Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

• Название: Пакт, изменивший ход истории
• Автор: Владимир Наджафов
• Издательство: Новый Хронограф
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-94881-243-4

Дважды на протяжении полувека — в 1939 и 1989 годах — международные последствия пакта о ненападении, заключенного между СССР и Германией 23 августа 1939 года, были наглядно-взрывными с последующим критическим ускорением хода событий и сменой де-факто вектора мировой политики. В первый раз — когда пакт, одномоментно и круто изменив баланс сил в Европе, укрепил Гитлера в решимости напасть на Польшу, что ознаменовало начало Второй мировой войны. Во второй раз наследие советско-германского пакта шумно сказалось в 1989-1991 годах после признания советской стороной — впервые, публично, на весь мир — факта подписания секретного протокола к пакту о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» и объявления всех секретных договоренностей с Германией недействительными с момента их подписания. Это привело к еще одной структурной перестройке международных отношений, вызвав развал Советской империи и самого СССР.

В книге рассматриваются различные аспекты проблемы происхождения и природы Второй мировой войны с акцентом на фактор классово-имперской политики сталинского Советского Союза, включая как непосредственные, так и долгосрочные историко-геополитические последствия советско-германского пакта. Она основана на широкой документальной базе, в частности — на материалах архивов России и США.

---

Ничего не дала и упоминаемая в документе «Подлинное толкование Мюнхена» встреча в Женеве М.М. Литвинова с французским министром иностранных дел Ж. Бонне. Сообщив об отказе англичан принять советское предложение о созыве совещания Англии, Франции и СССР и их совместном заявлении (в попытке добиться большего, чем франко-советский договор){163}, Бонне «разводил руками, что, мол, ничего сделать нельзя. Никаких предложений он не делал, и я также был сдержан», телеграфировал в Москву Литвинов{164}.

Принимая решение 20 сентября о готовности оказать Чехословакии «немедленную и действенную помощь», при условии выполнения Францией своих обязательств, Политбюро, как уже указывалось, мало чем рисковало. Сомнений в том, что западные страны скорее уступят требованию Германии передать ей чешскую Судетскую область, чем согласятся на сотрудничество со Сталиным, не оставалось. Недоверие Запада к Советскому Союзу и его военным возможностям усилилось в связи со сталинским Большим террором, пик которого пришелся на 1937–1938 годы и который повлек за собой уничтожение почти половины всего командного состава Красной Армии, в особенности высшего. Нарком обороны К.Е. Ворошилов докладывал на Военном Совете, что из армии «вычистили» более четырех десятков тысяч человек{165}. «Сталин и его подручные буквально утонули в репрессивных делах», пишет отечественный автор, комментируя факт принятия только за один 1938 год шести постановлений ЦК ВКП(б) по репрессивным делам{166}. Всего за два года (1937–1938) было арестовано 1 372 392 человека, из них 681 692 расстреляны{167}. Это была одна из веских причин, по которой советские заверения о готовности оказать вооруженную помощь Чехословакии воспринимались на Западе более чем скептически.

Заслуживают внимания и такие документированные факты.

21 сентября, выступая на пленарном заседании Ассамблеи Лиги наций, М.М. Литвинов (имея в виду телеграмму Э. Бенешу из Москвы с пунктами постановления Политбюро) заявил, что советское правительство «дало совершенно ясный и положительный ответ» на запрос Чехословакии{168}. Однако через два дня, 23 сентября, Литвинов в срочной («вне очереди») телеграмме из Женевы предупреждал, что «нужны более убедительные доказательства», чтобы остановить далеко зашедшего Гитлера. Полагая неизбежным советское вовлечение в европейскую войну, для предотвращения которой он считал необходимым «сделать все», Литвинов предлагал объявить хотя бы частичную мобилизацию и провести в прессе «такую кампанию, что заставила бы Гитлера и Бека (министра иностранных дел Польши, которая присоединилась к Германии и Венгрии в территориальных требованиях к Чехословакии. — В. Н.) поверить в возможность большой войны с нашим участием… Необходимо действовать быстро»{169}.

В тот же день от М.М. Литвинова была получена еще одна телеграмма, начинавшаяся словами: «Немедленно вручить и послать в Кремль». В ней говорилось о беседе Литвинова в присутствии полпреда СССР в Лондоне И.М. Майского с английскими делегатами в Лиге наций, действовавшими по поручению своего правительства. Англичан, говоривших о том, что «можно ожидать срыва переговоров» Чемберлена с Гитлером, интересовала советская позиция в случае, если Англия и Франция будут поставлены перед необходимостью «принять солидные меры». Не получив от собеседников никакой информации о ходе переговоров Чемберлена с Гитлером,.Литвинов ограничился заявлением, что «мы, во всяком случае, раньше Франции выступать не будем, в особенности после того, что произошло за последние дни»{170}.

