Анатолий Королев - Искатель. 2014. Выпуск №8

• Название: Искатель. 2014. Выпуск №8
• Автор: Анатолий Королев
• Издательство: ООО «Книги «Искателя»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2014
• ISBN: 0130-66-34

«ИСКАТЕЛЬ» — советский и российский литературный альманах. Издается с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах — литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года — независимое издание.

В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах — ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.

Содержание:

Анатолий Королев МЕДНЫЙ МЕДАЛЬОН (повесть)

Алена Трошкова ФЛОРЕНТИНА (повесть)

Михаил Федоров БУДРИЦА-ПУДРИЦА (рассказ)

Василий Щепетнев ШВЕЙЦАРСКОЕ РОЖДЕСТВО (рассказ)

Ирина Станковская СКОЛЬЗКИЙ ДЖОННИ (рассказ)

---

Облик тусклого пространства попеременно менялся, преображаясь с течением времени. У девушки возникло тягостное впечатление, что эта дорога нескончаема и ведет в темноту, в пустоту, в бездну. В душе Флорентины медленно зарождался страх, но, не успев пустить вглубь пагубные корни, он бесследно исчез, поскольку в глубине туннеля забрезжил долгожданный свет.

Быстро пробежав оставшийся отрезок пути, девушка осторожно приблизилась к полукруглой арке, которой заканчивался страшный каменный коридор. Как только Флорентина вышла из его гнетущих стен, перед ней широкой панорамой раскинулся величественный зал, расписными сводами уходящий ввысь настолько, что огромный полый купол терялся из виду то ли из-за тусклого света, наполненного извечной пылью, то ли из-за серого плотного тумана, похожего на клубы дыма и нависшего угрюмым предупреждением. На парусах, еще виднеющихся под белесо-серой воздушной завесой, но расположенных так высоко, что едва ли глаз был способен различить детали, рукой неизвестного мастера были нанесены многочисленные фрески, но различить их сюжеты Флорентина так и не смогла. Сквозь узкие арочные окошечки, испещрившие всю нижнюю часть купола, только с одной стороны падали алые лучи заката, пронзая тусклое пространство и багровой тенью ложась на единственно освещенную роспись.

Фреска была выполнена в золотых и охровых тонах, а падающий огненный отсвет придавал ей фантасмагорические черты. Сцена, изображающая танец грациозной Саломеи перед Иродом Антипой, на глазах превращалась в художественное олицетворение безжалостной пляски смерти. Картина несла в себе ужасающий в своей простоте смысл, понятный всякому, кто взглянет на нее. Удушающая волна страха вновь поднялась из бездонных глубин. Девушке становилось все сложнее справиться с собой, и лишь благодаря отчаянному усилию воли она в очередной раз переборола ужас, безотчетно охватывающий ее, и вернулась к дальнейшему осмотру зала.

Облицовка колонн отличалась необыкновенной роскошью: каррарский мрамор, агатовый оникс, порфир и нункирхенская яшма — пестрота всех камней сливалась в удивительный калейдоскоп, создавая ощущение раздвоенности чувств. Взгляд стремился охватить весь зал, как единое и монолитное целое, но вскоре смирился с невозможностью этой задачи, пресытился и, наконец, потух. Всего через несколько минут Флорентину начали утомлять нависшие своды, величественный купол, различные фрески и редкие камни. Тело полнилось усталостью, скорее моральной, чем физической, девушка ощущала непреодолимый гнет, который, казалось, исходил из самих ликов, изображенных на древних фресках, и тяжесть, исходящую с вершин.

Но богатое убранство зала тотчас поблекло, а то и вовсе исчезло, как только девушка заметила в вечернем полумраке темное пятно, по очертаниям которого угадывался музыкальный инструмент, виденный ею только на картинках книг, в избытке наполняющих некогда найденную комнату-архив. Она не помнила, как дошла до него, медленной ли поступью или стремительным бегом, — но разве это имело какое-либо значение? Секунда — и пыльное покрывало уже покоится смятой тряпкой на полу, мгновение — и девушка уже сидит за превосходным роялем, будто высеченным из обсидиана единым целым, с выгравированными над белоснежной клавиатурой буквами означающими страшное имя Иблис. Впрочем, девушка не обратила на него никакого внимания — и даже если бы знала значение этих странных символов, не удостоила бы их ни одной минутой осмысления рокового значения.

Сколь многолико незримое! В самосознании народов всех стран и национальностей живет неисчислимое количество образов и видений единого по своей сути духа. Разрозненность и вражда, возникающие с целью обособить один народ от другого, только поощряют стремление к различию. Чем отличается жестокая аккадская богиня Иштар от женственной Астарты, а ревнивый демон Асмодей от губительного Астарота? Пусть вас не смущает их многоименный вид. Несмотря на внешнее различие, двоякое описание их образов, противоречивые и порой фантастические свойства, приписываемые им, суть не изменится и останется верна собственному основополагающему единству.

