Марк Ферро - Николай II

• Название: Николай II
• Автор: Марк Ферро
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-7133-0400-0

Книга крупнейшего французского специалиста по современной истории, в том числе и советского общества, написанная на архивных материалах, позволяет увидеть в новом свете и жизнь Николая II, этой во многом загадочной личности, и обстоятельства его гибели в Екатеринбурге в 1918 году.

Для историков, а также для широкого круга читателей.

---

Далее в пункте 13 протокола заседания от 9 марта были приведены следующие сведения о положении в Царском Селе:

«Охрана дворца находится в руках революционных войск. Издан приказ, чтобы никого не впускать и не выпускать из дворца. Все телефоны и телеграфы выключены. Николай Романов находится под бдительным надзором. Солдат там около 300 из состава 3-го стрелкового полка…

На правах арестованного во дворце находятся Нарышкин, Бенкендорф и Долгоруков. Все письма и телеграммы доставляются в караульное помещение… Сообщают… что в Царском Селе в 1-м запасном полку ведется агитация против Совета р. и с.д. Войска стоят за конституционную монархию. Особенно настаивают на этом офицеры».

На самом деле после того, как посланец Петроградского Совета Мстиславский смог «повидаться» с бывшим государем, то есть увидеть собственными глазами в Царскосельском дворце его с женой и детьми, Совет согласился с аргументами Керенского, не желавшего отправить Николая в крепость. Подобно романтическому герою, певец Февральской революции не хотел кровопролития. Он уже сумел спасти жизнь бывших царских министров, заслонив их собой перед толпой озверевших мятежников. Их тайком снабдили паспортами, чтобы они смогли выехать за границу. Он также хотел спасти жизнь бывшего государя, что было бы легче сделать в Царском Селе, чем в крепости, расположенной поблизости от рабочих предместий.

Однако через несколько недель ситуация полностью изменилась, и эти проблемы возникли уже не перед Временным правительством, а перед правительством Его Величества.

В Англии в печати развернулась кампания в связи с предстоящим приездом бывшего государя и его семьи; вспоминали «его верность союзникам». Узнав об этом, Петроградский Совет потребовал объяснений. Итак, Николай II не предстанет перед судом? Как это было в случае с Людовиком XVI и как это будет в отношении царских министров, процесс над которыми готовился. Милюков сразу заявил англичанам, что подобный приезд вызовет соответствующую реакцию, а Керенский им подсказал, что не следует оказывать слишком очевидное давление, если они хотят, чтобы царь выехал из страны вовремя. Напомним, что Милюков был монархистом, а Керенский — республиканцем.

Ллойд Джорджу пришлось столкнуться с сильной оппозицией: лейбористы и тред-юнионы протестовали против приезда в Англию Николая «Кровавого» и его жены — немецкой императрицы. Возникла угроза всеобщей забастовки как отклик на поступавшие из России поразительные новости, которые вызывали прилив необыкновенного энтузиазма у синдикалистов и пацифистов. Приезд царя в Англию воспринимался бы как провокация. Правительство тут же начало бить отбой, и лорд Сесиль опроверг в палате представителей сообщение о том, что царю было направлено приглашение, что по сути было верно. В связи с поднявшейся волной протестов и распространением забастовок король Георг V лично обратился к правительству с призывом отказаться от своего предложения о предоставлении убежища.

В России эту деликатную миссию пришлось выполнить послу Бьюкенену, заявившему Временному правительству, что Англия передумала.

Позднее Мюриэл Бьюкенен, дочь посла, рассказала, что ее отцу, связанному обязанностью хранить молчание, угрожали снятием с поста и лишением пенсии, если он откроет роль короля в изменении принятого решения. Ибо к тому времени забастовки прекратились, царь был убит, а в Англии Бьюкенена обвинили в его смерти…

Но Николая уже не интересовали правительства и их политика, или он не желал более ими интересоваться… «Мне стыдно за Джорджи и за Англию», — сказал он, узнав об изменении решения своего родственника.

Царя оставили все, кроме французской печати

Один из наиболее мучительных для царя моментов: в присутствии сына Алексея он получил приказ Керенского и должен был повиноваться, как его подчиненный. В другой раз, в середине апреля, во время прогулки императора остановил перед дверью стоявший на посту часовой, сказав: «Полковник, здесь нет прохода». Тогда вмешался офицер, сопровождавший царя и его сына. Видя, как солдат остановил его отца, Алексей сильно покраснел.

Что бы ни случилось, Николай — как до отречения, так и после — продолжает вести свой дневник. Так, например, 9 июня он записывает: «Ровно три месяца, что я приехал из Могилёва и что мы сидим, как заключенные. Тяжело быть без известий от дорогой мама, а в остальном мне безразлично. Сегодня день еще жарче — 25° в тени, на солнце 36°. Опять сильно пахло гарью. После прогулки занимался с Алексеем историей в моем новом кабинете, т. к. в нем прохладнее. Хорошо поработали на том же месте. Аликс не выходила. До обеда погуляли впятером».

