Фаина Гримберг - Хей, Осман!

• Название: Хей, Осман!
• Автор: Фаина Гримберг
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-271-07623-7

Новый роман известной современной писательницы Фаины Гримберг рассказывает о жизни Османа I, тюркского вождя, положившего начало великой державе - Османской империи. Роман интересен не только занимательным сюжетом, но и подлинно энциклопедическим охватом сведений о фольклоре, быте, истории Балканского полуострова и Малой Азии ХII-ХIV вв. Осман, по прозвищу Аль-Гази (т.е. завоеватель). В 1288 г. унаследовал от своего отца господство над турецкими ордами, населявшими Малую Азию. Постепенно расширяя свои владения, он стал правителем независимого Турецкого государства. После победы над сельджуками в 1299 г. Осман был провозглашён султаном, а победа над византийцами в 1301 г. сделала его имя известным всему миру.

---

   - Отец мой! - сказал он, поскольку обращался к старцу, хотя и неверному. - Отец мой! Прежде я никогда не видел подобного убранства, как в этом доме! Я просто-напросто не знаю, как мне сесть! Мы в нашем становище сидим на кожаных подушках или на коврах, или попросту на земле, поджав под себя ноги, или же скрестив ноги. И если сидим в юрте, в нашем кочевом жилище, то снимаем обувь, разуваемся. А как сидите вы в ваших домах, я не знаю...

Настоятель улыбнулся ласково, всеми чертами своего полного бледного лица.

   - Коли так, - сказал он ласково, - коли так, сын мой...- он сказал «сын мой», потому что обращался к человеку, хотя и знатному, но ещё юному, пусть этот человек и был для него неверным, - коли так, сын мой! Я сяду первым, а ты смотри на меня и поступай, как я. Быть может, тебе судьба сделаться великим правителем, и тогда будет у тебя дворец, где иные покои будут убраны по-нашему...

И с этими словами настоятель сел тяжело на скамью, отодвинув её от стола - а он был ещё силён, однако! - затем снова придвинувшись вместе с этой скамьёй к столу.

Осман внимательно проследил глазами его движения. И... решился проделать то же с креслом. И был очень доволен, когда ему это удалось. Он подумал, каким бы он показался теперь, в этом кресле, своему отцу Эртугрулу, и невольно и коротко засмеялся. Он не мог сдержать смеха также и от внезапного, странного для него изгибания тела, пришедшего в непривычное положение... «Должно быть, я сейчас очень смешон!» - подумал Осман. А вслух сказал настоятелю и Василису, занявшему место также на скамье, неподалёку от гостя:

   - Трудно сидеть по-вашему! Должно быть, ноги сильно затекают, потому что вы, сидя таким образом, подолгу держите их опущенными вниз...

   - Мы привыкли, - отвечал Василис и уловив брошенный на него суровый взгляд настоятеля, сдержал улыбку.

Явился Костандис. Следом за ним шёл помощник монастырского повара. Помощник постлал на столешницу длинную белую скатерть из тонкого полотна. Затем поднёс гостю таз и полил на руки воду из кувшина. А после омовения подал белый плат для утирания рук. Таким же образом омыли руки настоятель, Василис и севший подле Василиса Костандис.

   - Повар сейчас приготовит кушанье, - сказал Костандис.

Меж тем помощник повара поставил на стол блюдо, наполненное маленькими зеленоватыми и продолговатыми плодами.

   - Отведай, дорогой гость! - пригласил любезно отец Николаос. — Это оливки, они очень вкусны; впрочем, к их вкусу, острому и терпкому, надобно ещё привыкнуть. Зато когда привыкнешь, даже самая богатая трапеза будет без них казаться пресной!..

   - Я знаю! - воскликнул Осман. - Отец говорил мне. - И он решительно протянул руку и взял в пальцы маленький плод. Начал жевать. А когда проглотил, обратился с улыбкой к на!стоятелю: - Я, отец мой, должно быть, создан для этой земли! Потому что её плоды, даже и острые, и горькие, приятны моему нёбу с первого раза!..

