Георгий Ушаков - По нехоженной земле

• Название: По нехоженной земле
• Автор: Георгий Ушаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1953

Из предисловия:

«Остров еще не имел названия. Его нельзя было найти ни на одной карте в мире. И необитаем он был настолько, насколько может быть необитаемым маленький клочок земли, только что открытый среди полярных льдов на половине восьмидесятого градуса северной широты. На нем не было ни гор, ни рек, ни озер, да они просто не могли бы здесь поместиться. Это был всего лишь гребень известняковой складки, выступавший из моря. Он поднимался узенькой взгорбленной полоской и напоминал высунувшуюся из воды спину кита. Впервые вступив на его обледеневшую, скользкую поверхность, мы невольно шли осторожной походкой, будто под ногами и в самом деле лежал кит, готовый каждую минуту погрузиться в холодную пучину».

А на север и на восток от этого островка лежала огромная, неведомая земля. Нехоженая, незнаемая. Ее тоже не было на карте, — было только белое пятно, кое-где оконтуренное неуверенным, робким пунктиром.

Здесь все было тайной — территория земли, ее строение, ее почва, ее флора и фауна. Разгадать эти тайны, открыть эти земли, положить их на карту, дать имена островам, горам, заливам и озерам и должны были люди, оставшиеся на берегу.

Что и говорить, нелегкая задача выпала на долю пионеров Северной Земли! Но это были советские люди. Они знали, на какое дело послала их родина, они гордились ее доверием и смело смотрели вперед.

«Ни я, ни мои спутники не собирались разыгрывать роль робинзонов или изображать из себя ходульных героев; мы не мечтали, как о блаженстве, о трудностях и лишениях, так как прекрасно знали, что их будет достаточно на нашем пути и что нам не миновать их. Поэтому на морозы Арктики мы смотрели так же, как кочегары на жару у котельных топок; на полярные метели — как моряк на бури; а на льды — как шофер на трудную дорогу. Условия тяжелые, но нормальные и естественные для Арктики. В тех случаях, когда возможно, мы должны были избежать трудностей, а там, где этого сделать нельзя, бороться с ними».

Люди сдержали свое слово. Два года провели они на Северной Земле и исходили ее вдоль и поперек. Они прошли семь тысяч километров на собаках и пешком. Они шли в метель и морозы, в полярную ночь и в весеннюю распутицу, через хаос айсбергов и неразбериху торосов, по ледяной воде и по гололедице, преодолевая сугробы рыхлого снега и снежную кашу, с боя беря скалы и каждую минуту рискуя жизнью. Они положили на карту 37 тысяч квадратных километров нехоженой земли, выяснили ее простирание и конфигурацию, очертили ее границы, узнали ее рельеф, геологическое строение, климатические условия, животный и растительный мир, характер ледового режима окружающих морей. Этим они завершили открытие русских моряков и вновь прославили советскую науку — самую передовую в мире.

Об этом славном подвиге советских полярников и рассказывает в своей книге Г. А. Ушаков, бывший начальником первой экспедиции на Северной Земле.

---

В 1913 году суда Гидрографической экспедиции были близки к этой точке с востока, а в 1930 году почти так же близко с запада подходил к ней «Седов».

К сожалению, в обоих случаях не ставилась задача обхода Северной Земли, и, возможно, лишь поэтому мыс Молотова не был открыт до нас.

Мысль о возможности прохождения здесь кораблей была очень заманчивой. Воображение рисовало суда на фоне ледникового щита мыса Молотова. Но реально нельзя было не считаться с постоянной тяжелой ледовой обстановкой в Карском море и с неминуемой борьбой со льдами, выносимыми в Центральный полярный бассейн из моря Лаптевых.

Ясно было лишь одно — много еще предстояло работы советским исследователям, много еще в Арктике было нерешенных проблем.

* * *

Теперь, когда солнце не так уже было нужно, оно ярко светило всю ночь. И только утром, когда мы собирались покинуть мыс Молотова, оно опять скрылось за облаками.

