Анатолий Королев - Искатель. 2014. Выпуск №8

• Название: Искатель. 2014. Выпуск №8
• Автор: Анатолий Королев
• Издательство: ООО «Книги «Искателя»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2014
• ISBN: 0130-66-34

«ИСКАТЕЛЬ» — советский и российский литературный альманах. Издается с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах — литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года — независимое издание.

В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах — ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.

Содержание:

Анатолий Королев МЕДНЫЙ МЕДАЛЬОН (повесть)

Алена Трошкова ФЛОРЕНТИНА (повесть)

Михаил Федоров БУДРИЦА-ПУДРИЦА (рассказ)

Василий Щепетнев ШВЕЙЦАРСКОЕ РОЖДЕСТВО (рассказ)

Ирина Станковская СКОЛЬЗКИЙ ДЖОННИ (рассказ)

---

Когда утихли первые восторги, Флорентина с неудовольствием и беспокойством стала задумываться над звучанием ставшей давно родной фисгармонии. Нет никакого сомнения в том, что ее органный звук приносил девушке искреннее наслаждение и будоражил ее воображение равномерными протяжными нотами, извлекаемыми колебаниями металлических язычков, приводимых в движение воздушной струей, как и у других разновидностей гармоники. Но, возвращаясь мыслями в давнее утро в танцевальном классе мистера Бальдра, она не могла не заметить явное несоответствие этого звучания с проникновенными и ласкающими звуками того музыкального инструмента. Тогда музыка лилась плавным потоком, мягко обволакивая и успокаивая слух девушки. Было слышно нечто романтическое и легкое, словно дуновение нежного ветра. Звуки же фисгармонии настраивали на аскетизм и духовную воздержанность. Обнаруженная противоречивость не давала покоя девушке, и она была вынуждена снова заняться поисками неведомого ей.

За ежедневными заботами, непрестанными музыкальными изысканиями, завораживающими и всецело поглощающими внимание девушки, быстро и незаметно прошла зима. И тотчас же, сбросив сонное оцепенение, как и замерзшая за долгие месяцы природа, Флорентина заметно оживилась и повеселела. Ноймейстерские хоралы, восходящие к поэту-моралисту, и пассионы, которые она постоянно играла долгими январскими вечерами, настраивали ее на унылый лад, окрашивая и так серую обыденность в еще более мрачные и минорные тона. Не следует также забывать о слабом и хрупком физическом развитии девушки, на которое столь губительно действует суровая зимняя пора.

Между Флорентиной и природной сферой всегда была глубинная и тесная связь. Толком необъяснимая и странная, но оттого не менее плотная и крепкая. Властная сила грозной природы словно держала девушку на коротком прочном поводке, не давая сделать лишний шаг в сторону, подчиняя ее волю. Здесь чувствовалась постыдная зависимость и подавление чужой свободы. Подобные способности природного мира обезоруживали бедную девушку, зачастую лишали необходимой умственной концентрации внимания, заставляли ощущать себя безвольной марионеткой, ведомой высшими силами, невидимыми, а потому страшными. Но, несмотря на изрядную долю принуждения и скованности, такая зависимость была вполне естественна, поскольку находилась в безоговорочной гармонии с натурой Флорентины.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в наступившие апрельские дни, наполненные непривычно пронизывающим светом и безмятежной радостью всего живого, тонкий абрис девушки часто встречался в ажурных беседках или на извилистых, усыпанных мелким гравием дорожках, вьющимися лентами уходящих в глубину пейзажного парка, где они терялись среди пышных кустарников стефанандры и спиреи, столь дивно цветущей белыми воздушными бутонами в начале лета. Но чаще всего Флорентина пропадала в своем самом любимом укромном уголке сада: на пологом берегу полузаросшего старого пруда, под раскидистыми ветвями исполинской ивы, погнувшейся в одну сторону под тяжестью собственного убранства, словно согнутая временем старушка, располагалась фигурная парковая скамейка. Именно на ней и любила сидеть девушка, поглощенная то созерцанием многообразия природного мира, то приходящими мыслями и идеями.

Тоскливое настроение и предчувствие роковой неизбежности, довлевшие над Флорентиной долгие месяцы, наконец развеялись, уступив место весеннему воодушевлению и радостному обновлению всего сущего. Жизнь заиграла яркими фиоритурами, быстрыми, стремительными и захватывающими. Ее не покидало ощущение, сходное со звучанием прерванного оборота из музыкальной гармонии, которую терпеливо и доходчиво объяснял девушке мистер Бальдр. Когда после сдержанного напряжения в доминантовой функции, которая настойчиво требует разрешения каждым застывшим в неистовом драматизме голосом, она неожиданно переходит не в житейско-мещанскую радость тоники, а поднимается басом на ступень выше, превращаясь в гармонию светлого и печального лиризма, гармонию шестой ступени, окрашенной некоторой меланхоличной грустью. Точно грозовые тучи, готовые излиться яростными потоками воды, внезапно разошлись, оставив после себя только намек на неудавшуюся бурю в просветлевшем небе. В этом созвучии мерцала скрытая надежда, потому оборот так импонировал Флорентине.

С приходом живительного тепла изменились и музыкальные предпочтения девушки. Ее неудержимо влекла волна романтического безумия, тревожных переживаний и девичьих грез. Она понимала всю легкомысленность и поверхностность этих чувств, но была не властна над ними и, если взглянуть правде в глаза, не хотела ничего менять. Истосковавшееся по теплу сердце отчаянно требовало ласки, словами или музыкой. Helas! Ей нечем было утолить проснувшуюся жажду: датировка всех нот, найденных в ее покоях, заканчивалась началом восемнадцатого века. Теперь же сдержанность и аскетичность не только фуг, токкат, пассакалий, но также опер и кантат не отвечали выросшим требованиям девушки. Ей требовалась психологическая тонкость в сочетании с порывистостью романтизма, высокая нравственность с оттенками страсти и даже духовного упадка. При всем желании она не могла определить точнее свои стремления. И однажды Флорентина нашла достойный ответ неизреченным мольбам и чаяниям.

После занятий естественными науками с мистером Броком девушка обычно имела в полном своем распоряжении два часа до ужина в кругу семьи и учителей, которые частично заменяли Флорентине заботливых и участливых дядюшек.

Образовавшийся перерыв она заполняла музыкой или чтением — занятиями, забавно контрастирующими с научной деятельностью и рациональной натурой мистера Брока. Однако теперь девушка предпочитала прогуляться по тихому вечернему замку, наугад сворачивая в каменных лабиринтах, что являлось своего рода давним развлечением, имеющим свои истоки еще в совсем юном возрасте девушки. В то время она бегала по древнему готическому замку, оставляя позади гулкое эхо от своих детских миниатюрных туфелек зыбким, шумовым шлейфом.

Что именно заставило Флорентину снова бродить по бесчисленным коридорам: воспоминания ли раннего детства, проснувшееся ли самосознание? Или же симбиоз этих двух понятий попросту нерасторжим? Как бы то ни было, некое чувство снова и снова заставляло девушку выходить из ее покоев и двигаться к замку в хаотичном направлении, избирая разные и непредвиденные пути, заводящие ее в отдаленные и заброшенные уголки, туда, где человек не появлялся, возможно, много лет или десятилетий. То были старые комнаты: спальни, каморки, подвалы, залы, галереи и множество других забытых всеми помещений. Везде витал дух запущенности, на всем мягким покрывалом лежала серая пыль. Флорентина воображала себя то Христофором Колумбом, открывающим terram incognitam[27], то храбрым Тесеем, ведомым нитью любящей его Ариадны. Ей казалось, что странный и извилистый путь неизбежно приведет к потрясающему открытию, которое станет ключевым в ее долгих изнурительных поисках и изысканиях.

Конечно, столь завидное упорство, пламенное желание и уверенность в собственных силах привели к ожидаемому триумфальному концу. Запущенность в некоторых частях родового замка, ввиду недостаточного количества прислуги, необходимого при величественных размерах поместья, сыграла на руку осчастливленной девушке. Все оказалось просто: как-то вечером она заметила отчетливый след от ботинок на полу одного из тупиковых коридоров, покрытом разводами пыли и песка, неведомо откуда появившихся там.

В этом коридоре почти не было окон: только под самым потолком светилось крошечное полукруглое оконце, еле пропуская жаркие солнечные лучи сквозь замызганные стекла, грязные, как и все вокруг них.

На этот раз девушка забрела действительно очень далеко от жилых комнат, что внушало долю страха, но природное и выпестованное любопытство было сильнее. Скудное освещение не позволяло оглядеться и рассмотреть в деталях окрестности, да и смотреть было не на что. Голые обветшалые стены с парой потемневших от времени бронзовых бра, пыльный испачканный пол и пожелтевшее окно составляли единственное убранство этого мрачного коридора. Идти дальше казалось бессмысленным, поскольку даже в полумраке было заметно, что это — тупик.

Флорентина хотела уйти прочь из негостеприимного места, но что-то потянуло ее в глубь темного прохода, противореча всякой логике и доводам рассудка. Интуитивное восприятие оказалось важнее. Какой силы было изумление девушки, когда она обнаружила незаметный, скрытый от чужих глаз альков с затемненной дверью, закрытой на массивный железный засов.

Видимо, здесь никто не ждал гостей, иначе бы дверь закрыли на прочный, крепкий замок. Или же это всего только старая каморка, чулан, покинутый вследствие ненадобности? Множество догадок пронеслось суматошным вихрем в голове девушки всего за несколько секунд, а руки в это время уже боролись с ветхим проржавевшим засовом на дверном массиве. С пронзительным скрипом он наконец поддался, оглушительно загрохотав в звенящей тишине коридора, разносясь раскатистым эхом в вышину нервюрного свода. Захваченная тревожными ожиданиями и пьянящим предвкушением, Флорентина с силой толкнула тугую дверь и вошла в образовавшийся проход.