Елизавета Дворецкая - Лесная невеста

• Название: Лесная невеста
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Издательство: Литагент «Клуб семейного досуга»7b51d9e5-dc2e-11e3-8865-0025905a069a
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-966-14-4405-7

Древняя Русь, начало IX века. Безвестным воином покинул Смоленск Зимобор, старший сын умершего князя Велебора, чтобы в чужой земле искать себе доли. Дева Будущего, младшая из трех богинь судьбы, сделала его непобедимым… в обмен на его любовь и верность. Подаренный ею венок будет хранить его в глухих лесах в схватках с нечистью и на ратной службе в дружине полоцкого князя. Но стоит Зимобору выбрать себе другую невесту, и милость отвергнутой богини сменится страшным гневом…

Книга также издавалась под названием «Золотой сокол»

---

Князь Столпомер пристально смотрел на него, словно хотел увидеть все то, о чем пришелец не пожелал говорить. То, что он не сказал всего, было очевидно, но ведь, возможно, тайны этого смолянского парня вовсе не помешают ему служить, а люди, тем более такие умелые воины, всегда нужны.

И сам вид пришельца внушал невольное расположение к нему – здоровый, румяный, с ясным умным взглядом и честным открытым лицом, он казался хорошо знакомым и близким человеком, с которым связывают давнее доверие и дружба. «Служить буду, как отцу родному». Князь Столпомер очень редко видел своего сына Бранеслава, но не желал бы иного счастья, если бы его собственный наследник был вот таким и смотрел бы на него такими же глазами.

– Что ж, оставайся! – решил наконец Столпомер. – Кормить стану, одевать, честью и местом не обижу, что заслужишь, то и получишь. Случатся походы – будут добыча и серебро, ну, сам знаешь. Определи его, Озимич, куда там лучше.

Выйдя во двор, воевода подозвал Хвата.

– Принимай! – велел он и хлопнул Зимобора по плечу. – Пусть пока у тебя в десятке будет, там посмотрим.

– Ну, пошли! – Хват тоже хлопнул Зимобора по плечу. Не заметно было, чтобы он обижался за недавнее поражение. – Ледич, да? Пойдем, покажу, где наша изба. У тебя из пожитков еще чего есть?

– Все на мне. – Зимобор улыбнулся. Все его добро, включая рубаху, подаренную Крепенихой, было на нем надето.

– Ничего, разживешься. У нас хорошо, кормят будь здоров, девки красивые… – Он оглянулся на пробегавшую мимо челядинку с горшком, но тут же ему на глаза попались двое молодых кметей, дерущихся на мечах, и он азартно закричал кому-то:

– Кистью работай, кистью!

В эту ночь Зимобор уже спал на широких полатях в дружинной избе, а наутро для него началась новая жизнь, в то же время знакомая и привычная до мелочей. Едва ли можно было найти для него другое место, где весь порядок меньше бы отличался от того, к которому он привык. В дружинных избах, во дворе среди кметей прошла вся его предыдущая жизнь, и теперь он после короткого перерыва вернулся к прежнему. Он быстро узнал по именам всю Столпомерову дружину, старшую и младшую, а все остальное здесь было, как и дома. Такие же щиты, покрытые отметинами от ударов, висели на стенах дружинной избы, такие же медвежьи шкуры украшали лавки. Кмети по утрам так же сражались друг с другом, потом долго и упорно обтесывали доски, собирая себе щиты про запас, и по углам дружинных изб, как и в Смолянске, валялись чьи-то старые, изрезанные в лохмотья рубахи, треснутые плошки, старые рога с плесенью внутри. Про эту плесень, вырастающую в невымытой посуде, тут говорили «Павсикакий завелся» – в память одного приставучего грека, по имени Павсикакий, который жил в Полотеске пару лет назад и никому не давал прохода рассказами про греческого бога. Потом он ушел проповедовать куда-то в леса и там благополучно сгинул, а поговорка осталась.

Здесь так же ругались, вопрошая, ради какого лешего Медвежко сел на Свенов ларь – будто ты не знал, что он сломанный! – и кто теперь будет чинить? На пирах рассказывались весьма похожие истории как о сражениях, так и «подвигах», совершенных спьяну и вызывавших ничуть не меньшую гордость. Даже кметь по прозвищу Степняк здесь имелся, как и в Смолянске, только там был Актемир, полукровка, родившийся от пленницы, а здесь – Мурсук, чистокровный хазарин, какими-то смутными ветрами занесенный далеко на север много лет назад, безбородый, узкоглазый человек с резкой проседью в длинных черных волосах, заплетенных в гладкую косу.

Все силы и способности Зимобора здесь были на месте, и уже через неделю Требимер ставил его присматривать за поединками более молодых и менее опытных. Прошлой зимой, как Зимобору рассказали, в Полотеске прошел мор, унесший много народу, в том числе и жену самого Столпомера, княгиню Творимилу. В дружине тоже был большой урон, не считая потерь, понесенных в боях с варяжскими разбойниками, иногда прорывавшимися по Дивне-реке. От прежних восьми десятков, которые князь Столпомер постоянно держал при себе, осталось не более половины. В дружине по-прежнему имелось восемь десятников, но в десятках у них было человек по пять-шесть, а где-то и четверо.

