Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

• Название: Пакт, изменивший ход истории
• Автор: Владимир Наджафов
• Издательство: Новый Хронограф
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-94881-243-4

Дважды на протяжении полувека — в 1939 и 1989 годах — международные последствия пакта о ненападении, заключенного между СССР и Германией 23 августа 1939 года, были наглядно-взрывными с последующим критическим ускорением хода событий и сменой де-факто вектора мировой политики. В первый раз — когда пакт, одномоментно и круто изменив баланс сил в Европе, укрепил Гитлера в решимости напасть на Польшу, что ознаменовало начало Второй мировой войны. Во второй раз наследие советско-германского пакта шумно сказалось в 1989-1991 годах после признания советской стороной — впервые, публично, на весь мир — факта подписания секретного протокола к пакту о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» и объявления всех секретных договоренностей с Германией недействительными с момента их подписания. Это привело к еще одной структурной перестройке международных отношений, вызвав развал Советской империи и самого СССР.

В книге рассматриваются различные аспекты проблемы происхождения и природы Второй мировой войны с акцентом на фактор классово-имперской политики сталинского Советского Союза, включая как непосредственные, так и долгосрочные историко-геополитические последствия советско-германского пакта. Она основана на широкой документальной базе, в частности — на материалах архивов России и США.

---

Почему же Сталин на партийном съезде в марте 1939 г. обратился к теме антисоветской направленности Мюнхена, хотя до этого газета «Правда» в своих комментариях уверяла читателей, что Мюнхен обернулся провалом для его участников? Дело в том, что эта тема оказалась в пропагандистском плане столь плодотворной, что Мюнхеном он стал оправдывать и свою антизападную политику, и советско-германский пакт. А по окончании мировой войны мюнхенская сделка за счет Чехословакии будет названа важнейшим звеном в предвоенной политике Англии и Франции, «преследовавшей цель направить гитлеровскую агрессию против Советского Союза»{206}. Разоблачение мюнхенского «антисоветского сговора» стало своеобразной антизападной политико-про- пагандистской находкой в развернувшейся Холодной войне между бывшими союзниками.

Однако вряд ли стоит преувеличивать антисоветскую направленность Мюнхена, этой попытки реанимации «пакта четырех» 1933 г. (так и не вступившего в силу). В свое время, сразу после Мюнхена, советская пропаганда, напомним, делала упор на совершенно другое. В печати появились многочисленные сообщения о том, что взоры агрессивно настроенных Германии и Италии, как и до Мюнхена, обращены, прежде всего на Запад, против Англии и Франции и их колоний. Вот заголовки некоторых сообщений «Правды» за первую половину октября 1938 г.: Германские притязания на Эльзас-Лотарингию. Гитлер требует колоний. Гитлеровское проникновение в Африку. Германия прокладывает путь в Индию. Германские происки на Балканах. Тревога в Англии и США. Угрозы Гитлера по адресу Франции и Англии. Колониальные притязания Германии и Италии. Итальянские фашисты шантажируют Францию. Итальянские фашисты угрожают Англии и Франции{207}.

В беседах с дипломатическими представителями Франции в Москве в октябре-ноябре 1938 г., говоря о последствиях ослабления позиций западных стран в итоге Мюнхена, народный комиссар иностранных дел СССР М.М. Литвинов прогнозировал развитие германской агрессии против них как менее рискованное для Гитлера{208}.

Газетные заголовки «Правды» в общем и целом отражали европейские и мировые реалии, доказывая обоснованность мысли, к которой давно склонялся Сталин, а именно: что германская агрессия будет развиваться в первую очередь в западном направлении, в частности против Франции. Об этом можно судить, к примеру, по сталинской правке рукописи статьи маршала М.Н. Тухачевского «Военные планы нынешней Германии», опубликованной задолго до Мюнхена{209}.

Правя статью, Сталин оставил выделенную курсивом известную цитату из книги Гитлера «Mein Kampf» («Моя борьба») о сознательном отказе от вечного движения германцев «на юг и запад Европы» и переходе к политике территориального завоевания на востоке. И акцент статьи на антисоветские планы Гитлера сохранился. В то же время Сталин внес правки с определенной смысловой нагрузкой. В одном месте: «Гитлер усыпляет Францию…», в другом — фразу «империалистические планы Гитлера имеют не только антисоветское острие» дополнил следующим образом: «Это острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских планов на западе (Бельгия, Франция) и на юге (Познань, Чехословакия, аншлюс)»{210}.

Из анализа идей Сталина о международном развитии, обнародованных в сентябре 1938 г. в «Кратком курсе истории ВКП(б)» и развитых им в речи на съезде партии в марте 1939 г., можно предположить, что он уже пришел к мысли подстегнуть события в желательном для него направлении. На это ясно указывали сообщения в «Правде» на международную тематику, из которых вытекал естественный вывод о приближающемся всеобщем вооруженном конфликте на западе континентальной Европы.

