Георгий Ушаков - По нехоженной земле

• Название: По нехоженной земле
• Автор: Георгий Ушаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1953

Из предисловия:

«Остров еще не имел названия. Его нельзя было найти ни на одной карте в мире. И необитаем он был настолько, насколько может быть необитаемым маленький клочок земли, только что открытый среди полярных льдов на половине восьмидесятого градуса северной широты. На нем не было ни гор, ни рек, ни озер, да они просто не могли бы здесь поместиться. Это был всего лишь гребень известняковой складки, выступавший из моря. Он поднимался узенькой взгорбленной полоской и напоминал высунувшуюся из воды спину кита. Впервые вступив на его обледеневшую, скользкую поверхность, мы невольно шли осторожной походкой, будто под ногами и в самом деле лежал кит, готовый каждую минуту погрузиться в холодную пучину».

А на север и на восток от этого островка лежала огромная, неведомая земля. Нехоженая, незнаемая. Ее тоже не было на карте, — было только белое пятно, кое-где оконтуренное неуверенным, робким пунктиром.

Здесь все было тайной — территория земли, ее строение, ее почва, ее флора и фауна. Разгадать эти тайны, открыть эти земли, положить их на карту, дать имена островам, горам, заливам и озерам и должны были люди, оставшиеся на берегу.

Что и говорить, нелегкая задача выпала на долю пионеров Северной Земли! Но это были советские люди. Они знали, на какое дело послала их родина, они гордились ее доверием и смело смотрели вперед.

«Ни я, ни мои спутники не собирались разыгрывать роль робинзонов или изображать из себя ходульных героев; мы не мечтали, как о блаженстве, о трудностях и лишениях, так как прекрасно знали, что их будет достаточно на нашем пути и что нам не миновать их. Поэтому на морозы Арктики мы смотрели так же, как кочегары на жару у котельных топок; на полярные метели — как моряк на бури; а на льды — как шофер на трудную дорогу. Условия тяжелые, но нормальные и естественные для Арктики. В тех случаях, когда возможно, мы должны были избежать трудностей, а там, где этого сделать нельзя, бороться с ними».

Люди сдержали свое слово. Два года провели они на Северной Земле и исходили ее вдоль и поперек. Они прошли семь тысяч километров на собаках и пешком. Они шли в метель и морозы, в полярную ночь и в весеннюю распутицу, через хаос айсбергов и неразбериху торосов, по ледяной воде и по гололедице, преодолевая сугробы рыхлого снега и снежную кашу, с боя беря скалы и каждую минуту рискуя жизнью. Они положили на карту 37 тысяч квадратных километров нехоженой земли, выяснили ее простирание и конфигурацию, очертили ее границы, узнали ее рельеф, геологическое строение, климатические условия, животный и растительный мир, характер ледового режима окружающих морей. Этим они завершили открытие русских моряков и вновь прославили советскую науку — самую передовую в мире.

Об этом славном подвиге советских полярников и рассказывает в своей книге Г. А. Ушаков, бывший начальником первой экспедиции на Северной Земле.

---

В глубине Земли ледник поднимался еще метров на сто и выглядел гладким. Возможно, что там он и был проходимым. Но мы уже не верили в это. Кроме того, уходя на ледниковый щит в поисках пути к северу, мы неминуемо должны были потерять из виду берег и его очертания после нашей экспедиции, как и прежде, должны были остаться загадкой. Оставлять за собой на карте Земли пунктирную линию у нас не было никакого желания. Надо было вернуться на морской лед и там искать дальнейшего пути.

Выбраться из густой сети опасных трещин и спуститься с ледника тоже оказалось не простым делом. Это еще больше укрепило нас в решении искать путь в море между скоплениями айсбергов, хотя это и не сулило удовольствий.

Около полуночи мы разбили лагерь под той же самой ледяной горой, где ночевали вчера.

В довершение наших неудач у Журавлева не на шутку разболелись глаза. Были все признаки заболевания снежной слепотой.

Предстояла неминуемая задержка.

