Георгий Ушаков - По нехоженной земле

• Название: По нехоженной земле
• Автор: Георгий Ушаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1953

Из предисловия:

«Остров еще не имел названия. Его нельзя было найти ни на одной карте в мире. И необитаем он был настолько, насколько может быть необитаемым маленький клочок земли, только что открытый среди полярных льдов на половине восьмидесятого градуса северной широты. На нем не было ни гор, ни рек, ни озер, да они просто не могли бы здесь поместиться. Это был всего лишь гребень известняковой складки, выступавший из моря. Он поднимался узенькой взгорбленной полоской и напоминал высунувшуюся из воды спину кита. Впервые вступив на его обледеневшую, скользкую поверхность, мы невольно шли осторожной походкой, будто под ногами и в самом деле лежал кит, готовый каждую минуту погрузиться в холодную пучину».

А на север и на восток от этого островка лежала огромная, неведомая земля. Нехоженая, незнаемая. Ее тоже не было на карте, — было только белое пятно, кое-где оконтуренное неуверенным, робким пунктиром.

Здесь все было тайной — территория земли, ее строение, ее почва, ее флора и фауна. Разгадать эти тайны, открыть эти земли, положить их на карту, дать имена островам, горам, заливам и озерам и должны были люди, оставшиеся на берегу.

Что и говорить, нелегкая задача выпала на долю пионеров Северной Земли! Но это были советские люди. Они знали, на какое дело послала их родина, они гордились ее доверием и смело смотрели вперед.

«Ни я, ни мои спутники не собирались разыгрывать роль робинзонов или изображать из себя ходульных героев; мы не мечтали, как о блаженстве, о трудностях и лишениях, так как прекрасно знали, что их будет достаточно на нашем пути и что нам не миновать их. Поэтому на морозы Арктики мы смотрели так же, как кочегары на жару у котельных топок; на полярные метели — как моряк на бури; а на льды — как шофер на трудную дорогу. Условия тяжелые, но нормальные и естественные для Арктики. В тех случаях, когда возможно, мы должны были избежать трудностей, а там, где этого сделать нельзя, бороться с ними».

Люди сдержали свое слово. Два года провели они на Северной Земле и исходили ее вдоль и поперек. Они прошли семь тысяч километров на собаках и пешком. Они шли в метель и морозы, в полярную ночь и в весеннюю распутицу, через хаос айсбергов и неразбериху торосов, по ледяной воде и по гололедице, преодолевая сугробы рыхлого снега и снежную кашу, с боя беря скалы и каждую минуту рискуя жизнью. Они положили на карту 37 тысяч квадратных километров нехоженой земли, выяснили ее простирание и конфигурацию, очертили ее границы, узнали ее рельеф, геологическое строение, климатические условия, животный и растительный мир, характер ледового режима окружающих морей. Этим они завершили открытие русских моряков и вновь прославили советскую науку — самую передовую в мире.

Об этом славном подвиге советских полярников и рассказывает в своей книге Г. А. Ушаков, бывший начальником первой экспедиции на Северной Земле.

---

Я починил свои сани. Потом мы измерили высоту надводной части нашего айсберга. Она оказалась равной 24,3 метра. Вершина ледяной горы была почти горизонтальной, и среднюю высоту ее можно было принять за 20 метров. Следовательно, общая толщина льдины колебалась где-то между 120 и 140 метрами. Надо отметить, что таких великанов мы встречали немного. Только в узкой части пролива Красной Армии, вблизи мощного ледника, их было достаточно.

К концу дня наш охотник без особых усилий уже мог смотреть через очень темные снежные очки. А на следующий день, 12 мая, мы снялись с лагеря.

Погода вновь закапризничала. Еще до того как мы тронулись в путь, повалил густой снег, а на небе не осталось ни одного просвета. Весь день снегопад то прекращался, то возобновлялся, а небо долго оставалось покрытым сплошными облаками.