Оставив сладкое предвкушение, девушка незамедлительно прикоснулась тонкими, но сильными пальцами к холодным клавишам. Окрыленный восторг наполнил ее, стоило только услышать неприкрытое сходство с чудным звучанием, некогда исходившим из граммофона мистера Бальдра. Звук струился, мягко перетекал из одной гармонии в другую, словно бесконечно наслаивался и одновременно растворялся в непрерывности монолитного звучания. Померкли звезды, остановилось вечное движение материи, мир застыл в немом очаровании.

Игривая Саломея будто двигалась в такт мелодии, льющейся из-под ласковых и точных движений рук девушки. Вся нотная литература, виденная когда-либо ею, оживала в памяти непрерывным потоком, стремительно заполняла собою разум, неизбежно туманила его. Вальсы сменялись мазурками и польками, а те в свою очередь романтическими фантазиями и сонатами. Музыка закружилась в мятежном вихре, только набирающем обороты и подстегивающем Флорентину. Постепенно сошлись противоположности, позорно проиграв в борьбе единства и слившись в долгожданном соитии, радость стала неотделима от печали, скорбь отождествлялась с воодушевлением, а рождение крылось в неизбежной гибели.

Реальность и мир, каким его знала девушка, безнадежно ускользали, вытесняемые безумием гармоний, что возникали резким диссонансом в течение той или иной мелодии. Но реальность — это всего лишь воссоздание нашего самосознания, личного восприятия окружающего мира, зеркальное отражение, в котором все детали, подобные отблескам разума, подчинены воле и мысли. Могла ли девушка терять это видение? Могла, если при этом теряла собственное я. Мотивы приобретали все более дьявольские черты, но разве и это было важно, если Флорентина, как никогда ранее, приблизилась к истинному, непреложному знании)?

Грудь стесняло всеобъемлющее чувство воссоединения, как если бы она вернулась в родной дом после невыносимо долгой разлуки, где ее встретили теплые и округлые руки матери у пышущего жаром очага. Ибо по-настоящему обрести дом можно только через странствия и скитания по стонущей от мировой боли пустынной земле.

Если бы она могла вернуться в раннее детство, точно в тот роковой день, когда ее отец окончательно покорился року, девушка бы поразилась их подобием, нет, не внешним и родственным, а скрытым, подсознательным. Крайняя пытливость туманных; взглядов, острота несколько искаженного восприятия, безотчетная внутренняя борьба — вот что поначалу объединяло их. Но если бы она решила немного подождать, то стала бы свидетельницей того, как два столь похожих друг на друга состояния вдруг преобразились, будто с них слетел налет мимикрии, обнажив настоящее положение вещей.

Что же лежало в основе противоборства ее отца со смертью? Не боязнь ли неизведанного и, как следствие, страх и страдание? Было ли у него желание постичь суть вещей, разобраться в строениях форм, немного приблизиться к разгадке всего мироздания? С мужеством, полным достоинства, он принял схватку, а в застывших глазах его горела печать победителя. О, как счастлив человек, пребывающий в блаженном неведении!

И не его вина в том, что эмоциональное начало преобладало в нем, определяло его вкусы, интересы, мечты и стремления, что благословенная природа избавила его от тягот познания, мук и терзаний сокрушительных открытий, что обман сделал легкой и героической его кончину. Но судьба не пожалела его дочь, оставшись глуха к мольбам материнского сердца, будто ненасытившаяся гиена, стерегущая не подозревающую об опасности добычу. С каким восторгом и наслаждением она открыла свою бездонную пасть, видя, что жертва с радостью покоряется ей, следует зову жестокого беспощадного рока и сама помогает покорить, одурманить, уничтожить себя.

Но, в отличие от мистера Деллинга, Флорентина не позволяла обману проникнуть в свое сердце, оставаясь верной истинной тяге к фундаментальному и сакральному знанию. Она желала узреть истину, невзирая на сложный и извилистый путь к ней. Разве в ее противоборстве не скрыто большее мужество, а клеймо торжества не горит ярче в ее серых глазах?

Их пути разошлись еще в самом начале, и никто, кроме самой девушки, этого так и не понял. Они следовали разными дорогами, порой сходясь, порой безгранично удаляясь друг от друга, и все же их объединяло одно: они оба обрели долгожданный покой. Может быть, спустя десятилетия, новые наследники и наследницы войдут в просторный зал, озаренный светом сотен свечей, либо тонущий в предрассветном мраке, чтобы также погрузиться в причудливый мир фантасмагорий и гротескных ощущений, с всеобъемлющим желанием приблизиться, прикоснуться к некоей эзотерической красоте.