Михаил Безродный - Россия и Запад

• Название: Россия и Запад
• Автор: Михаил Безродный
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-917-5

Сборник, посвященный 70-летию одного из виднейших отечественных литературоведов Константина Марковича Азадовского, включает работы сорока авторов из разных стран. Исследователь известен прежде всего трудами о взаимоотношениях русской культуры с другими культурами (в первую очередь германской), и многие статьи в этом сборнике также посвящены сходной проблематике. Вместе с тем сюда вошли и архивные публикации, и теоретические работы, и статьи об общественной деятельности ученого. Завершается книга библиографией трудов К. М. Азадовского.

---

3. «Профессор Лисицян»

В комментарии к последнему изданию один из нас высказал предположение, что «профессор Лисицян», названный в одной из дневниковых записей Мандельштама, — это Степан Данилович Лисициан (1865–1947) и что к нему же относится еще одна запись на обороте черновика «Не развалины — нет! — но порубка могучего циркульного леса…». Процитируем обе записи.

Лисицян — профессор, гадающий на шорохе листвы, поляк.

Есть профессора гадающие на настое и поклоняющиеся дьяволу <.> Чутко прислушивающийся к священному шопоту […..][589].

В этих записях в шуточном роде обыгрываются, как мы показываем ниже, предметы ученых занятий Лисициана.

Хотя звание профессора Лисициан получил только в 1941 году, его научные достижения (труды по физической географии, истории, материальной культуре и археологии Армении, в области филологии и педагогики), а также занимаемые к 1930 году должности (заведующий этнографическим отделом Государственного исторического музея Армении, ныне его имени; основатель и первый председатель Армянского географического общества) вполне соответствуют этому званию. Он окончил историко-филологический факультет Варшавского университета в 1889 году; в совершенстве знал польский язык и в 1898-м перевел на армянский язык роман Г. Сенкевича «Quo vadis?»[590]. Связи с Польшей сохранял долго: его сын Левон был помощником Й. Стржиговского в работе над книгой «Архитектура армян и Европа» (Вена, 1918). Эти биографические детали и обыгрывает в шуточном роде характеристика Мандельштама в вышеприведенной записи: «поляк».

Научную деятельность С. Д. Лисициан успешно сочетал с литературоведением: он выступил автором работ об армянских (Ов. Туманян, Гр. Ардруни, Л. Шант) и русских (Пушкин, Грибоедов, Горький) писателях; поддерживал знакомство с литераторами и поэтами[591]. Это должно было обусловить его встречный интерес к О. Мандельштаму при знакомстве. Хотя о состоявшемся знакомстве в семейных преданиях и архиве С. Д. Лисициана[592] сведений нет, считаем вероятным, что оно могло произойти там, где поэт, несомненно, бывал — в Историческом музее, по месту служебной деятельности Лисициана.

Обе записи Мандельштама о Лисициане обыгрывают мотив гадания. В беседе с поэтом Лисициан, вероятно, говорил о древних, дохристианских верованиях в истории армян — гадание было частью повседневного быта древнего мира. В частности, «гадающий на шорохе листвы» в приведенной выше дневниковой записи имеет параллель в «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци, в рассказе о легендарном Анушаване Сосанвере:

Ибо он был, согласно обрядам, посвящен платанам Араманеака, что в Армавире; шелест и направление движения их листвы при слабом или сильном дуновении воздуха долгое время служили предметом гадания в стране Хайкидов.

(Кн. 1. Гл. 20)[593]

4. «Алагёз»

Последняя глава «Путешествия в Армению» построена на впечатлениях поэта от экскурсии на Арагац (в то время употребительным было тюркское название — Алагёз).

Четырехглавая гора Арагац (4090 м. над уровнем моря) — один из главных объектов туристического интереса в Армении. На ее склонах находятся многочисленные горные озера, реки с водопадами, леса, обширные луга, где летом в те времена пасли скот до 20 000 местных жителей. Арагац был местом обитания людей с глубокой древности, и здесь во множестве сохранились мегалитические сооружения — вишапы[594], а также древние наскальные надписи.

Можно уверенно предполагать, что экскурсия была коллективной: по «Путешествию…» известно, что ею руководили проводники, а нанимать проводника в одиночку — дело довольно накладное. Также ясно, что жена поэта в экскурсии участия не принимала: поездка была верховой, и данное обстоятельство могло послужить причиной ее пассивности; в своих воспоминаниях она ни словом о ней не упоминает.