В такую погоду мы с Журавлевым, обычно по очереди, шли впереди. Это был совсем не легкий труд. Езда на собаках с гружеными санями сильно утомляет. То и дело приходится или отводить сани от встречного препятствия, или притормаживать их на склоне, или помогать собакам выдернуть тяжелый воз на подъем. К концу большого перехода путник чувствует себя очень усталым и мечтает об отдыхе.

Ведущему надо беспрерывно думать о курсе, выбирать проходимый путь, следить за дорогой и выдерживать по возможности постоянный темп движения.

Теперь ко всему этому прибавилась еще опасность переутомить глаза и заболеть снежной слепотой. Солнечный свет, отраженный снежными полями и рассеянный атмосферой, сильно раздражает сетчатку глаза и вызывает острое воспаление ее. Это и есть снежная слепота.

Особенно опасны весенние дни с рассеянным светом, когда небо закрыто облаками. В такие дни в Арктике все одинаково бело: и небо, и снег, и льды. Нет ни линии горизонта, ни раздела между белым небом и землей, покрытой снегом, ни разницы между расцветкой льда и снега. Из-за отсутствия теней светлые предметы в такие дни становятся невидимыми. Часто торчащая льдина или высокий заструг, остаются незаметными до тех пор, пока не споткнешься или не ударишься о них. А отдаленные темные предметы кажутся висящими в воздухе. Это затрудняет съемку и еще больше утяжеляет работу ведущего.

Бывает, что на белом пространстве нет ни одной сколько-нибудь заметной темной точки. В таком случае курс прокладывается на какой-нибудь еле видимый торос, полузасыпанный снегом и как бы плавающий в небе, на камень или даже на снежный заструг. Как правило, отдельные ходы не превышают в этих случаях сотни метров. Но и на таком расстоянии достаточно на одно мгновение выпустить из поля зрения намеченную точку, чтобы потом уже не найти ее. Поэтому приходится управлять собаками, не отводя взгляда от точки, на которую проложен курс. Если к этому еще добавить постоянную необходимость смотреть под ноги, чтобы не споткнуться или не попасть в трещину, то станет понятным, насколько у ведущего должно напрягаться внимание и утомляться зрение.

У нас, конечно, были очки-консервы. Я всегда предпочитал желтые. Очки должны спасать глаза от влияния рассеянного света. Но всегда носить их — трудновыполнимое условие. Когда возишься с санями в 400 килограммов весом, при любом морозе капли пота не только щекочут спину, но и катятся со лба и заливают глаза. Запотевают и стекла очков, какого бы цвета и системы они ни были. И вот протрешь их раз, протрешь два, три, четыре… и, наконец, уже не знаешь, чем заниматься — протирать очки или все же итти вперед. Конечно, последнее всегда кажется важнее. И чтобы итти, сдвинешь очки на лоб или сунешь их в карман. Пройдешь так полчаса или час, пока не осилишь трудного участка пути. И этого бывает вполне достаточно, чтобы заболеть снежной слепотой.

Итак, мы снялись с лагеря 12 мая. Журавлев еще не совсем поправился и часть пути сидел с завязанными глазами на своих санях. Я весь переход должен был итти впереди и устал больше обычного, хотя дорога оказалась не такой уж страшной, как представлялось издали.

Сначала мы отыскали сносный путь вдоль ледника, потом, в надежде обойти ледяные горы, постепенно отклонялись к востоку. Часа два продвигались без особых помех. Айсберги достигали 500–600 метров в поперечнике и часто по высоте не уступали тому гиганту, у подножья которого мы пережидали бурю. Но чем мористее мы двигались, тем реже они попадались. Мелкие трещины в окружающем их морском льду не представляли ни опасности, ни особых препятствий.

Потом я заметил, что край ледникового щита отодвинулся от береговой черты и начал отклоняться к северо-западу. Дальше Земля сильно понижалась. Берег еле улавливался взглядом и едва поднимался над морскими льдами, но зато далеко выдавался к востоку, образуя широкий, плоский мыс. С юга, почти по касательной к оконечности мыса, лежала высокая гряда торосов; а с морской стороны ее мы наткнулись на свежую, открытую трещину, достигавшую в отдельных местах ширины трех метров. Торошенные льды, прижатые к мысу, не обещали ничего хорошего, а за трещиной простиралась вдоль берега широкая полоса совершенно ровного льда. Переправившись через трещину, мы избежали пути по торосам и более восьми километров прошли по отличной дороге.

