Александр Пресняков - Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.

• Название: Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.
• Автор: Александр Пресняков
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-985-18-1210-9

Предлагаемая работа — часть первого тома «Лекций по русской истории», прочитанных автором в 1904—07 гг. При перепечатке издатель снял главы 1—4, посвященные судьбе Великого княжества Киевского и Великого княжества Галицкого (в результате пятая глава книги Преснякова в нашем издании стала первой). Издатель также поставил свыше 100 иллюстраций, которых у автора вообще не было.

Историю Великого княжества Литовского профессор Пресняков рассматривал с позиций западнорусизма. Несмотря на это, его книга сохраняет ценность за счет детального рассмотрения социально-правового устройства ВКЛ и проблем, связанных с заключением Кревской (1386), Городельской (1413) и Люблинской (1569) уний между ВКЛ и Польским королевством.

---

С наместничьим держанием в руках воеводы-старосты соединены, однако, функции, выделяющие его из ряда других наместников-державцев и вытекающие из его полномочий и вообще роли представителя центральной, великокняжеской власти. Тут, как сказано, их главное значение — именно воеводство, ведание военной команды и военного дела.

Некоторое общее для всего воеводства административное значение имели они по отношению к общеземским повинностям, которыми разнородные элементы земли тянули к главному городу, как городовое дело, некоторые натуральные («дякольные») сборы и службы (сторожа). Но это их значение весьма неустойчиво и условно, тем более что управление главными «гродами» постепенно переходит к особым должностным лицам — каштелянам, иногда, правда, но не всегда, соединяется с воеводством в одних руках.

Быть может, существеннее была иного рода деятельность воеводы в делах управления земли: исполнение различных поручений господарских по судебно-административным делам, по приисканию земель и иного рода пожалований, по самостоятельной раздаче мелких пожалований (в связи с организацией служб), по представлению к пожалованию господарем тем или иным лицам держаний или иных более крупных пожалований. Эта его деятельность, естественно, ставила его в центре множества местных интересов, придавая ему значение центральной для данной земли силы, которая влияла весьма значительно на развитие местных отношений. По отношению к земле воевода заменил прежнего удельного князя, когда земля признала «своим» князем великого князя в Вильне и Троках.

Характерна в этом отношении история, разыгравшаяся в Смоленске после гибели Сигизмунда Кейстутовича, о которой говорено выше: наместник-воевода пан Сакович приводит смольнян к крестному целованию на том, что им его держать воеводой на время междукняжения; смольняне затем принуждают его к бегству и призывают к себе воеводой князя дорогобужского. Видим тут перенос на воевод старых воззрений относительно призыва на стол князей.

Историки Литовско-Русского государства нередко говорят о том, что «выбор воеводы зависел от населения той или иной земли», что «в большинстве земель наместник назначается или с согласия населения или даже избирается им самим, хотя и утверждается королем», а поэтому дело представляется иной раз так, что наместник воевод в господарской раде «является представителем областных интересов»{86}.

Заключение об избрании наместника, в данном случае старосты, самим населением делается прежде всего на основании жмудских привилеев, где читаем формулы, весьма выразительные:

«теж старосту, которого бы хотели мети, того им даем, а ведь з нашою волею» (1492 т.; латинский текст: «item capitaneum quem habere voluerint, eis dabimus, nostra tamen voluntate etiam ad hoc accedente»){87}.

Эта грамота Александра Казимировича подтверждает «вольности и ласки», какие жмудины имели во времена Витовта и Казимира. Во главе Жмуди вскоре после крещения жмудинов, с 1413 г., поставлен Витовтом Кезгайло, староста жмудский. Он продержался до гибели Сигизмунда Кейстутовича в 1440 г.

Затем, когда великим князем литовским стал Казимир, Жмудь, державшаяся Михалка Сигизмундовича, восстала, выгнала Старостиных Кезгайловых наместников и избрала себе старостой Довмонта, племянника Контовта, одного из панов, близких ко двору виленскому, родом жмудина. Казимир двинулся было на Жмудь с войском, но посредничество Яна Гаштольда привело к следующему компромиссу:

«пошли, твоя милость, им старосту подлуг их воли Контовта, бо теперь в Жомоити Контовтов племянник справует, а то их самих и того племянника своего намовит».

Так и сталось. Казимир послал в Жмудь пана Контовта, и ему уступил племянник, «которого были Жомоить обрали старостою у себе»; уступила и Жмудь: «призволила служити князю великому Казимиру». И Казимир, продолжает та же летопись, «утвердивши их присягами и под себя подбивши», уговорил Кезгайла, старосту жмудского, «чтобы старостою был в Жомоити до трех год Кунтовт для того, чтобы он вмоцнил их служити князю Казимиру, и Кезгайл на то призволил, а как три годы вышли, и Кезгайл старостою Жомоитским по старому был, а Контовта отняли»{88}.

Луцк в XIII—XIV вв. Гипотетическая реконструкция Т.А. Трегубовой 

Таков первый случай выбора старосты Жмудской землей. В том же рассказе летописи по списку Быховца (к сожалению, не имеющему параллелей в других западнорусских летописях) сообщается, что Казимир, приняв жмудинов, «им присягу дал заховати их в ласце своей со всеми их имении». Более чем вероятно, что свое обещание он скрепил выдачей грамоты-привилея. Мало того, некоторые черты этого привилея нетрудно заметить в грамоте 1492 г. И прежде всего два параграфа перешли из него сюда: 1. «Найпервей, хочем, иж им жадны не мает мовити, альбо на очи истить, ижь бы прет мечь, альбо через оный валки были звалчоные, але з доброю волею пристали» и 9. «тех старосту, которого бы хотели мети, того им даем, а ведь же з нашою волею»{89}.

Тут даже в подтвердительной грамоте сохраняется оборот речи, выражающий в настоящем времени единичный факт. Был ли он обычно правовою нормой? Несомненно. Но эта норма плохо выражается словами об избирании воеводы населением и т. д.; подобные формулы так же мало соответствуют реальным историческим явлениям, как рассуждения о том, [что] в древней Руси вечевые города избирали князей. Суть дела ведь была в добровольном признании власти, в соблюдении этой «добровольности» в форме ряда даже там, где приходилось подчиниться силе.

И такое соблюдение вовсе не было пустой фикцией: оно выражало принципиально важную идею, что, как читаем в подтвердительном жмудском привилее 1574 г., жмудины

«яко до продков наших великих князей литовских, так и до нас господаря (Генриха Валуа) за добровольным обраньем, яко вольный народ приступили»{90}.

А реальное, житейское последствие этого принципа — обязанность господаря подтвердить и хранить все местные права и привилеи, блюсти старину, на что не могли бы претендовать те, кто не «сами добровольне под панованье ся поддали, а мечом, либо кгвалтом до того притеснены».

Как бы то ни было, но жмудские старосты XV в. мало похожи на «представителей областных интересов» в господарской раде. Переход большего, чем было ранее, круга местных дел из рук великого князя к этому «земскому избраннику» отнюдь не встречал сочувствия во влиятельных элементах местного населения.

Возьмем хоть пример, извлеченный из книг литовской метрики Любавским. Он относится уже к XVI в., к 1522 г., но речь идет о том же старосте жмудском Станиславе Яновиче, помянутом в числе вельможных панов, которые «при том были» в конце привилея 1492 г. Королю Сигизмунду пришлось разбирать с панами-радою спор между ним и панами, тиунами и боярами земли Жмудской. Кстати, дело это дает ценный комментарий к следующему параграфу помянутого привилея: «теж жадных инших воевод и тивунов не мамы им давати,. одно тых, которых бы они собе обрали, альбо хотели обрати с своих поветов, або которых бы у нас просили». Челобитчики жалуются на то, что тиунства в земле Жмудской раздает не король, как бы следовало по привилеям Казимира, Александра и самого Сигизмунда, а пан староста.

Пан же староста Станислав доказывал, что те тиунства, кроме четырех дворов и одной волости, издавна находились «у подаваньи» старост, причем такая практика никогда жалоб не вызывала, и пан Станислав выиграл дело. Только после его смерти король взял «у свою моц и подаванье» еще 17 волостей, очевидно, не вопреки, а согласно желанию местного панско-боярского класса{91}.

Отношения между местным населением, с одной стороны, и местной администрацией, старостами и тиунами, с другой стороны, хорошо характеризуются уставной грамотой того же Сигизмунда 1529 г. О тиунах этих, ведавших суд и управление по волостям (поветам) Жмудской земли там, где не было наместников-державцев, еще больше прямого основания, чем относительно старост, говорить, как о должности выборной. Но и то требует внимания своеобразная терминология привилея 1492 г., поминающая тиунов, «которых они собе обрали, альбо хотели обрати с своих поветов, або которых был у нас просили».

Это, конечно, не две или три разные категории, но одна, и притом такая, что ее надо согласовать с помянутым «подаваньем» тиунств великим князем либо старостой. Речь явно идет не об избрании на должность с утверждением господаря, а о практике, близкой к тому, но иного типа: об обычае считаться при назначении с просьбой общества за излюбленного кандидата и с «обмовлением», жалобой или требованием смены тиуна, ставшего в тягость.

Уставную грамоту 1529 г. великий князь дает «бачучи великое утисненье и обтяжливость подданных наших от старост жомоитских и от тиунов земли Жомоитское, которую они обтяжливость им чинили многими и тяжкими роботами и неизмерными подачки и въезды своими, чинячи собе на них поседи: для чего ж тая земля Жомоитская, подданные наши, велико собе стоскнули и многие люди с местец своих прочь ся разошли и земли многие опустели». Охранить население от таких притеснений Сигизмунд и думает двумя мерами: 1) тем, что, выделив часть волостей «в моць и подаванье» новому старосте, остальные 14 (17) волостей берет в свое «подаванье» и 2) дает особые уставные грамоты на порядок управления и размеры повинностей в тех и других{92}.