На астрономическом пункте надо было поставить какой-нибудь прочный знак, чтобы в будущем найти точное место наших наблюдений. Обычно мы выкладывали каменный гурий, но здесь не было ни камня, ни другого материала, кроме льда. Сами мы тоже никакими строительными материалами не располагали. Поэтому в точке, где стоял теодолит, пришлось поставить всего лишь тонкую бамбуковую вешку. Под ней вкопали в лед бидон из-под керосина, к ручке его привязали бутылку с запиской о нашей экспедиции, пройденном пути, открытии северной оконечности Земли, о присвоении ей имени товарища Молотова, со сведениями о наших дальнейших намерениях и запасах продовольствия.

19 мая мы покинули мыс Молотова. Он остался таким же, каким мы его увидели впервые — белым, строгим и суровым. Долгие века этот кусочек земли ждал человека, пока его не достигли советские люди. Теперь каждый географ, каждый моряк и каждый школьник будет знать, что Северная Земля заканчивается мысом Молотова, открытым 16 мая 1931 года советской экспедицией.

Веселый месяц май

Мыс Молотова, являвшийся поворотным пунктом нашего похода, остался позади. Мы повернулись затылком к северу и двинулись назад, но не по проторенной дороге, а вновь по целине. Наши собаки бежали на юго-запад, вдоль отлогого склона ледника. Начались западные берега Земли, не виданные даже нами, а ведь мы уже вправе были считать себя аборигенами здешних мест.

Охотник был не в духе. Кроме старых медвежьих следов да иногда пролетавших чаек, он не видел здесь других признаков жизни.

— Это не край земли, а край света, — наискосок через улицу от самого чорта! — ворчал охотник. — Сюда даже звери не заходят!

Раздраженный отсутствием зверя, он явно преувеличивал. Многочисленные старые следы медведей опровергали его выводы.

Но сейчас, если не считать птиц, живности здесь действительно было мало. При наличии вскрытых льдов и больших пространств воды можно было бы рассчитывать на гораздо большее.

За одиннадцать суток со дня ухода с мыса Ворошилова мы лишь два раза пересекли свежий медвежий след, убили одного и подарили жизнь пяти зверям, бродившим недалеко от наших стоянок, севернее мыса Розы Люксембург. Кроме того, дважды видели след песца и ни разу не замечали следов лемминга, а за четыре последних дня наблюдений за открытым морем увидели только одну нерпу.

Отсутствие лемминга было понятно: сплошные ледники и разделявшая их узкая, лишенная растительности полоса песков и илистых отложений не могли быть благоприятными для жизни этого зверька. А с леммингом неразрывно связано и существование, песца. Если в середине зимы песцы бродят в поисках пищи и по морским льдам, то теперь, после спаривания, они выбирают места, богатые леммингами и птицами. В этом мы убедились в районе фиорда Матусевича и на южном берегу пролива Красной Армии.

Труднее было понять почти полное отсутствие тюленей. Мы знали, что в районе островов Седова тюлени хотя и немногочисленны, но все же водятся на протяжении всей зимы, и еще в марте били их на открытой воде у острова Голомянного. Расстояние, отделявшее нас от тех мест, было не таким большим, чтобы играть какую-нибудь роль. Единственно, чем можно было объяснить исчезновение нерп, это откочевкой их к северу вместе с кромкой пловучих льдов. Предыдущей осенью мы не раз были свидетелями отхода тюленей от берега при появлении на горизонте ледяных полей, а возвращался зверь вместе с приближением льдов к островам. Кромка льдов летом изобилует жизнью. Но сейчас тюлени вряд ли могли рассчитывать там на обильный корм, так как до периода цветения планктона было далеко. Повидимому, только выработанный тысячелетиями условный рефлекс и инстинкт сейчас гнали животных к кромке пловучих льдов.

Малочисленность медведей объяснялась легче. Они обычно ищут добычу среди пловучих льдов и вместе с ними унесены к северу в бурю 10 мая.

Все эти рассуждения, казавшиеся вполне логичными и достаточно обоснованными, я изложил Журавлеву. Но никакая логика не могла убедить охотника.

Солнце, проводившее нас с мыса Молотова, словно выполнив свои обязанности, давно уже скрылось за сплошными облаками. Стояла сырая, теплая погода. Сани скользили легко. Отдохнувшие собаки весело уносили нас все дальше.