Когда поступило сообщение о мероприятиях французского военного командования, советская сторона также объявила о принятии некоторых предупредительных военных мер{171}. В воспоминаниях Н.С. Хрущева, в то время руководителя Украины, можно прочесть о том, что в западных военных округах велись подготовительные военные меры на случай войны{172}. По данным Д.А. Волкогонова, в боевую готовность было приведено более семидесяти дивизий{173}. Существует и ряд других подобных свидетельств.

Однако стоит отметить, что в начале октября германское посольство в Москве дважды сообщало в Берлин о том, что «в критические дни» в Советском Союзе, в отличие от некоторых других стран, не было замечено каких-либо мобилизационных приготовлений по линии советских обязательств о помощи Чехословакии{174}.

30-го сентября Э. Бенеш вновь обратился к СССР, прося «как можно скорее» сообщить об отношении к выбору, перед которым стояла его страна: бороться или капитулировать{175}. И хотя вскоре из Праги поступила вторая телеграмма о том, что Бенеш больше не настаивает на советском ответе, так как его правительство приняло решение согласиться с мюнхенским приговором{176}, в Москве забеспокоились. Полпреда в Праге С.С. Александровского инструктировали телеграммой выяснить, «не мог ли Бенеш при обсуждении вопроса о мюнхенском предложении в правительстве сослаться на то, что он не получил от Советского правительства ответа на свой вопрос, изложенный в Вашей первой телеграмме».{177} Был получен успокоительный ответ: «никаких сомнений в том, что Бенеш не ссылался на неполучение ответа от СССР».{178}

Из этих документов видно, что нерешительность проявили как западные страны, так и Советский Союз. Пролить дополнительный свет на события тех дней могли бы документы советско-германских отношений того периода. Но таковых нет ни в уже упомянутом 21-м томе за 1938 г. серии «Документы внешней политики СССР», ни в материалах, переданных в РГАСПИ из Президентского архива.

Как уже упоминалось, в официозной «Истории внешней политики СССР» утверждается, что в момент инициированного Гитлером международного кризиса вокруг Чехословакии, приведшего к Мюнхену, Советский Союз готов был идти до конца, выполняя свои обязательства по договорам о взаимной помощи с Чехословакией и Францией. «Более того, — пишут авторы книги, подготовленной в МИД СССР — он соглашался оказать Чехословакии военную помощь даже без участия Франции, при единственном условии, что сама Чехословакия окажет сопротивление агрессору и попросит о советской помощи»{179}. Об этом должны были бы говорить соответствующие советские военные приготовления.

Но действительно ли сталинское руководство готово было воевать с Германией в защиту Чехословакии даже без поддержки Запада? И почему, как говорилось выше, советские военные приготовления не произвели должного впечатления на германское посольство в Москве?

Редактируя брошюру «Фальсификаторы истории» (1948 г.), Сталин вносил в нее свои коррективы и дополнения. Иногда значительные. Была у него возможность высказаться и по вопросу о готовности Советского Союза оказать военную помощь Чехословакии даже в одностороннем порядке. Тем более что в соответствующем месте брошюры решительно отвергались «лицемерные заявления» правительств Англии и Франции, «будет ли выполнять Советский Союз свои обязательства перед Чехословакией, вытекающие из договора о взаимной помощи». И далее: «Но они говорили заведомую неправду, ибо Советское Правительство публично заявило о готовности выступить за Чехословакию против Германии в соответствии с условиями этого договора, требующими одновременного выступления Франции в защиту Чехословакии. Но Франция отказалась выполнить свой долг»{180}. Так Сталин не воспользовался случаем подчеркнуть готовность Советского Союза к решительному противодействию Германии даже без поддержки стран Запада, приведя столь убедительный довод в пользу своей внешней политики. Значит, такой готовности к решительным действиям у сталинского руководства не было.

Таким образом, заявления с советской стороны о готовности воевать с Германией, невзирая на отказ Франции выступить совместно с СССР, никак не подкреплены документами. Они носили приватный характер («признание» Э. Бенеша в беседе с дочерью Т. Манна в 1939 году, газетная статья К. Готвальда в декабре 1949 года{181}) и потому никак не могли сказаться на развитии событий вокруг Чехословакии.

Все это вплотную подводит к выводу о роли советского фактора в дни Мюнхена и вообще в связи со Второй мировой войной. Судя по вышеизложенному, можно констатировать, что советские «маневры» в период Мюнхена были не более чем политико-дипломатической тактикой, продиктованной преходящими обстоятельствами. А вот верно подмеченное в американском архивном документе и подтвержденное авторитетом Сталина стремление оставаться вне обоих блоков, проводить сепаратную политику, было выражением общей антикапиталистической стратегии сталинского Советского Союза, которая отвечала его далеко идущим классово-имперским целям во «второй империалистической войне».