До этого, если не считать моего заболевания в самом начале похода, мы продвигались и работали без особых помех. Иногда мешавшие нам легкие метели, туманы и большая облачность казались обычными будничными явлениями. Теперь Северная Земля как бы решила ставить нам преграды. Под влиянием неудач мы острее восприняли и резкую перемену погоды. По возвращении на старый ночлег надвинулась низкая облачность, подул порывистый северо-восточный ветер и нахлынули полосы густого тумана. Правда, скоро опять заголубело небо, заштилело, и в полночь с севера потоком хлынули солнечные лучи.

10 мая неудачи продолжались.

Полуослепший Журавлев лежал в палатке с завязанными глазами. Он всю ночь не спал от мучительных болей и неузнаваемо помрачнел. Как ни странно, за многие годы, проведенные в Арктике, он впервые болел снежной слепотой и теперь, повидимому, всерьез боялся потерять зрение. Портила настроение охотнику и полная его беспомощность: он привык не бояться ни морозов, ни метелей. Уверенность в себе, в своей силе, в способности бороться с любыми трудностями была основной чертой его характера. А сейчас он превратился в беспомощного слепца.

Раствор кокаина, пущенный в воспаленные глаза, если бы и не ускорил выздоровление, то во всяком случае облегчил бы страдания. Но Журавлев категорически от него отказался. Он принадлежал к числу тех людей, которые не любят лечиться и верят в силы своего организма больше, чем во все лекарства.

Снежную слепоту я испытывал на себе, знал, что она вызывает мучительные боли и делает человека беспомощным, но также хорошо знал, что если не запустить болезнь, то она скоро проходит, не оставив никакого следа. И лечение ее проще простого. Самым надежным средством против нее, проверенным бесчисленное количество раз на практике, является темнота. Для полного излечения иногда бывает достаточно всего лишь одного-двух дней, проведенных в темном помещении или просто с завязанными глазами.

Каких-либо особых волнений за исход болезни Журавлева пока не было. Двух-трехдневная задержка не грозила нам катастрофическим нарушением планов, тем более, что мы и без этого имели причину на некоторую задержку: при спуске с ледника я разбил передок своих саней, и нужен был день для их ремонта.

Более серьезная опасность пришла с другой стороны. Арктика дала очередной «концерт», доставивший нам куда больше хлопот и переживаний, чем вынужденная задержка.

Обсудив создавшееся положение, мы, наконец, крепко заснули. Но через несколько часов были разбужены ветром. Он был очень странным: каждую минуту менял направление, то спадал, то с силой обрушивался на палатку и, как бы ощупывая ее и проверяя прочность креплений, дергал то за одну стропу, то за другую. Парусина вздрагивала, трепетала и оглушительно хлопала под его напором.

Выглянув из палатки, я увидел необычную картину. Над морскими льдами, километрах в пяти-семи от лагеря, крутилось несколько огромных снежных вихрей. Это были настоящие снежные смерчи. Внешне они напоминали вихри над степными дорогами в знойный летний день, только в сотни раз превосходили их по размерам. В своем бешеном круговороте они то приближались к лагерю, то отодвигались к морю. Должно быть, поэтому ветер в районе лагеря то ослабевал, то несся с головокружительной скоростью. С каждой минутой сила ветра нарастала. Не было сомнения, что нам предстояло пережить нечто серьезное.

Накануне мы не нашли для лагеря ни одного хорошего снежного забоя. Вероятно, ветер гуляет здесь частенько. Кругом лежал почти полностью обнаженный лед. Палатка была установлена на неглубоком забое. Колья строп могли быть вырванными, и тогда шторм неминуемо должен был порвать палатку в клочья или же просто унести ее, как листок бумаги. Некоторые колья уже расшатало, оттяжки ослабели, и парусина хлопала все сильнее. А ветер крепчал. Надо было спасать наше жилье.

Вылез наружу. Вход в палатку был с наветренной стороны, и я не рискнул им воспользоваться — выбрался из-под задней полы. Смерчей уже не было видно. Метель и не начиналась, так как на льду не было снега. Но ветер буйствовал с невероятной силой. Все попытки встать на ноги оканчивались неудачей: ветер сбивал с ног и на несколько метров отбрасывал от палатки.