Ледниковый щит, образующий мыс Молотова, отвернув на восток, кончился. Его сменил опять низкий и голый берег, ни в чем не отличающийся от берега восточной стороны Земли. Так же как и там, перед нами тянулись отмели с многочисленными, напоминавшими муравейники, буграми, слабо поднимающимися над уровнем моря. Иногда отмели заканчивались почти у самого берега, уступая место грядам многолетних торошенных льдов, а порой они расширялись до семи-восьми километров и в этих случаях сменялись молодыми льдами со всеми признаками зимнего торошения.

На берегу, среди песков, мы нашли обломки окремнившегося дерева. Происхождение этих находок пока оставалось для нас загадкой.

По мере удаления от мыса Молотова мы уходили и от открытого моря. К полуночи резко очерченный край темного «водяного» неба уже прерывался на северо-северо-востоке. К западу море сплошь покрывали сильно торошенные льды, неподвижные в пределах видимости. Еще реже здесь попадались старые медвежьи следы.

Мы в это время были уже в 36 километрах от северной оконечности Земли. Это неплохой переход. Пора было раскинуть новый лагерь.

Устройство на ночлег заняло немного времени. Накормив собак и поужинав, забрались в спальные мешки и тут же заснули. Но через четыре часа были разбужены воем ветра. Палатку лихорадило. Ее наветренная юго-западная сторона надувалась, точно парус, а противоположная оглушительно хлопала. За парусиной крупными хлопьями хлестал густой снег. Он успел засыпать большую часть собак. Метель бушевала в полную силу. Так развлекался здесь веселый месяц май.

Пришлось покинуть спальные мешки и закрепить палатку. После этого ничего не оставалось делать, как вновь поглубже запрятаться в спальные мешки. Но уже не спалось. Метель означала лишнюю задержку. Уходило драгоценное время, убывали продукты. Рассчитывать на успешную охоту здесь не приходилось. Невольно думалось о запасах собачьего корма — хватит ли его на предстоящий путь.

Только к полудню 20 мая снегопад сменился густым, сырым туманом, больше походившим на мелкий моросящий дождь. Температура воздуха поднялась очень значительно. Барометр упал. Но ветер все же начал стихать. Наконец, к 14 часам видимость улучшилась настолько, что мы смогли покинуть стоянку. К полуночи успели положить на карту новых 25 километров берега.

В пути несколько раз попадали в шквальный ветер и метель. Ветер бил прямо в лоб, так как берег все еще уходил в юго-западном направлении.

К полуночи заметно похолодало. Поверхность снега оледенела и подламывалась. Боясь, что собаки изрежут лапы, мы решили удовлетвориться 25-километровым переходом и остановились. К тому же и видимость опять ухудшилась, а ближайшие часы не обещали просветления.

Собаки на переходе несколько раз «брали дух» какого-то зверя, настораживались, начинали метаться, но тут же успокаивались, так как чутью мешал менявшийся ветер. Журавлев начал было рыскать вдоль торошенных льдов, но, боясь потеряться в метели, вынужден был бросить это занятие. Перед остановкой собаки снова насторожились. Зверь был где-то близко. Я начал осматривать льды в бинокль и тут же увидел медведя, спокойно шагавшего параллельно нашему пути. Журавлев на пустых санях помчался в погоню. Вскоре охотник вернулся с добычей. Это была невзрачная тощая медведица. Но для голодной собаки не существует голой кости. Эту поговорку не замедлили подтвердить наши четвероногие помощники.

О дальнейшем пути рассказывают страницы дневника. В них мало веселого. Май не баловал нас погодой.

«21 мая 1931 г.

Ни о чем не могу писать, как только о желании итти вперед и абсолютной невозможности это сделать. На исходе сутки, как беспрерывно воет ветер, а снегопад сменяется непроглядным туманом, или все это вместе давит на нас общими силами. Рассмотреть что-либо дальше 20 метров нет никакой возможности. Какая же тут съемка, когда не отличишь, где небо и где земля. Да еще при здешних берегах. В хорошую-то погоду иногда приходится думать и гадать — где находишься: на земле или в море.