   - А мне приятны твои речи! — искренне отозвался настоятель.

Осману захотелось поддержать беседу.

   - Ты, отец мой, видно, что человек учёный, да и хорошего рода, должно быть!

   - Да, сын мой! Кое-какой учёностью и я овладел. И род мой - род почтенный. Но родители мои и деды и прадеды не были знатны. Отец мой держал работильницу, мастерскую, где лудили котлы и прочую посуду. Знакомо ли тебе подобное занятие?

   - Да, лудильщиков я видал. Хорошее, почтенное ремесло. Мы их называем «казанджилер», то есть те, которые изготовляют котлы - казаны.

   - «Казандзилер»! - повторил, приятно улыбнувшись, отец Николаос. Подобно всем грекам, как прежним, так и нынешним, он не выговаривал шипящих и жужжащих звуков. - «Казандзилер»! Хорошее словечко! Я передам это словечко своему племяннику, старшему сыну моего родного брата. Этот юноша продолжает ремесло своего деда. А родом я с острова Крит! Это очень красивое место, окружённое со всех сторон тёплым морем, похожим по цвету на вино!.. Благодатное место - наш Крит!..

   - Для меня полезна беседа с тобой, отец мой! Я узнаю для себя новое из твоих слов. Я ведь не учен, только мой отец, вождь Эртугрул, учил меня!..

   - Земной отец - подобие небесного!..

   - Но я даже не могу вообразить, как выглядит местность, которую ты называешь «остров»! А море? Каково оно?..

   - Ты счастлив, сын мой! Тебе ещё столько предстоит узнать и увидеть! А о морях и островах спроси нашего Василиса, с которым тебе возможно объясниться прямо!..

   - Море - это самое лучшее, что есть на свете! - произнёс Василис горячо и мечтательно.

   - Задолго до того, как сделаться послушником, а затем и монахом, наш Василис был моряком на корабле, - сказал Костандис.

Затем они все проглотили ещё по одной оливке.

   - Так поведай же, Василис, нашему гостю, что такое корабль, и как плавает корабль по морю...

   - Это было очень давно, - начал Василис. - Это было на самой заре моей юности. «Василис» - моё монашеское имя.

У нас ведётся так, что ежели человек уходит от мира, он и имя принимает другое. А в миру я звался «Эвтихиос». Мой отец был мореходом. Я, так же, как и отец Николаос, родился на острове, этот остров гораздо больше по своей протяжённости в длину и ширину, нежели остров Крит! И зовётся моё отечество Родос, остров Родос. Древние мои предки верили, будто на этом острове, тогда ещё безымянном, жили некогда, во времена очень давние, кузнецы-тельхины, имевшие красавицу сестру по имени Галлия. Однажды Галлия родила дочь, которую нарекли - Рода. Она сделалась первой правительницей острова, по ней он и назван...

   - Должно быть, её отцом был один из ветров, Северный или Южный, - сказал Осман, вспомнив сказку о юношах, сыновьях царевны джиннов и Северного ветра...[189]

   - Да! — удивился Василис-Эвтихиос. - Это действительно так! Так рассказывают на нашем острове... А тебе, господин, откуда известно это?

   - Нет, я никогда не слыхал ни о вашем острове, ни о его первой правительнице. Но и у нас рассказывают сказки о детях ветров. Только наши ветра - ветра степей, а ваши, как я догадался - ветра воды!..

