Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

• Название: Память о мечте (сборник)
• Автор: Ирина Озерова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905720-23-9

Эта книга – дань памяти прекрасному Человеку, Поэту, Переводчику.

«Ирина Озерова была настоящим поэтом, поэтом с большой буквы и такой останется в русской литературе».

«В стихах Ирины Озеровой уместилась целая жизнь. В ней, как в большом и светлом доме, дружно живет множество людей – людей разных времен, но единых по духу».

«Творческая бескомпромиссность – одно из главных свойств настоящего писателя будь он поэт или прозаик. Она приобретает особенное значение в исторические эпохи. Этим свойством Ирина Озерова обладала в полной мере. И оно ставит ее в одну, пусть не очень многочисленную, когорту блистательных русских литераторов, которые спокойно и смело будут смотреть в глаза потомкам».

---

Филателия

Филателия – странная забава.
Филателистам нынче нет числа.
Тщеславие не отличишь от славы,
А шлюха, словно девочка, чиста.

В альбомах умещаются созвездья,
А среди них вращается земля.
Не ради добрых иль дурных известий
Почтовые чернеют штемпеля.

В прозрачной современной упаковке
Преуспевают звери и цветы.
Шедевры Лувра или Третьяковки —
В бумагу превращенные холсты.

Как временем, подернутые клеем,
В альбомной аккуратной тесноте
Служитель Бога рядом с Галилеем
Обосновались на одном листе.

Ты держишь мир при помощи пинцета,
Ты держишь мир – и не дрожит рука,
И новенькая. Пестрая планета
Летит как мячик через все века.

И острия Истории – не остры,
И острые углы закруглены.
Планеты круглой глянцевитый остов
Размножен с указанием цены.

Карусель

Город – огромный асфальтовый круг
Под выцветающим куполом неба…
Городу хочется зрелищ и хлеба,
А не одних коммунальных услуг.

О, этот ярмарочный балаган
И деревянные лошади в мыле…
Мы центробежной подвержены силе
Так же, как встарь самодельным богам.

Крутится круг. Неизбежен закон,
Нас относящий к простору окраин…
Глухо кремень ударяет о камень,
И высекается микрорайон.

Пятиэтажный унылый барак —
Ноев ковчег городского потопа…
В нем мы живем, словно в чреве Циклопа —
Темном убежище вечных бродяг.

Будьте добры, отведите метраж
Под потолком двухметрового блока,
Пусть модерновое наше барокко
Входит неистово в новый вираж.

Где же начало? Где над Арарат?
Плуг деревянный готовит оратый…
Крутится круг каруселью проклятой,
Мчится вперед, возвращаясь назад.

«Ах, почему бессонны города…»

Ах, почему бессонны города,
Когда седьмые сны глядят деревни?!
Стооких зданий серая гряда
И у подножий – чахлые деревья.

Они сюда случайно забрели,
Они необычайно одиноки
На круглых голых островках земли,
Затерянных в асфальтовом потоке.

Все камень, камень… Камень – я сама.
Героев нет. Остались их музеи,
Ми я для крупноблочного ярма
Сама, согнувшись, подставляю шею…

Пустота

Только пыль на чердаке —
Рухлядь стала нынче в моде,
Хоть совсем не время вроде
Нам копаться в сундуке.

Но отныне налегке
Мы от прошлого уходим
Вдоль по сумрачной погоде
Лишь с купюрами в руке.

Покупают все подряд —
Вещи бабушкины – клад,
И не будешь ты в накладе.

Безымянна и чиста
Нынче только пустота
Остается где-то сзади.

Птицелов

Кем станешь ты, случайный птицелов?
Тюремщиком в навязчивой заботе,
Иль хлебосолом, давшим корм и кров
На долгий зимний перерыв в полете?

Ах, птицы, запертые на засов!
О чем вы в клетке весело поете,
Оплачивая песнями без слов
Все хлопоты о ненадежной плоти?

Хозяин к вам уже давно привык,
Вы человечий поняли язык,
В глаза глядите преданно и добро…

Но грянет птичий зов когда-нибудь,
И вы о клетку разобьете грудь,
Как сердце разбивается о ребра.

«О чем печально утки крячут…»

О чем печально утки крячут
Над озером в вечерний час?..
Они почувствовали, значит,
Ружья холодный круглый глаз.

И, приподняв над камышами
Свои тяжелые тела,
Куда лететь – не знают сами —
От наведенного ствола.

Но выстрелив разящей дробью,
Но дело выполнив свое,
Как утка раненая, вздрогнет
Победоносное ружье.

Нокаут

Что это? Ринг?
А может, эшафот?
Качаются канаты.
Все едино.
Юпитеры,
Судья.
Толпа ревет.
И мы вдвоем идем на середину.
Босые ноги, влажный чернозем,
Подснежники на вырубке старинной,
Бумажный змей и деревянный дом
Моей когда-то были серединой.
Все справедливо.
Кратко грянул гонг.
Удар.
Еще удар.
Гудят перчатки.
Скользящие перемещенья ног.
Геометрический квадрат площадки.
Иллюзия могущества… Испуг…
Испуг… Иллюзия… И многократно
Вычерчивался этот адски круг,
Который только кажется квадратным.
Все эти апперкоты и крюки
Когда-нибудь в воспоминанья канут.
Но чертят лампы странные круги.
Мир повернулся
И исчез…
Нокаут.
Неведома нам книга бытия.
Но вот уже квадрат стремится к кругу,
И вскинет не судья, а судия
Поверженную, призрачную руку.
Когда забрезжит светом темнота,
И вверх взлетит победная перчатка,
Соперники займут свои места.
Какой дурак назвал победу сладкой?!

«Как примириться с мыслью странной…»

Как примириться с мыслью странной,
Что и во сне – не полетишь.
Жизнь стала широкоэкранной,
В ней мелочей не разглядишь!

Кленовый лист упал в ладони —
Но то не лист, а листопад.
Минуты понесли, как кони,
Им нет уже пути назад.

О, это светопреставленье,
Мысль, пулей бьющая в висок,
И неизбежное движенье —
Жизнь, уходящая в песок.

Законы логики, законы,
Изобретенные навек,
В законы физики закован
Закоченевший человек.

И все миры давно открыты,
И не тоскуешь ни о ком,
И радиус земной орбиты
Натянут жестким поводком.

А я все домики рисую,
Трубу и над трубою дым,
И дождь в линеечку косую,
И солнце круглое над ним!

Сонеты о машинах

I

Изысканность рисунка перфораций
Машинам уготовит пьедестал…
Но электронный питекантроп стал
Тупицей, не способным сомневаться.

Хотя он знает, что творил Гораций, но кружит людям голову металл.
И новым культом – культ машины стал:
Лишь ей решать – нам нет нужды решаться.

Во мне давно забытая латынь
Кривой улыбки порождает стынь
Крупицей золота в осколке рудном.

Хотя сама латынь давно мертва,
Но в сотне языков ее слова
Остались в совершенствованье трудном.

II

А кто сказал, что заключен прогресс
В болтах, винтах, транзисторах и прочем?!
Мы ярлыки к явленьям приторочим,
Явлений смысл не понимая без…

А может, это балуется бес,
Игрушки пчелам выдавши рабочим?
И мы играем, а потом пророчим, —
Такой у нас, наверное, замес.

А пчелы видят цвет и аромат,
За каплей меда попросту летят,
Потом нас медом потчуют пчелиным.

Но совершенство шестигранных сот
Прекрасно, как и первый наш урод,
И поколенье первое машинам.

III

Я машину научу… Научу —
Лучше нашего слова выбирать,
Даже в шахматы, как боги, играть,
Если только захосу. Захочу!

Мне все это по плечу? По плечу!
И оставлю я машинную рать
На земле мои дела продолжать,
Если к звездам полечу. Полечу?

Но задумаются горько они,
На планете оставаясь одни,
Кто им жизнь такую трудную дал?..

Может, маленький и злой человек?
Так не смог бы он придумать вовек!
Их, наверно, Бог машин создавал.

Друзья

Есть, на счастье, друзья у меня.
Мы не видимся с ними подолгу…
Но дошедши до черного дня,
По любви мы живем – не по долгу.

Как в набат, в телефоны звоня,
Говорим непонятно и волгло,
Ибо память о прошлом храня,
По любви мы живем – не по долгу.

И друзья мои слышат набат
И приходят не ради наград,
А, как водится, – буднично просто.

И становится легче чуть-чуть
Эта боль, источившая грудь,
И друзья мне такие – по росту.

Тайна

Веселое пятно на потолке…
Но – говорят – он просто не побелен,
А зайчик солнечный в моей руке
Неощутим, бесплотен и бесцелен.

Я угадала Моцарта в сверчке,
Но он на сто Сальери был поделен.
И я брела сквозь время налегке,
Поскольку груз мой был в пути потерян.

Уже давно побелен потолок.
Но зайчик жив. Он выжить мне помог
В наивном хитроумии эмоций.

Сверчка не слышно на закате дня.
Но по ночам есть тайна у меня:
В моей душе готов проснуться Моцарт!

Больничные раздумья

Неощутимая утрата —
Старинной клятвы перевод…
Я вспоминаю Гиппократа,
Когда болезни час придет.

И сострадание не свято,
И все страшнее каждый год
Звучит больничный стон палаты,
Когда болезни час придет.

Наверно заблуждались греки,
Преуспевая без аптеки,
Пред алтарем склоняясь ниц.

Вступая с Гиппократом в сделки,
На них работали сиделки
И воскрешали без больниц.

Похоронный марш