При съемке мыса столкнулись с картиной, в которой не сразу удалось разобраться. К счастью, снегопад к этому времени прекратился, местами заголубело небо и видимость улучшилась.

Это несколько облегчило нашу задачу.

Среди прибрежных льдов мы увидели большое скопление невысоких конусообразных, еле прикрытых снегом песчано-галечных холмиков. Они полукругом, шириною до четырех-пяти километров, лежали с южной стороны мыса, потом более узкой полосой опоясывали его с востока и значительное пространство захватывали к северу от мыса. Скорее всего они представляли собой поднимающиеся над водой возвышенности широкой отмели, являющейся, в свою очередь, моренными отложениями исчезнувшего на этом участке ледника. Точно проследить линию коренного берега Земли из-за этой отмели было почти невозможно — так полого и незаметно он переходил в самую отмель, а снежный покров еще больше маскировал их границу.

Мысу дали имя Розы Люксембург.

Когда заканчивали съемку мыса, погода совсем разгулялась. Солнце залило светом бескрайные заснеженные пространства. Далеко на юге вырисовывались мыс Ворошилова и высоты, уходившие от него к фиорду Матусевича. Только что выпавший пушистый снег блестел и искрился. Им можно было залюбоваться. Но случай с Журавлевым, только что снявшим с глаз повязку и сидевшим на санях в самых темных очках, не поощрял к этому. За этот переход я, повидимому, тоже перенапряг зрение, чувствовал в глазах легкое покалывание и старался не смотреть на снежную поверхность.

Край большого ледникового щита совсем повернул на запад. Он-то, по всем признакам, и был принят экспедицией, открывшей Землю, за северную ее оконечность. Низкий берег, вдоль которого мы теперь шли, не мог быть видимым с кораблей.

Новый лагерь мы разбили поздно вечером, на 38-м километре пути. Он находился не только дальше сплошной линии, обозначавшей восточный берег Земли, но и за пределами пунктира. Мы вообще вышли за пределы старой карты. Где-то впереди лежала северная оконечность Северной Земли. Некоторые признаки указывали, что эта точка совсем недалеко. Ярко выраженный темный сектор неба опоясывал горизонт от северо-востока до северо-запада. Темная окраска неба могла быть только отражением открытой воды. Недаром туда летели стаями чистики, люрики и белые чайки. Даже куличок-песчаник, сегодня впервые замеченный нами в этом году, промчался туда же. Значит, где-то в пределах этого темного сектора и кончалась Северная Земля.

На какой широте находилась крайняя северная точка Земли, должны были показать ближайшие дни. Мы уже были полны нетерпения достигнуть этой точки. Желание увидеть ее и отметить на белом листе карты опережало нас.

Мыс Молотова

Погода становилась все более неустойчивой. Пасмурное небо, очень низкая облачность, а главное, густые снегопады все чаще лишали нас возможности вести съемку, вынуждали подолгу сидеть в палатке и томиться вынужденными задержками.

Ранним утром 13 мая, при очень плохой видимости, мы все же решили продолжать путь, но пока запрягали собак и увязывали груз, погода окончательно испортилась. Засвежел до этого слабый юго-восточный ветер и повалил такой густой снег, что ни о какой съемке, особенно при характере здешних берегов, не могло быть и речи. Пришлось отпрячь собак, распаковать сани и весь день просидеть на месте.

Основное занятие в таких условиях — наблюдение за барометром. В этот день оно, как и всегда, было не только скучным, но и не обещало улучшения погоды. Накануне, в полдень, атмосферное давление равнялось 756,0 миллиметра, к 7 часам утра оно упало до 750,9, в полдень барометр показывал уже 746,7, а еще через три часа — только 745,7.