Экскурсионное движение активно развивалось в Армении с 1927 года, а в 1930-м в республике уже было создано Общество пролетарского туризма и экскурсий. Экскурсии на Арагац начинались всегда на склоне южной вершины и шли в то время по одному из двух маршрутов. Первый маршрут — от села Арагац и вдоль русла реки Гехарот к ее истокам — описан в книге уже названного нами С. Д. Лисициана «Экскурсии в пределах Армении» (Ереван, 1927; на армян, яз.[595]). Второй маршрут, по которому шел Мандельштам, начинался от села Бюракан. Здесь группа, как сказано в «Путешествии…», взяла лошадей и запаслась провизией (экскурсия двух- или трехдневная[596] — в обе стороны предстояло покрыть более 50 км). В селе Мандельштам купил сувенир — глиняную солонку в виде «бабы в фижмах или роброне, с кошачьей головкой и большим круглым ртом на самой середине робы, куда свободно залезает пятерня»[597].

От села начиналась грунтовая дорога (в настоящее время — шоссейная), ведущая к двум главным достопримечательностям этих мест: средневековой крепости Амберд и высокогорному озеру Кари, самому большому из почти ста озер на склонах Арагаца. Дорога идет вдоль леса; выше (от 2200 м над уровнем моря) до озера Кари (3200 м над уровнем моря) — по субальпийским лугам.

У озера Кари находится большой (высота 4,75 м) вишап. Согласно справке в «Википедии», местные жители принимали вишапы за надгробья могил мифических великанов[598], и, по-видимому, это о нем поэт писал в «Путешествии…»:

Видел могилу курда-великана сказочных размеров и принял ее как должное[599].

Вишап у озера Кари. Современная фотография Фото с сайта «Wowarmenia.ru».

Однако неизвестно, каким видел его Мандельштам — в вертикальном положении, как на помещенной выше современной фотографии, или поваленным — как все вишапы на Арагаце к моменту обнаружения их Н. Я. Марром в 1909 году.

На ночевку останавливались, как и сказано в «Путешествии…», на одном из летних кочевых стойбищ — коше. На лугах вокруг озера Кари много стойбищ, но в большинстве своем одиночных. Стойбище, на котором ночевал Мандельштам, было большим, обжитым — видимо, обустроенным века назад: места для кошей были окаймлены каменными бордюрами, были и незанятые коши[600]. В этих местах и поныне останавливаются на ночевку туристы. Можно бы попытаться определить местоположение описанного в «Путешествии…» стойбища, но для этого необходим выход на местность. В «Путешествии…» Мандельштам называет это место «Камарлу» — несомненная ошибка памяти, поскольку стойбища названий не имели[601].

Второй день экскурсии должен был быть посвящен восхождению на южную вершину Арагаца. Сведений об этом «Путешествие…», однако, не содержит.

____________________ Л. Г. Мец, Г. Р. Ахвердян

Лингвистика стиха

ИНТОНАЦИОННАЯ ТЕОРИЯ[602]

Стихотворная речь отличается от прозаической особым написанием: сравнительно короткими строчками. Кроме того, стихи произносятся иначе, чем проза. Эйхенбаум называет звучание стихотворной речи «распевом», Гаспаров говорит о единообразной интонации, близкой к напеву.

Я постараюсь показать, что оба эти отличия — визуальное и акустическое имеют причинно-следственную связь и что именно особое членение определяет онтологическую сущность стиха.

Прежде всего, необходимо заметить, что при чтении стихов про себя невозможно обойтись без воображаемого звучания. Стихи не поддаются чтению одними глазами хотя бы потому, что вне воображаемого звучания невозможно почувствовать метрическую организацию. Есть такие «обусловленные текстом элементы звучания, которые обязательно входят в состав восприятия речи» (Томашевский). К ним относится интонация завершенности, фразовое ударение, вопрос, синтаксическая пауза… В стихах таким элементом является стиховая пауза.

Каждая стихотворная строка заканчивается ритмической паузой, которая, сточки зрения логико-грамматической, бессмысленна, паузой, которая не похожа ни на один из известных видов паузы, встречающихся в прозаической речи: это не синтаксическая пауза, хотя по большей части совпадает с ней, не эмотивная; это и не пауза хезитации. Для того чтобы увидеть ее особый характер, удобно рассмотреть стиховую строку с анжамбеманом, где стиховая пауза не сливается с синтаксической:

светило ушло в другое
полушарие, где
оставляют в покое
только рыбу в воде.

Бродский

Или:

Вам я тлю стихи свои когда-то
Их вдали игравшие солдаты…

Анненский

Пауза после «где» в первом случае и «когда-то» во втором не может быть принята за синтаксическую, она бессмысленна; в специфическом явлении анжамбмана явственно выступает асемантический характер стиховой паузы. Но и в тех случаях, когда асемантическая пауза совпадает с синтаксической, она присутствует, ее нельзя не учитывать. Эта пауза определяется ритмом и не зависит от логико-грамматического строения речи. Такая не зависящая от логико-синтаксического содержания фразы пауза в письменной прозаической речи появиться не может. При совпадении с синтаксической паузой она может быть не услышана, но совпадение этих пауз по местоположению не означает возможности их отождествления; они предстают как две склеенные гетерогенные паузы[603].