому блики так радостно скакали, будто в угаре или забытьи, остро чувствуя свою преходящую сущность?

Но до одного места их танец так и не дошел, оставив одну сторону каменного угла неосвещенной. Темное пятно чернело на фоне разгулявшегося веселья света, непримиримым контрастом невольно привлекая внимание. Вскоре Флорентина оторвалась от фортепиано и задумчиво вгляделась в темнеющий угол.

Она медленно приблизилась и, подождав, пока глаза привыкнут к сумрачной темноте и избавятся от возникающих туг и там белых пятен, рассмотрела каменную поверхность. Ее внимание сразу же приковали к себе римские цифры, выщербленные на неровной поверхности в странном порядке, разбросанном и непоследовательном. Но, сразу уразумев, что хаотичность эта только кажущаяся, она с неутомимой энергией принялась искать разгадку. Ей понадобилось не много времени, чтобы разглядеть в нацарапанных числах систему, образующую магический квадрат с несколькими пропущенными местами, которые словно зазывали девушку безликой пустотой.