Решение явно напрашивалось. Шла «вторая империалистическая война», неизбежная по марксистской (ленинско- сталинской) теории «общего кризиса капитализма». Задача, следовательно, сводилась к тому, чтобы поспособствовать ее перерастанию в войну всеобщую, мировую. Сталина вдохновляли социальные последствия мировой войны 1914–1918 гг., на фоне которой и во многом благодаря которой был низвергнут старый режим в громадной России. Новая мировая война, как ожидали советские руководители в Кремле, должна была расширить социализм за пределы Советского Союза.

К мысли подстегнуть события в желательном для себя направлении, как можно предположить, пришел и Гитлер. Судить об этом можно по его выступлению накануне подписания советско-германского пакта на совещании командующих всеми видами вооруженных сил Германии. По заявлению Гитлера, с тех пор, как осенью 1938 г. он понял, что ни Япония, ни Италия не готовы немедленно последовать за Германией (что подтвердилось с началом мировой войны), он решил «быть заодно со Сталиным». С лидером, равным ему, Гитлеру, в способности предвидеть будущее. Что не помешало признанию, сделанному им тогда же, что после изоляции и разгрома Польши ее судьбу в дальнейшем предстоит разделить и Советскому Союзу{211}.

Но можно ли такое развитие на европейском континенте датировать осенью 1938 г., связав его с Мюнхеном как отправной точкой? Рассмотренный во второй главе документ Национального архива США — лишь одно из множества свидетельств, подтверждающих наличие опасной для всеобщего мира тенденции в европейском и мировом развитии.

Сталин следовал линии, с предельной ясностью выраженной в «Кратком курсе истории ВКП(б)». Проводя линию определенного водораздела между агрессивными и неагрессивными странами, намного более глубокую борозду он прочертил между Советским Союзом и всеми остальными капиталистическими странами. Нет никаких оснований полагать, что Сталин был готов к далеко идущему сотрудничеству с ненавистной ему Англией и ее фактической союзницей Францией, как в дни сентябрьского кризиса 1938 г. вокруг Чехословакии, так и позже.

Разве не заслуживает быть отмеченным тот показательный факт, что в ближайшем сталинском окружении, среди членов Политбюро, не было ни одного сторонника партнерства с западными странами? Тогда как со времени советско- германского соглашения в Рапалло (1922 г.) и Берлинского договора о дружбе и нейтралитете (1926 г.), советские руководители, прежде всего Сталин и Молотов, ориентировались на сотрудничество с Германией. Первоначально интересы сторон совпадали в неприятии Версальской системы, слома которой они добивались совместными усилиями.

Доказано, что эта общность интересов простиралась столь далеко, что было налажено, в обход Версальских запретов, тайное военно-техническое сотрудничество между Красной армией и германским рейхсвером{212}. Положение изменилось лишь после прихода к власти Гитлера, объявившего поход против большевизма. Но советские руководители не уставали повторять, что готовы восстановить прежние отношения, как только Германия откажется от антисоветской политики. Видимо, они правильно полагали, что антибольшевизм Гитлера, скорее, рассчитан на то, чтобы на какое-то время отвлечь внимание Запада от его подлинных намерений. Сталин по-своему выразил это, предложив на званом ужине в честь И. Риббентропа после заключения советско- германского договора о дружбе и границе в сентябре 1939 г. тост за себя как «нового антикоминтерновца Сталина». В интерпретации В.М. Молотова, «издевательски так сказал и незаметно подмигнул мне. Подшутил, чтобы вызвать реакцию Риббентропа. Тот бросился звонить в Берлин, докладывает Гитлеру в восторге. Гитлер ему отвечает: “Мой гениальный министр иностранных дел!” Гитлер никогда не понимал марксистов»{213}. А если бы понимал?..

Сторонники сотрудничества с Западом — Францией, Англией, США — были не в высшем партийном аппарате, а среди советских дипломатов. Вероятно, их имела в виду А.М. Коллонтай, в 1930–1945 гг. посланник СССР в Швеции, говоря о «литвиновском периоде» советской дипломатии, воспитавшем «ряд дельных работников с большим кругозором»{214}. Их лидером по праву можно назвать М.М. Литвинова,

Придерживаясь концепции «осажденной крепости» и «враждебного капиталистического окружения», СССР, по большому счету, действительно был вне системы мировых политических и экономических взаимосвязей. Консервации такого положения более чем способствовала информационная изоляция страны (прорыв которой в наше время сыграл первостепенную роль в Перестройке). Советские люди черпали сведения о внешнем мире из препарированных сообщений корреспондентов ТАСС в нескольких центральных газетах, которые в своей работе следовали строгим партийным рекомендациям. Газетные публикации «Правды» и «Известий» приравнивались к спущенным «сверху» указаниям. Искусственное формирование внешнеполитических стереотипов привело к тому, что в сознании советского общества «складывалась неадекватная в целом картина внешнего мира, в первую очередь Запада»; в частности преувеличивалась степень враждебности правящих кругов западных стран к СССР{215}.