Бывший царь отмечает все, что он читает. В апреле — «История Византийской империи» Успенского: начато 4 апреля, закончено 25 апреля. Затем «Долина страха» Конан Дойля и «Миллионерша», закончено 28 апреля. Тогда же он начал читать «Россию на Дунае» Кассо и книгу генерала Куропаткина «Задачи русской армии». Вечерами он читает вслух «Тайны желтой комнаты», «Духи дамы в черном» и «Кресло привидения», а также «Арсен Дюпен против Шерлока Холмса» и, наконец, «Александр Первый» Мережковского.

Единственное упоминание о внешнем мире — 22 мая: «Сегодня годовщина начала наступления армий юго-западного фронта! Какое тогда было настроение и какое теперь!»

И позже: «Господи, помоги и спаси Россию!»

Наставник Алексея Пьер Жильяр, который оставался с императорской семьей до самого конца, сообщает, что единственным утешением императора во время его домашнего ареста в Царском Селе было чтение французской прессы. Разумеется, республиканской.

Он, без сомнения, ожидал не меньшего от монархической печати, которая — в частности, «Аксьон франсэз» — писала, что царь отрекся «по собственному желанию ради спасения своего народа от революции». Александра неоднократно прибегала к этому аргументу во время их заточения в «золоченой клетке» Царского Села. Каждый раз, когда Александра жаловалась по поводу поднадзорного режима, который все усиливался, она говорила, что «царь отрекся от престола, чтобы избежать кровопролития». Некоторые английские газеты утверждали, что «эта революция не является антидинастической или антиаристократической, она — антинемецкая». Однако англичане не прожили такого участия к судьбе царя — «самого верного из союзников», — как французы. «Следует сначала обратиться со словами приветствия к благородному государю, имя которого связано с союзом между нашими обеими странами», — писал Альфред Калю в «Фигаро» и также в «Голуа». Все эти выдержки из газет были перепечатаны в «Журналь де деба», который читал Николай и где приводились статьи, утверждавшие, что «династию Романовых не трогают». Что ж, действительно, до созыва Учредительного собрания ликвидация монархии оставалась пожеланием или возможностью, но еще не реальностью.

Естественно, и в настроениях печати должны были произойти перемены. «Канар аншене» не упустила случая съязвить по поводу тех, кто еще недавно был на коне, а теперь никто: «Вчера царь был неприкосновенной личностью, сегодня же…» И на карикатуре — Николай II, босой, в тюремной камере, говорит: «Ах, если бы Густав [Эрве] мог меня освободить!»

Густав Эрве, социал-патриот, после отречения царя написал полную энтузиазма статью, подхваченную всей прессой. Ни единого слова против бывшего царя. В ней, правда, говорилось, что «монархизм повержен, но славизм остается… Союзное дело одержало, таким образом, свою самую замечательную победу; за армией наконец будет стоять современная, честная, патриотическая администрация… Какой страшный удар для кайзера… Какой пример для немецкого народа».

По мнению Эрве, все объяснялось ненавистью русских к чиновникам-германофилам типа Протопопова, и вот с их господством покончено. Самого Николая II эти утверждения, в значительной степени преувеличенные, не затрагивали. Разве не подтверждалось это тем, что при известии об аресте царя Густав Эрве и все горячие сторонники глобального потрясения проявляют обеспокоенность: «Позволят ли нам наши русские друзья сказать с полной откровенностью, что арест царя вызвал у нас легкое содрогание. Вступив на этот путь, известно, с чего начинаешь, но не известно, чем кончишь».

И далее Эрве высказывает то, чего опасалось большинство французских руководителей — Рибо, Пенлеве, Петен, — не говоря об этом открыто: как бы беспорядки не помешали военным действиям, а революция не сорвала намеченного русского наступления и — кто знает? — как бы русские не подписали сепаратного мира.

Усиленное внимание французской печати к этим проблемам настолько обманывало читателей, что даже бывшему царю чтение ее доставляло истинное утешение.

Керенский — душа Февральской революции

Когда Керенский пытался спасти жизнь Николая II, его, безусловно, побуждали к этому гуманные соображения. Однако он также исповедовал свою конкретную идею революции: она должна прежде всего избавить народ от кровопролития, покончить с унижением и не превратить палачей в жертвы, а жертвы — в мучителей. Таких идеалов придерживался не он один, однако у него они проявлялись с большей силой и убедительностью, чем у других революционеров. И это объясняло его популярность. Как все русские социалисты, он был республиканцем, и в деле, касающемся судьбы царя, никто не подозревал его в махинациях, преследующих политические цели.