Журавлев с завязанными глазами оставался внутри. Он вцепился в парусину и повис на ней, стараясь уменьшить образовавшуюся слабину и не давая полотнищу хлопать. С невероятным трудом удалось подтянуть груженые сани, привязать к ним палатку, собрать все имевшиеся ремни и веревки, укутать и туго стянуть палатку, точно тюк хлопка. Под веревки, на скатах палатки, подсунули лыжи и шесты. После этого парусина перестала надуваться и хлопать.

Не имея возможности подняться, я лежал на льду и смотрел на наше убежище. Палатка съежилась, словно в страхе перед разъяренной стихией. Выглядела она жалко и смешно. Зато появилась надежда, что мы не останемся без жилья. Лыжные палки, использованные в качестве распорок внутри палатки, еще больше укрепили ее.

Все это было сделано во-время. Буря неумолимо нарастала. С трудом разместившись в стянутой палатке, все еще не совсем уверенные в том, что даже в таком виде она устоит против урагана, мы, не раздеваясь, лежали поверх спальных мешков и напряженно ждали исхода событий.

Снаружи доносился беспрерывный гул. Иногда сквозь него раздавался пронзительный визг ветра. Впечатление было такое, будто мы сидели под железнодорожным мостом и над нашими головами с грохотом, гулом и свистом несся бесконечно длинный поезд.

Утром, когда крепили палатку, под защитой айсберга скорость ветра равнялась 20 метрам в секунду, а на открытом месте она превышала 30 метров.

После полудня я вылез наружу. В море опять носились снежные вихри. Лежа около палатки, я поднял руку с анемометром. Он показал, что скорость ветра достигала 27 метров в секунду. Я отполз метров на сорок, выбрался из-за айсберга на открытое место и вновь поднял руку с прибором. Его крестовина с полушариями слилась в еле уловимый нимб. Отсчет показал, что здесь ветер несся со скоростью свыше 37 метров в секунду. И это над самой поверхностью льда. Что делалось в вышине и дальше в море — сказать невозможно.

Дышать было трудно. Подняться я не мог. Пришлось возвращаться ползком.

Ветер такой силы на Северной Земле мы наблюдали впервые. Раньше мы переживали чуть ли не все ветры, имеющие наименования по шкале: слабые, свежие, резкие, сильные, очень сильные и штормовые; но в такой еще не попадали. Над нами неслась уже не буря, а настоящий ураган.

Во время вылазки я еще крепче стянул палатку. Теперь она совсем сплющилась, площадь парусности ее стала ничтожной. Уверенность в устойчивости нашего убежища укрепилась. Мы уже более спокойно ждали улучшения погоды.

Весь день буря пела свои дикие песни. А вечером неожиданно начала стихать. Через полчаса ветра точно не бывало. Наступил полный штиль. Тишина наступила внезапно, словно бурю мы видели только в кошмарном сне.

Лагерь сразу оживился. Начали кормить собак. Потом собрались было «распаковывать» палатку. И хорошо, что не начали с нее.

Я взглянул в море. Там опять в бешеном хороводе неслись снежные вихри.

— Сейчас начнется у нас!

И действительно, не прошло и четверти часа, как ураган вновь обрушился на нас. Разница была лишь в том, что теперь ветер несся не с моря, как раньше, а с противоположной стороны — с ледникового щита.

Через час опять наступила полная тишина, которая очень скоро сменилась ревом ветра, и снова со стороны моря. И так до поздней ночи. Было похоже, что мы находимся в районе одного смерча, передвигающегося на небольшом пространстве, и направление ветра зависит от того, с какой стороны от нас бушует смерч.

Так под эту музыку мы и заснули, когда солнце стояло на севере. Разбужены были ветром на следующий день, 11 мая; солнце было уже на востоке. Правда, буря уже кончилась. Только шквальный ветер все еще достигал иногда 12–13 метров в секунду.