Сейчас, весной, князь набирал новых отроков: и отпущенных родами, и проданных, и даже неведомо откуда взявшихся, беглых и изгоев, посылал только к волхвам проверять, что живой человек, а не еще какая навья дрянь. Безродные были ему даже выгоднее, потому что служили истово, за прокорм и одежду, ни на что иное не имели права, и родичи их не требовали для себя лишнего на том основании, что они, дескать, теперь князю родня, коли уступили ему своего сына.

Зимобор и сам был вроде из таких, безродных, но Требимер быстро заметил, что Ледич не только может научить, но и умеет это делать – спокойно, терпеливо, привычно объяснять и показывать по десять раз, не оскорбляя и не унижая никого, но зорко выхватывая глазом малейшую ошибку и, главное, хорошо понимая, что чем больше пота сейчас, тем меньше крови потом. Он отлично знал все мелочи: слишком большой подшлемник или сползающий на глаза шлем сделает тебя слепым в бою и отдаст в руки противника, а из-за плохо прикрепленной ручки щита воин останется с этой ручкой в руках, но без самого щита. Он видел манеру каждого со всеми ее недостатками – один слишком суетится, лезет напролом не глядя и будет легкой жертвой внимательного и хладнокровного противника, другой тратит слишком много сил, осыпая противника бессмысленными и бесполезными ударами, и быстро устает, третий…

Короче, через месяц Требимер разделил десяток Хвата на два самостоятельных, оба разбавил молодым пополнением и над вторым поставил Ледича. И никто из Столпомеровой дружины не обиделся и не сказал, что-де много чести: все видели, что это правильно. Ему было двадцать четыре года, но его воинский опыт, если считать с самого начала подготовки мальчика, насчитывал семнадцать лет. Из его ровесников большего опыта не имел никто, да и из старших – не все.

Месяца два прошли незаметно, начиналась осень. В селениях готовили серпы и не уставали любоваться почти созревшим хлебом – ячменем, просом, овсом, рожью, а заодно сторожить драгоценные нивы. Каждую ночь на краях полей разводили костры, мужчины с луками и рогатинами обходили межи, оберегая поля от медведей, кабанов, оленей, лосей, косуль. Кривичи, уставшие от лепешек из сосновой коры и лебеды, с нетерпением предвкушали настоящий хлеб, пироги, каши, блины – все те простые вещи, которых почти не замечаешь, когда они есть, и которых так отчаянно не хватает, когда их нет!

Но до полного благополучия было еще далеко. Семенное зерно частично было съедено, посеяли в этот раз меньше, поэтому и урожай ожидался меньше обычного. Князь готовил поход в торговые города Варяжского моря, где можно на больших осенних торгах купить хлеба и других припасов, привезенных с юга и запада, в обмен на меха, которых у него имелось достаточно.

С приближением осени зашевелились торговые гости. Многие, из внутренних земель, тоже потихоньку двигались на север, к морю, гостиные дворы у причалов Дивны оживились. На княжьем дворе тоже прибавилось народу: князю приносили мыто, подарки, рассказывали новости. С утра до вечера в обчине святилища, где князь принимал гостей, стоял гул, болтовня, смех, а почтенные купцы под шумок вели деловые разговоры.

– Это что, а вот я тебе про «греческий огонь» расскажу! – доносился из кучки разношерстного народа голос неукротимого Хвата. – Знаешь про «греческий огонь»? Ну, там смола с селитрой или еще чем-то, я не знаю, чего там намешано, и еще чары какие-то, ну, короче, если горшок разбить, оно вытечет и само загорится, и водой не потушить. Вот, дело было, сам не помню, но мне рассказывали, что я это сделал.

– Как – не помнишь? – удивлялись слушатели.

– Ну, пьян был. Мы тогда в Ладоге стояли. Ну, там один мужик нас напоил в дымину, а потом пошли мы с ним и еще с Рыбаком… Не помню, куда шли, вроде к тому мужику, но шли, помню, через пристань. А там ладья, и что-то с нее сгружают, и мужик бегает, вроде хозяин… «Помогите! – кричит. – Грабят!» Потом воевода разобрал, за долги, что ли, у него хотели пару бочек сгрузить. Нас увидел и опять орать: «Помогите, спасите!» Ну, мы туда. Нас трое, еле на ногах стоим, а тех с десяток.

– Да у тебя спьяну в глазах троилось! – смеялся кто-то.

– Ну, не знаю. Те бочки хватают, а мужик кричит: «Не трогай, там “греческий огонь”!» А я хватаю горшок, над головой поднимаю, кричу: «А ну, разойдись, щас как жахну!» Они в ответ: «Не тронь, дурак, сам сгоришь!» Ну и бежать. А там в горшке мед оказался…

Слушатели смеялись, а десятник Суровец качал головой:

– Ой, парень, а если бы правда «греческий огонь» оказался? Ведь всю Ладогу сжег бы, дурак пьяный! Чем своими подвигами дурацкими хвалиться, пойдем лучше на пристань, там смолянский обоз пришел.

Зимобор, до того слушавший одним ухом, невольно обернулся.