   - Да, - сказал Василис, - наши ветра - ветра морей! Древние называли их Нотом, Эвром, Бореем, а отцом их называли Эола... А впрочем, это ведь было так давно! Быть может, я и имена уже не помню в точности. Так давно я слыхал эти имена ветров от моего отца... — И он продолжил свой рассказ о морях и островах. - Что сказать тебе, гость! Острова - это всего лишь кусаки земли, большие или малые, окружённые со всех сторон водой. Для того, чтобы попасть на остров или покинуть его, надо построить корабль! А что же такое корабль? Это такая посудина, также она может быть большой или малой, люди садятся в неё и движут особо сделанными палками - вёслами - гребут. Посудина движется по морю, по волнам. На ней также укреплены высокие шесты - мачты. На эти шесты натянуты полотнища крепкого полотна. Ветер морской дует, полотнища эти - паруса - раздуваются. И корабль плывёт!..

   - Но ведь он может утонуть в воде моря! - заметил Осман горячо.

   — Случается и такое! - Василис улыбался; вспоминал, должно быть, свою раннюю юность, родной остров, море и корабли... - Ещё отроком отец привёл меня на корабль. Я научился грести и натягивать паруса... Что тебе сказать о морях и кораблях... Это самое прекрасное на свете! Могу я повторять снова и снова!.. Один ветер дует оттуда, другой - отсюда; оба они сражаются друг с другом за корабль, катят в противоположные стороны волны, гонят каждый в своём направлении... Попутный ветер нежно задувает в корму, натягивает паруса, придаёт кораблю крылья, охотно несёт мореходов по волнам. Корабль тебе ложе, а если с тобою любимая! Любимая, которую ты увозишь далеко... О, тогда колени её - твоя постель; и простёршись на них, ты засыпаешь сладко, как никогда! Девушка прижимает губы к твоим глазам и губам; тихо целует тебя. Брачным покоем, постелью брачной становится для вас корабль! Душа забывает обо всём!.. И тихо минует ночь. Но вот наступает утро. Задувает встречный ветер, изо всех сил дует в нос корабля и старается захлестнуть его волнами и увлечь в пучину вместе с людьми... - Василис, увлечённый своим рассказом, помогал себе жестами широкими, поводил руками. То и дело ему не хватало слов, и тогда он переходил на греческий язык, говорил на родном своём наречии; но Осману отчего-то чудилось, будто все слова рассказчика ему внятны!.. Должно быть, то, что рассказывал сейчас Василис-Эвтихиос, вовсе и не подобало рассказывать монаху; однако отец-настоятель Николаос не останавливал его. Да и гость понимал, что Василис невольно говорит о чём-то наболевшем, тяготящем душу... - О, ужасное морское волнение, о, горчайшее кораблекрушение! Порывы ветра бросают корабль, волны перекатываются через него, и люди, ещё до того, как им погрузиться в морскую бездну, лишаются чувств!.. А моя любимая! - Теперь он уже говорил прямо о себе, почти полностью перейдя на родной греческий язык; но Осман почему-то всё же понимал его; и отец Николаос не прерывал рассказ... - Моя любимая, - говорил Василис-Эвтихиос, - обхватила меня за шею и обрушила на меня бурю ещё более ужасающую. Она лила потоки слёз и просила спасти её! А жестокий ветер вырывал её из моих рук, высокие волны жаждали унести её от меня... Ради того, чтобы соединиться со мной, она пренебрегла всем в своей жизни, оставила богатый дом, покинула тайком своих родителей... И вот теперь волны и морской страшный ветер вырывали её из рук моих!.. Девушка плакала в отчаянии. Она была уверена, что Господь отвернулся от неё и карает её за непослушание отцу и матери. Ведь они выбрали ей жениха, достойного, как они полагали, и вовсе не дурного собой. Однако же она предпочла меня, Эвтихиоса, бедного моряка, сына кормчего, служившего на чужих кораблях и так и не скопившего достаточно денег для приобретения своего судна... Я пребывал в самом страшном горе, но меня совсем рядом ожидало горе, куда более страшное! Кормчий корабля, на котором мы плыли с моей любимой, обратился ко всем, кто обретался на корабле, вот с какою речью: