Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

• Название: Колесница Джагарнаута
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

- Обыщи его! - приказал Мансуров.

Под суконной чухой у перса оказался целый арсенал из револьверов.

- Любитель оружия, так сказать, коллекционер... Где телефон?

- Бензин нет! Фрау нет! Телефон нет!

Мансуров приказал сторожу идти впереди, и они обошли здание. Алиев показал на дверку чулана:

- Здесь.

- Молодец. И как ты успел разузнать?

- Во дворце разговор слышал.

Сторож ключей не дал. Пришлось сломать замок.

- Ну, теперь гора с плеч, завтра наши люди будут здесь, - сказал, выйдя из чуланчика, Мансуров. - Сдай старика кетхуде-старшине. Пусть подержит в холодной. А мы поедем обратно.

Не было привычки у Алиева задавать вопросы, а Мансурову некогда было выяснять, кто такой на самом деле сторож-перс. Алиев служил в рядах Красной Армии с гордостью, с сознанием собственного достоинства и считал необходимым строго соблюдать во всем дисциплину. Только с разрешения генерала он рассказал, как ему удалось разузнать про телефон.

- Товарищ генерал, этот толстяк... ну, помещик, он все девку прижимал да поил вином, а сам шептал ей: "Поедешь со мной. Нельзя тебе оставаться. Всех немцев заберут, тебя не помилуют. Я в Баге Багу тебя спрячу". А девчонка согласна: "Только сначала завезите меня на бензоколонку. Надо предупредить". - "Кого предупредить?" - спрашивает жирняк. "А своих... Тегеран, Мешхед надо предупредить. По телефону". - "У тебя телефон?" удивился жирняк. "Полевой телефон, - говорит. - Недавно провели. Никто не знает". Тогда он сказал: "Пойдут после завтрака все отдыхать, я тебя отвезу". Она, товарищ Мансуров, не американка. Она - немка... Ого, это что?

Навстречу выкатился из-за поворота "шевроле".

Машина столь угрожающе устремилась на "фордик", что Алиеву пришлось проявить чудеса водительского искусства. Он вывернул руль и чудом удержал свою машину над обрывом. "Шевроле" тоже остановился, по инерции взобравшись совершенно непостижимо вверх по каменистому откосу, и замер.

Побледневший Алиев вцепился в руль и бормотал проклятия:

- Убийцы-ишаки! Чтоб тебя черная оспа изуродовала, чтобы у тебя глаза вытекли... Они нарочно, товарищ генерал. Хотели столкнуть, не иначе...

- Если я открою дверцу? - спросил Мансуров. - Взгляни - мы твердо стоим?

Алиев посмотрел вверх на "шевроле", висевший почти над ними. Посмотрел вниз, на журчавший по камешкам ручеек метрах в десяти под ними.

- Висим! - иронически сказал он. - Ад близко. Но выходите, товарищ генерал, осторожно... Они не выходят. Чего задумали? Вот вам автомат...

Осторожно приоткрыв дверцу, Мансуров вышел на дорогу, гладкую и блестящую в лучах солнца от меленьких камешков, прочло укатанных мощными катками. Кустики колючки и полыни сухо звенели под дуновением горячего ветерка. Пыль, взбитая колесами машины, медленно стлалась над землей. Хорошо дышать и смотреть на мир после того, как смерть заглянула тебе в лицо и прошла мимо.

Скользя по осыпающейся щебенке, Мансуров поднялся к безмолвному, не подающему признаков жизни черному мрачному "шевроле". Шофер лежал на рулевом колесе, низко опустив голову. Занавеска раздвинулась. Из-за внутреннего стекла на Мансурова с испугом смотрел Али Алескер. Губы его шевелились, но голоса слышно не было. За спиной помещика розовели обнаженные плечики "американочки", лицо ее, искаженное, подурневшее, выражало испуг.

Но уже через мгновение дверь машины распахнулась и достопочтенный помещик выполз на каменистый склон. Тут же Али Алескер захлопнул дверцу и ринулся к Мансурову:

- Тьфу-тьфу! Пусть приведет себя в порядок... Немного растрепалась... Неудобно! Кокетство... Стыдливость... Тьфу-тьфу, что случилось? Вах-вах, да мы... Ужас!

- Осторожно... Держитесь за меня. Что с вашим шофером? Он пьян, что ли?

- А мы прокатиться... гм-гм... Подышать с райской пэри... Нежные объятия. Прогулка в автомобиле. Тьфу-тьфу!

Губы Али Алескера приобрели уже гранатовый цвет. Он сложил раструбом ладони и крикнул в сторону машины:

- Луиза, выходи... Подыши воздухом, милочка.

"Амерпканочка" опустила стекло и высунула сильно встрепанную головку. Зло кривя губы, закричала:

- Вы мне всю кофточку порвали... Черт возьми! Я должна переодеться...

Она ничуть не стеснялась Мансурова.

- Кто она? - невольно вырвался вопрос у Мансурова.

- Она, тьфу-тьфу... э... Теперь она едет ко мне в Баге Багу. Хочет посмотреть райский наш сад...

- Она немка?

- Очаровательное тело, немецкое ли, американское ли...

Мансуров спустился к своему "форду".

На какие только ухищрения ни шла "американка", чтобы проникнуть в чулан с телефоном, ей это так и не удалось сделать. Алиев устроился спиной у двери, наслаждаясь прохладой тени. Мансуров тут же беседовал с почтенным кетхудой, не упуская из виду Али Алескера. Старшине селения Мансуров оставил записку для командования в Мешхеде.

Появилась "американка", на этот раз одетая строго: в коломянковый полувоенный мужской костюм и темный пыльник. Сердито кусая губы и настороженно поглядывая на дверь, к которой прислонился спиной Алиев, она властно бросила Али Алескеру:

- Поехали, толстячок. Поедем смотреть вашу райскую обитель.

Она попросилась в "фордик" Мансурова. Запротестовавшему Али Алескеру она довольно громко бросила:

- Даете волю рукам. Да вы совсем пьяненький.

ГЛАВА ВТОРАЯ

За один дирхем муфтии сделают сто

раз правду неправдой. За грош,

переделав сто раз "нет", напишут сто

раз "да". Муфтию ничего не стоит

истребить целый виноградник, лишь бы

получить корзину винограда. За мешок

пшеницы они пустят на ветер гумно с

обмолоченным хлебом.

А л и ш е р Н а в о и

Конь принадлежит тому, кто на него

сел. Меч - тому, кто им перепоясался.

О с м а н и б н Д ж и н н и

Выскочил из камыша страховидный, весь в космах и лохмотьях человек и прокричал:

- Не ходи дальше!

Страшно закричал. И где-то глухо пробурчало, прогудело эхо, от которого мурашки по коже: "Не... ходи... ходи дальше!"

Кричащий напугал Алиева. Пришлось затормозить "фордик". Что-то проорал косматый и исчез.

Густой осенний камыш расступился, сомкнулся и проглотил оборванца, и лишь камышовые метелки прошлись волной. Человек по натуре взрывчатый, быстрый в действиях, Мансуров с трудом сдержал себя.

С громким криком Мансуров бросился в самую гущу зарослей, и, как ни петлял оборванец, через минуту он уже ощутил на плече железные пальцы. Непрошеный вестник таращил подслеповатые глазки и разевал беззвучно рот, ощеренный осколками зубов, тряся раскинутыми руками и бормоча все так же: "Не ходи дальше!"

Рука Мансурова привычно скользнула за пазуху нищего и выхватила пистолет новенькой марки.

- Так, ноги ведут туда, куда хочет человек... Дело твое плохо! Говори правду! Кто ты? Сколько тут вас?

Камышовый человек, грязный оборванец, зловонный заика хрипел в испуге:

- Не подымай руку! И сабля остра, да шея толста. Великий муж старится, а мысли не старятся!

- Кто тебя подослал?

- Дай бакшиш, - нагло сказал оборванец.

Пропитанный прелью туман полз по камышовым макушкам, капли росы на листьях лоха поблескивали жемчужинами. От усталости голова кружилась словно небесный свод. Мансуров сунул нищему тяжелый серебряный портсигар.

Тот раскрыл его, щелкнул замочком и хихикнул:

- Не ходи дальше. Святой мюршид не велел ходить дальше.

Он мгновенно высвободил плечо и нырнул в камыши. Мансуров поднялся на высокий берег Кешефруда. Не было смысла гоняться за зловонным вестником. Портсигара было жалко.

Опять, значит, мюршид! У него что-то серьезное на уме. Он - хозяин, подлинный хозяин этой странно освещенной низким, но еще горячим солнцем пустынной, аспидно-серой степи. Какая гибельная власть в руках этого мюршида, какая власть над душами и сердцами людей! Сколько горя уже причинил он его любимой Шагаретт! Мюршид искалечил душу молодой женщины, калечит душу их сына.

И Алексей Иванович вдруг ощутил, что страх, самый настоящий страх, похожий на отчаяние, ползет откуда-то издали, с самого горизонта, ядовитого, желтого, полного тревоги.

Слабость натуры человеческой! С первобытных времен в безводной, дикой, безжалостной пустыне доблестные мужи дрожат от страха листиком на ветру. И как все меняется от времени, от настроения. Та же пустыня совсем недавно ему и его любимой открывалась далекими прозрачными потоками животворящих ветров, сиреневой дымкой сумерек, росой пахучей полыни, серебрящимися в лучах луны озерами. И даже редкие разбросанные, такие ныне зловещие купы камыша казались островками счастья в песчаном море пустыни. Тогда они ценили красоту пустыни, восторгались даже змеями и черепахами, наслаждались горячими порывами гармсилей, с блаженством глотали капли редких дождей и превратились в настоящих солнцепоклонников, ибо их приводили в умиление и восторг грандиозные торжественные симфонии желто-оранжевых закатов и великолепие восходов солнца над грядами желтых волн барханов. Прекрасна пустыня, когда в твоей руке нежная рука возлюбленной и локоны вьются вокруг прекрасного лица на фоне песчаных вихрей вдали!